Красный Петух - Гийу Ян. Страница 50

А недостатки – чисто оперативного свойства, что Карл обрисовал сейчас очень эффектно. Различные группы расследования, работающие одновременно в полиции, возможно, могли бы найти решение намного быстрее. Но об этом решении никто не знал, поскольку оно появилось не раньше, чем были собраны различные кусочки всей картины, а отсюда и такая затянувшаяся неуверенность. А у руководства, то есть у Нэслюнда, общий взгляд, конечно же, есть.

– Вот это-то меня и печалит, – сказал Карл, – потому что я не доверяю ему...

– Э! Он такой же идиот, как и его предшественник, этот влюбленный в Израиль Фронлюнд или как его там, черт возьми, зовут...

– И потому что он довольно откровенно предложил мне убить шведского журналиста во время предстоящего его захвата, – продолжил Карл.

– Кого это? – спросил Старик тихо.

– Эрика Понти из "Дагенс эхо", если ты знаешь, кто это.

– Бог мой! Значит, Понти должен быть убийцей?

– Нэслюнд делает вид, что верит в это, но в наших материалах таких доказательств нет.

– А как выглядит ваш материал? Не бойся потерять время, расскажи самое важное, ибо мы рискуем не только тобой как оперативником, но и гораздо большим. Ну?

Карл подробно рассказал о пребывании Эрика Понти в Осло и о единственном телефонном разговоре, связывающем Понти с остальными схваченными, о расплывчатом материале, хранящемся в архиве "фирмы", на Понти.

Сидя в полумраке под картиной, на которой был изображен большой французский петух. Старик походил на филина. Его брови как-то по-птичьи устремились вперед, словно Старик зачесывал их таким образом либо специально ухаживал за ними. Наконец Карл закончил, но Старик продолжал молча сидеть и смотреть в свой стакан.

– Нэслюнд – идиот, – сказал он наконец. – Этот дурак не понимает последствий такой операции. Это будет самым большим скандалом и для нас, и для полиции. Твоя фотография и имя попадут во все газеты. Дело будет разбираться во всех инстанциях: инспектором и канцлером юстиции, дисциплинарным бюро полиции, провинциальными судами, судом всего королевства, высшим конституционным комитетом риксдага. Европейском судом и самим чертом. Какой идиот!

Карл впервые видел Старика возмущенным. Тот налил себе еще виски, не предложив гостю.

– И если не считать, что эта операция – просто идиотизм, то Понти, конечно же, не имеет к этому делу никакого отношения. Не так ли? – спросил Старик, словно проверяя себя. Но, не дождавшись ответа, продолжил: – К тому же наши планы о новых оперативных работниках на "фирме" полетят к черту: ведь всплывет вся твоя подноготная, и все мы останемся с носом. Так, на чем мы остановились? Ах да... и, кроме того, Понти не имеет никакого отношения к этому, да?

– Конечно же, нет, – ответил Карл. – Я не верю, что Нэслюнд знает больше, чем мы, о том, кто мог застрелить полицейского. Но я думаю, что Нэслюнд надеется одним ударом убить двух зайцев. Он хочет, чтобы внешне все выглядело так, будто убийца выслежен и убит, и еще он хочет подобрать "старого гуся".

– Знаешь, я тоже так подумал, – протянул Старик. – Но noch ist Polen nicht verloren [41]. А мы его остановим!

– То есть как?

– Слабость конструкции Нэслюнда в том, что Понти, вероятнее всего, не имеет отношения к этому делу. А сила его позиции в том, что в материале расследования существуют странности именно с Понти, и прежде всего его норвежская поездка, не правда ли?

– Да, насколько я понимаю.

– Ну тогда мы узнаем, зачем Понти был в Осло, и этот след для вас в полиции исчезнет.

– Как?

– Спроси его. Это бывает полезно. Спроси его, зачем его носило в Осло?

Карл задумался над этим хотя и совершенно логичным, но все же вздорным предложением. Попытался даже сказать, что это означает нарушить любое мыслимое правило службы безопасности. Старик спокойно ответил, что полиция могла бы взять свои правила и засунуть их в задницу. Существует разница между божьим законом и человеческим предписанием.

– Кроме того, – объяснил далее Старик, – мы же окажем полиции услугу. Ведь тем самым мы спасаем полицию от паскуднейшей ситуации, в которую эти идиоты могли бы вляпаться. Ну ладно, у нас есть и собственные интересы. Налоговое управление или куда ты там попадешь после этой истории? В мореходство в Норрчёпинге, я думаю. Так вот, один из наших информаторов попал туда, после того как "прокололся". Итак, к делу. Спланируем нашу операцию.

Тут Старик вспомнил, что стакан Карла пуст. Когда он наполнял его, рука слегка дрожала – он то ли чувствовал себя неважно, то ли был слишком возбужден.

Старик дотошно расспросил о деталях, связанных с Понти. Значит, они держат его под колпаком, наблюдают за ним, прослушивают его домашний телефон, вероятно, просматривают его почту. Может, добрались и до корреспонденции, поступающей на Шведское радио. Но по некоторым техническим и юридическим причинам они не могли прослушивать его разговоры по коммутатору Шведского радио. Вот где осталась возможность связаться с ним. Однако самому Старику налаживать такой контакт было бы рискованно. При одной мысли о тех недоразумениях, к которым мог привести записанный на пленку разговор, становится не по себе. Этот риск необходимо принять во внимание: у журналистов часто включен магнитофон. Итак, Карл получил разрешение наладить контакт способом, предложенным Стариком.

Значит, надо связаться с Понти без свидетелей, это можно устроить. Затем надо убедить Понти согласиться на встречу для объяснения причин его странной поездки в Осло. А потом Карлу следует рассказать о своих действиях коллегам в полиции. Возможно, они будут настроены критически, но если по радио ничего не будет сказано, а в необходимости этого надо убедить Понти, они согласятся, если это действительно обычные честные полицейские.

– И я, конечно же, пришел к этой идее совершенно самостоятельно? – спросил Карл.

– Не хочешь же ты втянуть в это дело "компанию" и меня?

– Хорошо. Я встречусь с Понти на пустом перроне метро около полуночи. Значит, мы считаем, что у него есть приемлемое объяснение и того и другого?

– Да, мы так считаем.

– А если у него нет такого объяснения, если он действительно, вопреки ожиданию, убийца?

– Мне не хотелось бы так думать. И давай не будем об этом говорить. Но можешь принять обычные меры предосторожности, ты же обучен этому.

– Но если дойдет до... "конфронтации" между нами, что мне тогда делать? Выбросить потом оружие в Стрёммен? А?

– Я не слышал последнего вопроса, – холодно ответил Старик. – Думаю, ты встретишь определенное понимание у Нэслюнда в таком случае. Но, как говорится, I don't hear that [42].

Карл откинулся на спинку дивана и зажмурился.

– Уже поздно. Я дам о себе знать так или иначе, как только проведу операцию. Ты еще будешь в городе?

– Да, – в тон коротко ответил Старик. – Пару недель с перерывом на рождественские каникулы, а потом ты знаешь, где искать меня.

У дверей они немного постояли, пока Карл рассматривал настенные украшения – различное оружие, в том числе традиционные охотничьи ружья и старый "маузер".

– Ты ведь знаешь, что запрещено развешивать на стене оружие, имеющее затвор, – заметил Карл, желая разрядить обстановку.

– Знаю, – ответил Старик, – но эти закончики для полиции, а не для нас. Чувствую, что операция пройдет хорошо. Не беспокойся и дай о себе знать, как только сможешь.

Карл спустился на три этажа, не зажигая свет. Выйдя на улицу, он хорошенько огляделся, но вокруг было пусто. Он медленно пошел пешком домой в Старый город. А дождь все лил.

Старик еще долго сидел на диване в комнате, которая когда-то была оперативным отделом IB, неторопливо курил сигару, нарушая строгий запрет врачей, но сейчас у него было больше оснований беспокоиться отнюдь не о здоровье.