Машина различий - Гибсон Уильям. Страница 34

Лорд Дарвин.

Мэллори и великий естествоиспытатель бродили по зеленым, сплошь изрезанным заборами и живыми изгородями лугам Кента, Дарвин тыкал во влажную черную почву тростью и говорил — со всегдашней своей методичностью, с ошеломляющим количеством подробностей — о земляных червях. О земляных червях, которые невидимо и вечно трудятся под ногами человечества, в результате чего огромные валуны медленно погружаются в суглинок. Дарвин замерял подобный процесс в Стоунхендже, пытаясь определить возраст этого загадочного сооружения.

Мэллори подергал себя за бороду, и думать позабыв о карте. У него в глазах копошились черви, копошились все лихорадочнее и лихорадочнее, пока земля не начала вскипать, не пошла пузырями, как ведьмовское варево [72]. За какие-то годы, а может, и за месяцы все памятники более медлительных эпох утонут, как останки кораблекрушений, лягут на дно подстилающих скальных пород…

— Сэр, вам помочь?

Мэллори вздрогнул и очнулся. Видение растаяло, божественное откровение не состоялось, обернулось чем-то жалким и неприятным, вроде незавершенного чиха. Несвоевременный помощник, пожилой клерк в белом халате и круглых очках, смотрел с почти нескрываемым подозрением.

Но что еще хуже — и Мэллори это прекрасно сознавал, — он снова бормотал вслух. О земляных червях, скорее всего.

Он неохотно протянул клерку план.

— Я ищу КК-пятьдесят, по пятому уровню.

— Это значит“Количественная криминология”, сэр. А здесь у нас “Сдерживание и устрашение”.

Клерк указал на табличку над дверью ближайшего кабинета. Мэллори тупо кивнул.

— КК — сразу за “Нелинейным анализом”, первый поворот направо.

Мэллори зашагал дальше, спиною чувствуя скептический взгляд клерка.

Отдел КК оказался большим залом, разгороженным на крохотные клетушки. Вдоль невысоких, примерно по плечо, внутренних стенок сплошными рядами тянулись картотечные стеллажи, разделенные на множество выложенных асбестом ячеек. Облаченные в фартуки и нитяные перчатки клерки сидели за наклонными столами, изучая и обрабатывая перфокарты с помощью всевозможных клакерских приспособлений: здесь были механические сортировщики, держалки, желатиновые цветокодировочные нашлепки, часовые лупы, промасленная бумага и тонкие, с обтянутыми резиной кончиками пинцеты. Знакомая обстановка приободрила Мэллори, вывела его из недавнего мрачного настроения.

Клетушка, именовавшаяся КК-50, была кабинетом заместителя директора Бюро по количественной криминологии, которого, по словам Олифанта, звали Уэйкфилд.

Мистер Уэйкфилд не имел своего стола, иначе говоря, его столом являлось все пространство кабинета. Пюпитры для письма, выпрыгивавшие из стен под действием хитроумных шарниров, были лишь малой частью наисовременнейшей конторской системы, включавшей в себя стойки для газет, зажимы для писем, огромные картотечные шкафы, каталоги, шифровальные книги, клакерские руководства, хитроумный, со многими циферблатами хронометр, три телеграфных аппарата, чьи позолоченные иглы выщелкивали букву за буквой, и перфораторы, деловито пробивающие ленту.

Повелитель всей этой таинственной техники оказался белесым шотландцем с чахлыми, песочного цвета волосами. Глаза у него были какие-то слишком уж подвижные, чтобы не сказать бегающие. Не исправленный в детстве неправильный прикус наградил его отчетливой вмятиной на нижней губе.

Выглядел Уэйкфилд лет на сорок — возраст необычайно юный, если принять во внимание занимаемый им пост. Как и большинство хороших клакеров, он вырос вместе со своей профессией. Первому вычислителю лорда Бэббиджа, всеми почитаемому реликту, не исполнилось еще и тридцати лет, но ошеломительный прогресс вычислительной техники определил уже судьбы целого поколения.

— Прошу простить меня за задержку, — сказал Мэллори. — Я слегка запутался в ваших коридорах. Для Уэйкфилда в этом не было ничего нового.

— Не хотите чаю? У нас замечательные бисквиты. Мэллори покачал головой и открыл серебряный портсигар.

— Курите?

Бледный Уэйкфилд побледнел еще больше.

— Нет! Нет, спасибо. Здесь курение строжайше запрещено.

— Понимаю… — Мэллори убрал портсигар. — Только я не очень понимаю, что может быть плохого от хорошей сигары.

— Пепел! — отрезал Уэйкфилд. — И частицы дыма! Они плавают в воздухе, попадают в смазку, загрязняют аналитические устройства. А прочистить все машины нашего Бюро… Вы и сами понимаете, какой это адский труд.

— Конечно, конечно, — согласился Мэллори и поспешно сменил тему. — Как вам, вероятно, известно, я палеонтолог, но все же имею какое-то представление о клакерстве. Сколько у вас тут ярдов зацепления?

— Ярдов? Мы считаем шестеренки милями, доктор Мэллори.

— Правда? У вас столько мощностей?

— Скажите лучше, столько возни, — отмахнулся Уэйкфилд; его руки были затянуты в ослепительно белые перчатки. — Шестеренки при вращении трутся, нагреваются, расширяются, зацепление становится слишком плотным, на зубцах появляются выбоины. В сырую погоду портится смазка, а в сухую — работающая машина создает небольшой лейденский заряд, притягивающий всякую пыль и грязь. Сцепления заедает, перфокарты липнут к загрузчикам. — Он вздохнул. — Мы давно уже поняли, что никакие предосторожности, касающиеся чистоты, температуры и влажности не могут быть чрезмерными. Даже наши бисквиты к чаю пекут особо, чтобы снизить риск крошек!

Выражение “риск крошек” показалось Мэллори довольно комичным, но серьезное лицо Уэйкфилда не допускало и мысли о каких-либо шутках.

— А вы не пробовали уксусный очиститель Колгейта? — спросил Мэллори. — В Кембридже на него не нахвалятся.

— О да, — протянул Уэйкфилд, — старый добрый Институт машинного анализа. Нам бы их заботы! Они там в Кембридже трясутся над своей медью, сдувают с нее каждую пылинку — а почему бы и нет, если спешить некуда, если вся их работа — академические игрушки? А мы служим народу, вот и гоняем по сто раз самые громоздкие программы, гоняем, пока установочные рычажки не начинают гнуться!

Мэллори побывал недавно в Институте, кое-чего там поднахватался и решил теперь щегольнуть своими знаниями.

— Вы слышали о новых кембриджских трансляторах? Они более равномерно распределяют износ зацеплений…

Уэйкфилд его не слушал.

— Для парламента и полиции наше Бюро — просто ресурс. Мы всем и всегда нужны, но при этом нас держат на коротком поводке. Субсидии! Они просто не способны представить себе наши потребности, сэр! Давняя печальная история, да вы и сами прекрасно это знаете, вы же ученый. Не хотелось бы говорить грубо, но Палата общин не в состоянии отличить вычислительную машину от кухонного автомата.

Мэллори подергал себя за бороду.

— Какая жалость. Мили зацеплений! На таких мощностях можно сделать все, что угодно, просто дух захватывает.

— Ну, вы скоро умерите свои восторги, доктор Мэллори, — сказал Уэйкфилд. — В клакерстве потребности пользователя всегда превышают мощность доступной машины. Это — почти закон природы!

— Возможно, это и закон, — согласился Мэллори. — Закон какого-то уголка природы, нам еще не известного…

Уэйкфилд вежливо улыбнулся и взглянул на часы.

— Очень жаль, что высокие устремления сплошь и рядом разбиваются о будничные заботы. Мне не часто случается обсудить философию машины. Ну разве что с моим самозваным коллегой, мистером Олифантом. Он не рассказывал вам о своих глобальных проектах?

— Очень кратко, — покачал головой Мэллори. — Думается, его планы э-э… социальных исследований потребуют больше вычислительных мощностей, чем имеется у нас в Великобритании. Чтобы отслеживать каждую сделку на Пикадилли и так далее. Честно говоря, все это показалось мне утопией.

— В принципе, сэр, — возразил Уэйкфилд, — это полностью осуществимо. Мы и сейчас дружески присматриваем за телеграфными сообщениями, предоставлением кредитов и тому подобным. Человеческий элемент — вот здесь возникают настоящие трудности, поскольку лишь квалифицированный аналитик способен обратить сырые машинные данные в пригодную для использования информацию. А амбициозный размах этого проекта, если сопоставить его с более чем скромными размерами фонда зарплаты, выделяемого нашему Бюро…