Там, где ты (ЛП) - Трамбл Дж. Х.. Страница 35

Роберт появляется где-то через полчаса. Я в это время смотрю по CNN какие-то новости. Белая рубашка расстёгнута и вытянута из брюк. В руках он держит за пластиковую ручку соску и, широко улыбаясь, крутит ею у себя перед лицом.

— А-а, вот где я её оставил, — говорю я, выхватывая у него соску и засовывая её в рот по пути на кухню. Потом кладу соску на стол. — Чувствуешь себя лучше? — спрашиваю, оглядываясь через плечо.

— Да. Том Круз уже признался в своей ориентации?

Бросаю взгляд на экран телевизора:

— Если бы это случилось, то вряд ли бы это стало большой новостью. Что тебе положить в гамбургер?

— Что есть.

Устраиваюсь на диване рядом с Робертом. Он берёт слипшиеся бумажные тарелки, разделяет их и ставит на столик. Передаю ему холодную банку кока-колы. Он ставит её рядом со своей тарелкой и берёт с оловянного подноса, на который в конце каждого дня я выворачиваю содержимое своих карманов, корешки билетов.

— Концерт IronMaiden, — говорит Роберт, смотря на них и размахивая, как веером. На его лице читается невысказанный вопрос.

— Я ходил с коллегой.

— Мужчиной или женщиной?

Мне интересно, в чём подвох.

— Женщиной. Вообще-то это была мисс Уент.

Он кладёт билеты обратно на поднос и берёт лежащий там пустой блокнот. Чёрт! Нужно было его выбросить! Перелистывает страницы. Глаза у него немного опухли, а края нижних век покраснели. Он возвращает блокнот на место и делает глоток кока-колы.

На CNN Вольф Блитцер выспрашивает у СанджаиГупты его мнение о каких-то протестах где-то в мире.

— Разве вас не беспокоит, что я нахожусь сейчас здесь, в вашей квартире? — спрашивает он.

— Немного.

— Тогда почему вы привезли меня сюда?

Прежде чем ответить, я ненадолго задумываюсь. Несколько дней назад о таком повороте событий не могло быть и речи. Несколько дней назад я думал только о своей карьере, репутации, о том, как возможный скандал, может повлиять на мою дочь.

Но когда Роберт показал мне пустой блокнот, то при виде чистых страниц с моим сердцем что-то произошло. И этого уже не изменить. Я мог бы его отвезти поговорить в Starbucks, что за полчаса езды отсюда, в место, где, скорее всего, нас бы никто не узнал. Мы могли бы сидеть в его машине где-нибудь на парковке. Но я привёл его сюда, можно сказать, прямо в львиное логово.

Для меня самым важным было то, что Роберт падал и ему нужно было место для мягкой посадки. Вот так просто.

— Потому что, — говорю я, поворачиваясь к нему и осторожно фиксируя взгляд на уровне его плеч, — сейчас я больше волнуюсь за тебя, чем за себя.

Мы встречаемся взглядами и мне кажется, что он снова расплачется, но потом его глаза опускаются к моим губами и в голове у меня срабатывает сигнал тревоги.

— Ешь или я обижусь.

Роберт начинает вяло есть свой гамбургер, и у меня, похоже, тоже пропал аппетит. Полностью переключаю своё внимание на экран телевизора, но всё равно его присутствие рядом ощущается очень остро.

— Как насчёт мороженного? — спрашиваю я немного позже.

— «Moo-llenniumCrunch»?

— Ага, значит, заметил. Тебе повезло — я его ещё не открыл.

Собираю использованные тарелки и засовываю их в мусорный пакет под раковиной, а потом нахожу пару вазочек. Открываю упаковку с мороженным и ищу любимую ложку Кики с ручкой в виде вафельного стаканчика, когда слышу, что на мой телефон пришло сообщение.

Если я скажу, что у тебя прекрасное тело...?

Читаю его сообщение и смеюсь. Мне известно, что будет дальше.

— Кантри? Ха, можно умереть со смеху.

Бросаю взгляд через плечо — Роберт стоит, прислонившись к откосу, который отделяет кухню от жилой и одновременно спальной комнаты.

— Это слова не из песни, — говорит он.

Я знаю. Это видно по его взгляду, мягкому и умоляющему. Я снова улыбаюсь, будто Роберт пошутил, и поворачиваюсь обратно к мороженому.

— Один или два шарика? — спрашиваю глупо.

— Мы можем поговорить об этом?

Нет, не можем. Зачерпываю ложкой мороженое и кладу его в одну из вазочек.

— Пожалуйста, посмотри на меня, — говорит Роберт тихо.

— Так ты будешь мороженое или нет? — спрашиваю его быстро.

— Пожалуйста.

— Роберт, окажи мне услугу. Застегни рубашку.

— Зачем?

— Ты уверен, что нужно спрашивать?

— Нет, — говорит он. — Но я хочу услышать твой ответ.

Ловлю себя на том, что руками вцепился в край стола так, что побелели костяшки пальцев. Мороженое в вазочке начало таять и стекать по краям. Я не могу. Я не могу смотреть на него. А он видит меня насквозь. Одна часть меня рада, что Роберт уже знает, а другая часть меня в ужасе ждёт, что он сделает с этим знанием. Смогу ли я затормозить, если он начнёт действовать?

— Если я застегну рубашку, мы поговорим? — спрашивает он и в его голосе слышна мольба. Я не отвечаю, и он говорит: — Хорошо. Я застёгиваю рубашку.

Спустя пару секунд я беру со стола ложку и втыкаю её обратно в упаковку с мороженым, потом поворачиваюсь к Роберту, но мой взгляд прикован к линолеуму на полу.

— Между нами что-то происходит. То, как ты на меня смотришь… — он замолкает, а потом продолжает, и в его голосе слышится разочарование: — Я просто хочу поговорить об этом. Почему ты не можешь? Посмотри на меня. Я — не ребёнок. Мне восемнадцать. И... оглянись. Вокруг нас никого. Мы одни. Ч-чёрт! —Боковым зрением я вижу, как он поднимает руки, потом без сил опускает их вниз. — Эндрю, думаю, что я влюблён в тебя, и думаю, что, возможно... — слышно, как он бормочет: «Чёрт!». — Скажи мне, что я ошибся, и я никогда больше не вспомню об этом. Мы можем вернуться к старым отношениям. И притвориться, что этого никогда не было. Но мне нужно знать. Пожалуйста. Прошу, ответь.

Я не отвечаю. Я не знаю, что ответить. Я не буду отрицать, но и подтвердить его догадку не могу. Молчаливая пауза затягивается. Я боюсь на него смотреть.

Включается обогреватель.

В конце концов Роберт отворачивается.

— Я отвезу вас обратно к вашей машине, — говорит он тихо.

— Роберт... — он останавливается, и я поднимаю глаза. Мне хочется дотронуться до него. Но вместо этого сжимаю край стола сзади сильнее. Я готов сделать недопустимое для учителя признание, но я не могу позволить Роберту уйти вот так. Делаю глубокий вдох и слабо улыбаюсь: — В ту минуту, когда ты пройдёшь по проходу с дипломом в руке, я буду в твоём полном распоряжении и растекусь по тебе, как глазурь на пончике³⁰. Но до тех пор...

Я не успеваю договорить, потому что в следующий миг передо мной вырастает Роберт, закрывает мне ладонью рот и пристально смотрит в глаза. Каждый нейрон в моём мозге, каждое нервное окончание в моём теле вибрируют от жаркого возбуждения. В груди у меня разыгрывается настоящая битва: с одной стороны — учитель, который знает, что это неправильно, а с другой — мужчина, страстно желающий прижать к себе этого парня. Свободной рукой Роберт касается моей щеки, моей скулы, моей шеи. Я не прикоснусь к нему. Я не сделаю этого. Но знаю, что не смогу запретить ему касаться меня. Он убирает ладонь с моего рта.

— Роберт... — это просьба. О чём, пока не знаю. Двумя руками он притягивает моё лицо ближе и когда прижимается своими губами к моим, — сначала неуверенно, но потом отчаянно, — я не удерживаюсь и отвечаю также. Это правильно и неправильно. И чтобы наконец остановится, мне приходится собрать в кулак всю свою силу воли.

— Чёрт! — бормочу я, прижимаясь лбом к его лбу и отрывая за запястья его ладони от моего лица. — Мы должны остановиться.

— Я не хочу останавливаться, — говорит он, затаив дыхание и высвобождая руки. Он касается губами моей шеи, а его ладонь скользит по моей рубашке вверх. Живот инстинктивно поджимается, и я чувствую образовавшееся между поясом и мышцами пресса свободное пространство. У меня вырывается стон. Пальцы Роберта погружаются в волосы на моей груди, и я почти перестаю соображать.

И когда ко мне наконец возвращается способность логично мыслить, я кладу ладонь на его грудь и отодвигаюсь: