Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения. Страница 22

— Ты изменилась, Копчик, — растягивает слова на манер умудренного жизнью философа. Теперь спускается взором ниже, к моим ногам, спрятанным под офисными брюками, и чуть дольше задерживается на моих бедрах. — Где твой ужасный джемпер?

— Прости? — наверное, он слишком пьян, потому что я с трудом разбираю слова.

— Тот джемпер в жуткий цветочек? Не знаю почему, но он до сих пор стоит у меня перед глазами…

— Выбросила. Как ты успел заметить, я подросла, — смеюсь, непроизвольно касаясь волос, заводя за ухо надоедливую прядь, выбившуюся из общей массы. Насмешка судьбы: моя кофта, в отличие от меня, оказалась незабываемой…

— И к лучшему. В ней ты была похожа на пятиклашку, — роняет беззлобно Громов и замолкает, о чем-то задумавшись.

Хочется верить, что он не вспоминает, как я краснела в его присутствии не в силах связать и пары слов, с детской непосредственностью выкрикивая сквозь набирающую обороты истерику, что для меня он не простое увлечение. Он моя настоящая любовь со всеми вытекающими из этого последствиями: депрессией, навязчивыми мыслями, глупыми фантазиями и разглядыванием его фото в социальных сетях.

Боже, только сейчас, глядя на мужчину, с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговками на груди, понимаю, что он сделал мне одолжение — в его богатую пресыщенную благами жизнь в свои шестнадцать я бы никогда не вписалась… Впрочем, как и сейчас, поэтому не позволяю ностальгии брать верх, и улыбнувшись, подхожу ближе, раскрывая документы на нужной странице. Ни к чему все эти воспоминания.

— Подпись, — указываю пальцем на нужную строчку, выдерживая поединок взглядами.

— Почему Слава сам не приехал?

— Спросишь лично, мне не положено оспаривать решения начальства, — я беззастенчиво вру, нетерпеливо вручая Гоше его же ручку. — Без нее не видать мне повышения. Так что, прояви свои лучшие качества и можешь продолжать опустошать бар.

— Ладно. Хотите слушать? Пожалуйста. Только не ждите, что моя история будет романтичной. В феврале Слава попросил меня отвести Громову документы. Наверное, начало было положено именно тогда, — Лиза безостановочно теребит салфетку, больше не обращая внимания на слезы, поблескивающие на щеках.

Это больше похоже на доверительный разговор с психоаналитиком или лучшей подружкой: словно и нет никого вокруг, кроме все так же продолжающего удерживать ее ладонь ведущего и… Славки, который, не моргая, следит за женщиной, которая всегда принадлежала мне.

Я не обращаю внимания на гул автомобильных клаксонов за окном машины, и словно нахожусь в отдельной вселенной, существование которой напрямую зависит от вещания федерального канала. От возможности видеть и слышать ту, что подарила мне не только свою душу, без боя сдавшись моей власти, но и детей, которых я так безжалостно у нее отобрал…

Поднимаю тонированное стекло, не желая отвлекаться на шум городских улиц, и закуриваю, наперед зная, что облегчение мне это не принесет: вокруг шеи словно обмотали веревку и тянут, вознамерившись лишить меня кислорода… Чем дольше говорит моя жена, тем отчетливее до меня доходит смысл случившегося — я испортил ее жизнь, занял чужое место, лишив кого-то другого возможности сделать ее счастливой. И что самое страшное, даже сейчас, видя слезы в ее глазах, я вряд ли смогу отступить.

— Он предложил мне выпить кофе в небольшом кафе за углом, — я прислушиваюсь к севшему голосу Лизы, сжимая руки в кулаки и старательно заглушая проснувшуюся совесть.

Это сделал я. Я растоптал улыбчивую девчонку, всегда поражающую меня своим задором и умением добиваться желаемого.

— И вы согласились?

— А разве я могла отказать? Я уверяла себя, что в этом нет ничего плохого: все же когда-то мы были по-своему близки, а Игорь, — она ухмыляется, а я как сумасшедший ловлю звуки своего имени, слетевшего с ее уст. — Игорь был не в лучшей форме. Он переживал тяжелый период, и мне казалось таким правильным поддержать его, что да, я согласилась.

— О чем вы говорили? Обсуждали студенческие годы?

— Да, — отзывается Лиза на вопрос ведущего, наконец, оставляя в покое несчастную салфетку, а я словно вновь оказываюсь на диване в том уютном кафе. Устраиваюсь поудобнее, стараясь не смотреть в окно, в котором с легкостью могу разглядеть свое помятое отражение, концентрируя все внимание на сидящей напротив девушке. Она стала старше: в ней определенно все эти годы жила красота, которая томилась в ожидании своего часа, чтобы потом окрасить ее лицо легкими уверенными мазками…

— Выглядишь ты, конечно, ужасно, — покончив с изучением ассортимента блюд, Лиза складывает руки, подобно школьнице. — Я заказала тебе эспрессо и бифштекс. Уверена, поесть тебе не помешает.

— Я не голоден. Пьян, но определенно не голоден, — отрицательно качаю головой, закинув руку на спинку диванчика.

— Мой дед гнал самогон, — ни с того ни сего признается девушка, ковыряя ногтем соломенную салфетку, расстеленную на столе.

— На продажу, — она вскидывает голову, отмечая как это важно, а я уже не могу сдержаться, и растягиваю губы в улыбке. Словно хочет мне показать, что и в ее семье мужчины не лишены предпринимательской жилки…

— Так вот, он со всей ответственностью подходил к делу — снимал пробу так рьяно, что наутро с трудом отрывал голову от подушки. И моя бабушка обязательно ставила рядом с кроватью банку с огуречным рассолом.

— Не думаю, что здесь мне нальют хотя бы стаканчик, — теперь понимаю, к чему она клонит, чувствуя себя неуютно под цепким взором ее серых глаз.

Поправляю галстук, который, уверен, завязал не лучшим образом, перед выходом даже не взглянув на себя в зеркало, и только сейчас замечаю пятно на рукаве своей несвежей рубашки. Да уж, не лучшая пара для такой собранной Волковой — ее одежда в полном порядке.

— Тогда доверься мне и не отказывайся от кофе. И возьми мой сок, в нем много фруктозы, — пододвинув ко мне стакан апельсинового фреша, Лиза складывает ладошки под подбородком, устроив локти на краю стола. — Расскажешь, что случилось?

Ей явно не по себе от собственного любопытства, но я и бровью не веду, не находя в этом ничего предосудительного. Когда-то я делился с ней своими переживаниями— с неопытной первокурсницей, мало что видевшей в жизни, — так почему бы и не признаться?

— Проблемы с женщиной.

— С Яной? — она оживает, явно обрадовавшись моей сговорчивости, и благодарит официанта, подоспевшего с горячим. — Поссорились?

— Вроде того.

Мы расстались. Хотелось бы мне высказаться, но если быть честным, я до сих пор не нашел ответ, почему женщина, к ногам которой я готов был бросить весь мир, так трусливо сбежала, оставив на туалетном столике помятый клочок бумаги, придавленный сверху бархатной коробочкой. Несмотря на то что две недели назад она позволила мне водрузить на ее пальчик внушительный бриллиант, прокричав довольное «да» на мое предложение, вчерашним вечером она не сочла нужным поговорить, оставив после себя разбросанные на кровати вешалки, на которых еще утром висели ее платья.

— Мне жаль, — наматывая на вилку спагетти, девушка глядит на меня с неприкрытым сочувствием. — Вы долго были вместе?

— Около года. Но вряд ли наши отношения вписывались в общепринятые рамки, — не желаю ее смущать рассказами о наших ни к чему не обязывающих ночах, спустя полгода приведших нас к понимаю, что этого мало, и намеренно перевожу тему. — А ты? Не вышла замуж?

— Мне двадцать два, — она улыбается, кивая на мой бифштекс, и не произносит больше ни слова, пока я не отправляю в желудок первый кусочек. — Сейчас не самое подходящее время для создания семьи. Хочу построить карьеру и дождаться того, в ком не придется потом разочароваться.

— А у тебя был подобной опыт?

— Конечно. Он есть у каждого, — безразлично поведя плечами, Волкова с аппетитом расправляется с обедом. Возможно, когда-то и я смогу с таким же спокойствием вспоминать о Яне, а сейчас, когда в крови еще бродит бренди вперемежку с дорогим коньяком, мне хочется одного — забыться крепким сном, предварительно напившись огуречного рассола…