Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения. Страница 48

Это был не вопрос. Сухая констатация факта, заставившая меня иначе взглянуть на жизнь, которую я прожил вдали от ягодного дурмана, уже бьющего мне в ноздри. Действительно ли я сдался, следуя рекомендациям Яны, когда окольцовывал Лизу — удобную во всех смыслах? Прекрасная супруга, понимающий друг, нежная, податливая любовница?

Виски обожгло горло, руки сами сжались в кулаки, а в том самом месте, где еще секунду назад меня касались чужие пальцы, кожа пылала, знакомо покалывая от позабытых ощущений. Поднял голову, встречая ее уверенный взгляд, но так и не ответил, совершенно не понимая, что стоит сейчас сказать. Убедить, что ее чары давно надо мной не властны?

— Мне запрещено надолго задерживаться у столиков, но если вы не торопитесь, через тридцать минут моя смена подходит к концу… Посидим, как в былые времена, — улыбалась, гуляя взором по нашим лицам, умело скрывая, что недовольство Лисицкого не осталось ей не замеченным. Прикусила нижнюю губу, косясь на дверь, скрывающую администратора, и терпеливо ждала, когда же кто-то из нас проронит хоть слово.

В детстве, я часто воображал, что все мы лишь маленькие фигурки, которые кто-то переставляет, разыгрывая очередную партию. Боги, восседающие на своем Олимпе, посылают нам испытания и, предусмотрительно запасаясь попкорном, коротают вечера, наблюдая за тем, как их подопечные преодолевают трудности. Так вот, мой кукловод был далек от небесной выси, райских садов и благородных целей. Он вылез прямиком из ада, из самых темных уголков преисподней, и, взирая на меня сверху вниз, наверняка решал, за какую ниточку дернуть первой. Хотя, была ли разница? За какую ни потяни, начало свое они брали в душе. Врезались ржавыми крючками в мою плоть и лишили воли.

— Давай.

Вот так я собственноручно подписал себе смертный приговор. Как наркоман, положивший не один год на свою борьбу за освобождение от зависимости, жадно вдохнул первую дорожку белого порошка… Все до тошноты предсказуемо — лишь пара минут рядом с ней, и все мои труды полетели насмарку.

Мне достаточно было одной мимолетной встречи, чтобы все, что томилось во мне, вырвалось наружу. Один ее взгляд вскрыл гнойник, и неприглядная рана в моей груди со стремительной скоростью начала разрастаться.

— Как ему удавалось так долго скрывать от прессы свою связь с другой женщиной? — удивляется известная журналистка, примелькавшаяся на одном из развлекательных каналов. — Обычно, подобное мгновенно становится достоянием общественности.

— Игорь был аккуратен, — Лиза довольно быстро берет себя в руки, и теперь смотрит прямо на меня — в камеру, с нескрываемым укором, который обдает холодом, заставляя липкие капли проступать на позвоночнике.

— А вы не заподозрили неладное? — теперь очередь Филиппа включаться в допрос. Он забирает микрофон у гостьи, и, оставив его на стойке, берет бразды правления в свои руки: сам решает, когда и что должно быть озвучено. — Отдалился ли он от вас, стал ли чаще задерживаться на работе?..

— Напротив, — прочищает горло, блеснув глазами в сторону моей матери, которая со скучающим видом рассматривает собравшихся, — он стал внимательней… А если и переживал о чем-то, то всегда списывал это на проблемы в работе.

Не хочу, чтобы вы считали меня безнадежным. Если я и способен на предательство, то осознание собственной подлости вовсе не дремлет во мне… Оно пожирает, заставляя корчиться мою душу от невыносимых мук, и чем больше нежности и любви я читаю в глазах супруги, тем больше ненависти испытываю к самому себе. В конечном итоге это меня уничтожит.

— Чего ты так поздно? — включая прикроватную лампу, Лиза морщится от света и прикрывает глаза ладонью. Щурясь, отыскивает мою фигуру в полумраке спальни, и, взбив подушку, подкладывает ее под спину, натягивая одеяло до подбородка.

Я знаю, она недовольна. Я пьян и от меня наверняка разит женскими духами… Даже двадцать минут горячего душа в гостиничном номере, где я оставил Яну на смятых простынях, не помогли мне избавиться от аромата ее парфюма.

Стягиваю пиджак, бросая его стул, и встав спиной к супруге, неспешно расстегиваю пуговицы на груди. Чувствую себя последним мерзавцем, оскверняющим эту комнату своим присутствием.

— Ты опять пил, Игорь? — наверняка хмурит брови или закатывает газа к потолку. — Третий раз этот месяц.

— Знаю, — выдаю устало, ощущая себя еще хуже, оттого, что в очередной раз собираюсь солгать. — Проблемы на работе.

— Эй, — слышу, ее шаги, и застываю, когда теплые ладошки касаются моего оголенного торса. Обнимает, даже не подозревая, что еще пару часов назад точно так же меня касалась другая. — Это не повод напиваться. Мы ведь договорились.

Я помню. Помню, как еле дошел до кровати, рухнув прямо в брюках на чистую постель в ту ночь, когда впервые забрал Яну из бара и отвез на свою квартиру в центре. Терзал своими губами жгучую брюнетку, а после опустошил не одну бутылку коньяка, стремясь выжечь вкус ее губ со своего рта. Впервые предстал перед женой в невменяемом состоянии, а наутро, выслушав длинную лекцию о пагубном воздействии алкоголя на печень, как мне казалось, твердо решил больше никогда не прикладываться к стакану.

— Это в последний раз, — шепчу глухо, и, обернувшись, целую жену в висок, запуская руку в ее распущенные волосы. Они пахнут яблоком и корицей. — Ложись. Приму душ и приду к тебе.

Не знаю, сколько я стою под обжигающими струями, как часто проворачиваю краник, сменяя горячую воду на ледяные капли, заставляющие каждый мускул моего тела напрячься, но когда сил стоять в душевой кабинке больше не остается, Лиза уже сладко спит. Лампа все так же тускло освещает спальню, давая мне возможность полюбоваться спокойной безмятежной улыбкой, тронувшей ее губы.

Не знаю, что ей снится, но в эту минуту она выглядит иначе. Возможно, все дело в чувстве вины, в выпитом алкоголе и жутком недосыпе, в совокупности заставляющих мой разум бредить, но она похожа на ангела. В этой белой сорочке с тонкой кружевной полоской по краю лифа, с этими волосами, рассыпанными по подушке, с ресницами, отбрасывающими тени на нежную, бархатистую кожу щек…

Сажусь с ней рядом, не в состоянии отвести взгляда, и невесомо касаюсь скулы, одергивая руку, едва на ее лбу пролегает складка. Хмурится, но уже через секунду ее дыхание вновь становится размеренным…

Не припомню, чтобы когда-то так детально изучал ее профиль. А эту родинку на мочке правого уха и вовсе не замечал. Не интересовался ее детством, не заглядывал в книги, которые она так часто читает, забравшись с ногами в кресло, не просил показать детских фотографий… По сути, я не дал ей шанса. Брал, принимая как должное ее заботу и любовь, и верил, что подарков, ответной нежности и десятка выходных, проведенных с ней вместе, будет вполне достаточно. Использовал, а теперь и вовсе добил. В благодарность, пустился вовсе тяжкие с той, с кем когда-то связывал свои мечты о совместной жизни, о доме, о детях…

— Ты чего? — хриплым ото сна голосом, заставляет меня вздрогнуть, и сама при этом выглядя растерянной. Наверное, по меньшей мере странно, просыпаться среди ночи от пристального взгляда подвыпившего мужа.

— Спи, — опускаю руку, так и не решившись коснуться ее еще раз, и обхожу кровать, беззвучно опускаясь рядом. Сегодня я вряд ли засну…

***

— Ты меня пугаешь, — доставая свой фотоальбом с верхней полки шкафа, Лиза посмеивается над моим желанием прогулять работу. — Возможно, эти снимки будут стоить тебе состояния. Сорвется какой-нибудь важный клиент, пока ты тут отсиживаешься…

— И плевать. Моя бабушка завещала мне свою коллекцию картин. Их всегда можно продать, некоторые из них стоят целое состояние, — отмахиваюсь, делая глоток чая, и предусмотрительно отключаю мобильный.

Цепляюсь взглядом за дерево, листва на котором до сих пор сохраняет зеленую окраску, и вновь погружаюсь в свои мысли, пока супруга суетится над тарелкой с печеньем — что-то высыпает из шелестящих пакетов, что-то забраковывает, пряча в шкаф.