Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения. Страница 26

— Разве я заслужил? — почти рычу, так близко склонившись к ее лицу, что уже чувствую ее вкус, отчего мой полет в сияющую под ногами бездну становится лишь стремительнее. Завожу свою руку ей за спину, с ненасытностью путника достигшего источника и теперь ощутившего вкус родниковой воды, исследую ее плоть, наверняка оставляя отметины на бедрах. Пусть знает, что она сделала со мной… с нами, ведь я ни за что не поверю, что она умело лгала, разыгрывая заботу и ласку.

— Игорь, нас заметят, — бросает еле слышно, но вопреки собственным словам, вцепляется пальцами в ворот моего пиджака, желая стать как можно ближе. Порывисто целует скулы, опаляя жаром своего сбившегося дыхания мои щеки, и не сдерживает стона, когда я нахожу ее губы, о которых мечтал на протяжении стольких дней. Иначе нельзя — если оторвусь от нее, отпущу из своих объятий и позволю уйти — до конца своей жизни буду жалеть, что не растянул это мгновение, как можно дольше позволяя яду проникать в мою кровь.

Неважно, что она скажет после, есть только здесь и сейчас: мои пальцы на ее груди, розовые дорожки от острых ногтей на моих плечах, оставленные ей даже через плотную ткань рубашки, ее томный взгляд, больше не выпускающий меня из плена и звуки ее бессвязной речи, смешавшейся с моим порывистым дыханием. Отодвигаю невесомое кружево ее белья, так и не встретив малейшего отпора, и заклеймив долгим поцелуем, срываю звуки своего имени с ее раскрасневшихся уст. Хочу знать, что она скучала, мучилась, жалея о принятом решении, и отдаюсь во власть своих чувств, стремительно набирая темп. Это агония, которой не видно конца, а тот, кто назвал любовью это безумие, что сейчас овладевает мной, настоящий глупец …

— Это всего лишь секс, Игорь. Страсть, вожделение, называй, как хочешь. Большего я бы тебе никогда не дала, — поправляя мятую атласную ткань, Яна не скрывает горечи, с тоской задержавшись глазами на моих губах. Приваливается к стене, стараясь справиться с дрожью, и опускает голову, пряча лицо в трясущихся ладонях.

— Хочешь сказать, ты никогда меня не любила? — после всего, что произошло здесь, ни на минуту не поверю, что не был для нее так же важен, как она для меня.

Как бы она ни старалась — ей ни за что меня не провести — она скучала по мне, и была вовсе не против оказаться в тесной кладовке наедине со мной. Тянусь к ней, поддевая бретельку указательным пальцем, и медленно веду по руке, с удовлетворением замечая, как быстро вздымается ее грудь от частого дыхания. Бред, женский бред, которым ей хочется оправдать саму себя за самую большую ошибку в жизни.

— Нет, — упрямо качает головой, и все же снимает мои пальцы со своего тела, но отпускать ладонь не торопиться. Сжимает сильнее, словно я нуждаюсь в ее поддержке, и нежно коснувшись моей щеки, добавляет:

— Так как ты меня — никогда. И если бы я осталась, я бы сделала нас несчастными.

— Это чушь Яна. Нам было хорошо вместе.

— Разве этого достаточно? Что будет с нами через год, когда стихнет страсть? — она, наконец, берет себя в руки, теперь разговаривая со мной, как с несмышленым ребенком. — Не знаешь? Так я скажу: я стану тебя ненавидеть. За то как ты смотришь на меня, за твою любовь, которой ты будешь меня душить, лишая глотка кислорода, потому что не буду чувствовать того же. Ты мне дорог, но свадьба и дети — это не то чего я сейчас хочу.

— Разве я тороплю, — изнутри вновь поднимается гнев, лишая меня способности контролировать эмоции: привлекаю ее к себе, и чем больше она сопротивляется, тем больше усиливаю свой захват.

— Боже! Даже сейчас! Ты не слышишь меня? Я не люблю тебя настолько, чтобы мечтать встретить с тобой старость! То, что было между нами — лишь физика, Игорь! Но этого недостаточно!

— А с ним? С ним у тебя иначе? — отпускаю ее, мечтая увидеть лицо, когда она решится ответить на мой вопрос, и жду приговора, прекрасно зная, что моя злость буквально волнами распространяется по этой клетке. В тишине застегиваю ширинку, наплевав на выбившуюся из-под пояса рубашку, и зло сверкаю глазами, презирая себя за свою слабость перед ней.

— Его ты любишь?

— Нет. И поэтому я с ним. Ему не нужны мои чувства — тела хватает с лихвой. В отличие от тебя, ведь так?

Я еще долго не решаюсь выйти к людям, и только сейчас, когда меня перестает сотрясать крупная дрожь, различаю голоса гостей за не захлопнутой Яной дверью. Мои идеалы пали — та, кого я боготворил, решила оставить меня в прошлом, не сочтя достаточно хорошим для совместного «долго и счастливо». Выбросила на полной скорости на обочину, даже не оглянувшись напоследок, пропитав мою одежду ароматом фруктовых духов. Вишня — мое разочарование пахнет именно ей.

Я игнорирую девушек, прекративших свою болтовню, едва я выбираюсь в холл, и уверенно шагаю в центр веселья. Если мне что-то и нужно сейчас — то это пара бокалов коньяка, способных своей горечью навеки стереть вкус Яниных поцелуев с моего языка. Уверенно двигаюсь к бару и замираю, не дойдя двух шагов, заметив мелькнувшую впереди черную макушку. Все просто — пять минут назад она извивалась подо мной, не в силах насытиться, а сейчас этими же губами целует свою новую жертву. Льнет к его груди, хихикая над чем-то, что известно лишь им двоим, а почувствовав мой взгляд, намеренно страстно впивается в его шею.

— Не видел Славу? — чувствую, как кто-то настойчиво дергает рукав моего пиджака, но все еще не могу отвернуться от неприглядной истины — Яна не лгала. Любящая женщина не станет целовать другого с таким пылом и самоотверженностью.

— Гоша? — спасает меня Волкова, скрывая за спиной голубков, чье счастье только что окончательно разрушило мою жизнь. Девушка в ярком красном костюме, едва достающая мне до груди, удивленно приоткрывает рот, наверняка отмечая, что я выгляжу неважно, и собирается что-то сказать, еще больше смущаясь, когда я переплетаю ее пальцы со своими.

— Сбежим отсюда? — бросаю первое, что приходит мне в голову, и больше не смотрю на черноволосую спутницу немолодого депутата…

Так уж устроен человек: мы прибиваемся к берегу, устав от постоянных скитаний, и обретаем покой лишь с теми, кто готов положить свою жизнь ради нашего счастья. Борьба за любовь рано или поздно утомляет, поэтому Лиза пришлась в моей жизни очень кстати — смотрела так, как прежде не одна женщина в этом мире. Цинично? Да, и я не снимаю с себя ответственности за то, как умело окутал ее своими сетями. На тот момент я не мог иначе: она видела во мне что-то хорошее, то, чего, может, и не существовало вовсе, и это давало мне сил, манило призрачной надеждой, что благодаря Волковой я смогу, наконец, забыть о своей несчастной любви. Не по-мужски, скажете вы? Бросьте, мужчины — большие дети и нуждаются в ласке ничуть не меньше, чем представительницы прекрасного пола.

— Таня любит искать двойное дно там, где его нет, — слышу голос жены и возвращаюсь к просмотру передачи, одной рукой стягивая с шеи галстук. Мне душно, хочется сплюнуть на пол горечь, вставшую огромным комом в горле. — Он пригласил меня на свидание, а я согласилась, и все как-то закрутилось.

Она горько улыбается, устраивает локоть на мягком подлокотнике и запускает пальцы в прическу. Знаю, о чем она думает: считает себя использованной и имеет полное право так думать. На протяжении стольких лет я раз за разом ранил ее, так что теперь мне грех жаловаться — не так страшно быть подлецом в глазах миллионов, как мучительно больно видеть презрение во взгляде той, что постоянно находила тебе оправдания, веря, что тебя еще можно спасти.

— Чтобы ты сделал, если бы твоя жена решила от тебя уйти? — не знаю почему, ноне могу не спросить у своего шофера, пока на экране прокручивается рекламный ролик детского йогурта.

— Не знаю, — Саша явно доволен моим вниманием, и ради разговора даже откладывает в сторону свой смартфон, скрутив наушники и спрятав их в кармане брюк. — Я бы до этого не довел… Хотя, у меня нет жены, и я не знаю, почему они уходят.

Зато знаю я — они не терпят измен, лжи и пренебрежения, но вслух никогда не признаю, что был настолько жесток по отношению к супруге. Гнался совершенно не затем, ослепленный страстью к другой, и не успел вовремя заметить, что счастье мое уже давно томиться рядом… А когда осознал, было слишком поздно.