Противостояние (СИ) - Авсаджани Уча. Страница 34

— Мы уже редко заходим в Хранилище знаний, — сокрушенно молвил старик. — Все уже давно изучено и прочитано. В древние веремена здесь всегда был свет, факелы пылали ночи напролет, а теперь приходится звать слуг зажигать их изредка. Но ты поможешь нам наполнить его новыми знаниями, — чуть повеселев, добавил он.

— Оставляю тебя в надежных руках, — Клея отвесила легкий реверанс и в сопровождении слуг поплыла по коридору обратно.

Глеб с тоской проводил ее взглядом. Ему совсем не хотелось оставаться наедине с чудаковатым старцем. Но делать было нечего, и он проследовал за Гаром в место, которое тот гордо именовал Хранилищем знаний.

Местное Хранилище знаний встретило их затхлым воздухом и вековым безмолвием. В огромном зале, размеры которого только угадывались от соприкосновения жестких подошв с мраморным полом убегавшим куда-то далеко-далеко эхом, было на что посмотреть.

Не успев войти, они оказались стиснутыми узким проходом, по обеим сторонам которого, на сколько хватало глаз, тянулись стеллажи с еле выступавшими корешками книг. В принципе, за исключением того, что на входе не было приемного зала с вечно недовольными старушками-библиотекаршами, пристанище книг выглядело ровно таким, каким его и представлял себе Глеб, если бы не одно «но».

Перед каждым уходящим вдаль стеллажом стояло по каменному человеку. Они имели полностью разные каменные лица и одежду. Тут были и немощные согбенные старики, словно прижимавшиеся спиной к полкам, чтобы не упасть, и среднего возраста мужчины, вытянувшиеся во весь рост и горделиво выпятившие грудь. Даже навсегда застывшие выражения на их лицах отличались настолько, насколько могут разниться обыкновенные лица обыкновенных людей с житейскими проблемами. Некоторые были спокойны, всем своим видом показывая, что готовы вот так безмолвно стоять до скончания времен, другие покрывала маска тревоги. Одни были прозорливы, умны и даже любопытны, немногие излучали хитрость, третьи — откровенную тупость. Но все напоминали самых что ни на есть живых людей, издалека одинаковых как песчинки на морском побрежье, но вблизи разных, как все сущее на Земле. И все они уставились на Глеба, порываясь рассказать свою историю. Он не чувствовал вражды или угрозы с их стороны. Но было у каменных обитателей Хранилища еще одно сходство, которое пришло ему на ум позже, когда они почти добрались до места назначения. За все то время, что они шли, а шли они довольно долго, сколько Глеб ни всматривался, он не заметил среди них ни одной женщины.

Мальчик был бы не прочь задать пару вопросов Гару, однако тот сосредоточенно бубнил что-то себе под нос и, казалось, был совсем не расположен к пространным беседам.

Наконец, стеллажи, — а с ними и их застывшие хозяева, — кончились, и Глеб перестал ощущать на себе взор многочисленных неподвижных (неподвижных ли?) глаз. Впереди, в самом конце зала, рядом со стеной, показался постамент. На нем располагалась трибуна, вроде тех, с каких любят вещать политики. Что странно, она была обращена к стене, словно воздвигшие ее люди нисколько не заботились о том, что выступающему пришлось бы стоять спиной к аудитории. Лишь подойдя ближе, Глеб заметил на трибуне темнеющую обложку книги.

— Скажите, юный посредник, — вкрадчиво прошептал каким-то образом оказавшийся за спиной старик у него над ухом, от чего Глеб чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Для вас что-нибудь прояснилось после разговора с ее высочеством?

— Не особо, — признался Глеб.

— Понимаю. Ее высочество чрезвычайно умны для своих лет. Я сам их обучал, — не без гордости заявил Гар. — Однако полагаю, они сразу перешли к сути, в то время, как надо было заходить издалека, с того, с чего все началось.

Глеб из вежливости кивнул. Он уже слышал о том, что надо рассказывать «с самого начала» и от принцессы, и был свидетелем ее попыток, однако за этим последовали такие объяснения, что он просто впал в ступор, не смея даже возразить, что ее слова больше смахивали на больной вымысел, чем правду. Более того, Клея хотя бы выглядела вполне нормальной, если не считать ее тягу к доспехам из кожи. Что касается Гара, то тот изначально показался ему безумным еще в ночь побега, и, встретив его во второй раз, он лишь сильнее утвердился в своей догадке.

Ступив следом за стариком на постамент, Глеб оказался у трибуны. Он отдал должное зашедшим перед ними слугам, поскольку те действительно постарались на славу — если до этого света хватало ровно на то, чтобы видеть проход между темнеющими стеллажами и смутно поглядывавшими на них безмолвными стражами, то на освещение этой части зала явно не скупились, щедро установив на стене множество факелов.

То, что показалось ему книгой, ею и оказалось. Достаточно было мельком взглянуть на нее, чтобы сказать, что та была очень древней и невероятно таинственной. Набухшая за несколько веков обложка выглядела настолько ветхой, что, казалось, прикоснись к ней рука человека, и она, шелестя, разлетится тонкими слоями, из которых была составлена.

Глеб так и не смог различить на темной обложке каких-либо надписей. Меж тем, судя по тому, как благоговейно застыл его спутник, именно она представляла цель их визита.

— Что это за книга? — решив не тянуть, спросил Глеб.

— Подарок последнего посредника — Авла. Это — книга, в которой повествуется, как все началось, — важно ответил Гар. — Единственное письменное упоминание, — по крайней мере, из того, что у нас есть, — из вашего мира, где сказано о нас и, более того, о нашем происхождении.

Пока старик говорил, Глеб не спускал глаз с толстого темного кирпичика, словно стараясь определить, и вправду ли тот готов поделиться ответами на его вопросы. Но вот Гар замолчал, и он спиной ощутил его взгляд.

— Разумеется, у нас имеются десятки копий, — продолжил старик под стать книге таинственным голосом. — Однако именно эта — самая первая, попавшая сюда почти две тысячи лет назад.

При последних словах Глеб рефлекторно повернул голову. Он внимательно всмотрелся в лицо Гара, пытаясь разглядеть расплывшиеся в улыбке губы, сузившиеся глаза и морщинки по обеим сторонам от них — все то, что могло бы подсказать ему, что главный хранитель знаний просто над ним издевается. Но перед Глебом было самое обычное, еще не утратившее красивые черты, старческое лицо, испещренное сотнями глубоких морщин, слишком мудрое и благородное, чтобы потешаться над запутавшимся подростком. И в эту минуту, все более поддаваясь чарам этого места, мальчик не смог бы сказать наверняка, что было древнее и таинственнее — книга с запечатленными однажды и навсегда ответами на так мучившие его вопросы, или старик, на лице которого отпечатывалось знание тысяч таких книг.

— Учитывая преклонный возраст нашего оригинала, — вернул его к реальности Гар, — было бы разумнее показать вам копию, но согласитесь, это особый случай, первый за последние шестнадцать столетий, когда к нам пожаловал посредник, и первый в истории, когда посредник так юн. Если вам все еще хочется узнать, где вы, просто откройте книгу вот этим.

Гар протянул ему небольшие стальные щипцы, напоминавшие китайские палочки, из-за которых он однажды остался голодным в азиатском ресторане, промучившись с ними весь вечер. Глеб принял «ключ» и, осторожно поддев немного выступающую по краям обложку, перевернул ее. Перед глазами немедленно замелькали крупные, старательно выведенные рукой буквы, которые через мгновение сложились всего в одно короткое слово, тем не менее, достаточное для того, чтобы вызвать у него возглас то ли восхищения, то ли разочарования, то ли и того и другого вместе.

Глеб рассеянно перевел взгляд на хранившего безмолвие Гара.

— Так, по-вашему, мне может помочь Библия? — отозвался полуиздевательским эхом его голос под высоким, почти теряющимся над головой сводчатым потолком.

Гар медленно кивнул.

— Самая важная для вас книга оказалась таковой и для нас, — сказал он, забирая щипцы из рук Глеба.

Главный хранитель знаний подошел вплотную к Библии, глубоко вдохнул запах ветхости и осторожно, с ювелирной точностью стал переворачивать страницы.