На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина. Страница 44

Он попытался пошутить, да только не вышло — от волнения голос его дрогнул. Но Александр вдруг улыбнулся, и дух напряжения, что царил в комнате до этого момента, сразу же развеялся. Борис тоже улыбнулся ему в ответ, широко и открыто, явно демонстрируя свое облегчение.

— Ты… влюблен?

У них не было секретов друг от друга. Потому Борис не удивился, услышав от Александра столь интимный вопрос.

— У меня нет сильного чувства к Лизавете Петровне, — ответил он после короткого раздумья. — Она прелестна, хорошо воспитана, любезна и скромна. Полагаю, она станет превосходной женой, — и добавил, когда увидел, что взгляд Александра, проникающий в самую глубь его души, открыто выражает сомнение его словам: — Прости меня, но она на самом деле удивительно схожа лицом с Нинель Михайловной. Ты же знаешь, тот портрет… я всегда восхищался им и сожалел, что лишен был возможности видеть воочию образчик истинной прелести, коим являлась твоя супруга. И вот эта девушка… Удивительная насмешка Господа, не иначе! Я не питаю к ней особых чувств, что свойственно питать любовнику к любовнице, но определенно есть нечто… хотя… тебе интересно ли о том, Александр Николаевич?

Головнин заметил, как странно остекленели глаза Дмитриевского во время его сбивчивой и взволнованной речи. И как напряглись челюсти, выдавая недовольство поворотом, который произошел в их беседе.

— Так есть ли интерес? — повторил Борис, вспоминая, как пытался недавно за столом поддеть кузена Василь. И о чем тот открыто говорил при этом.

— Твой вопрос должен быть иным, mon ami, — заметил Александр, не глядя протягивая в сторону опустевшую фарфоровую пару, которую тут же принял из его рук лакей, шагнувший из дальнего угла столовой. Когда тот снова удалился на расстояние, позволяющее собеседникам говорить без опаски быть подслушанными, Александр продолжил:

— Есть ли у меня интерес получить вместе с очаровательной барышней ее не менее интригующую maman в сродники? Нет, таков интерес есть только у тебя. Так что, тебе и карты в руки!

— Но ты послал ей подарок! — не сдержался и чуть повысил голос Борис.

— Я послал ей подарок, — повторил его слова Александр и добавил: — И не имею ни малейшего намерения давать кому-либо в том отчет.

— Ты понимаешь, к каким толкам могут привести твои поступки? Я ведь говорил тебе, когда ты только заявил, что отдашь курцхаара Вдовиным. И Василь не преминул тронуть имя Лизаветы Петровны… Нынче за завтраком после его неприятных намеков я даже подумывал реже бывать в доме и, может статься, покинуть усадьбу, лишь бы не бросить тень на ее renommée. Но что мой знак внимания в сравнении с твоим выжленком?

— Ты становишься старым брюзгой, mon cher ami, — иронично заметил Александр, словно не обращая внимания на упреки друга.

— А ты становишься слишком циничным! — резко парировал Борис. Он редко выходил из себя, но нынче ярость отчего-то с каждой минутой разгоралась в нем все жарче. — Будто годы, что ты провел здесь, сделали тебя только хуже. Я вполне допускаю, что в Заозерном для тебя смертная скука. Но видит бог, так шутить с людскими судьбами! Ты запретил Василю даже думать о женитьбе на Лидии Ивановне, когда тот умолял тебя дать разрешение, а ведь твой кузен любит ее!

— Он любит исключительно собственную персону, — отрезал Александр, не повышая голоса. — А касательно Лидии Ивановны — имение ее бабки и только. И ты отменно ведаешь о том! Василь не составил бы счастия mademoiselle Зубовой, а только промотал бы ее приданое в столице. Да и потом — он бы, верно, получил отказ. А я не желаю кузену такого срама…

— Откуда тебе было знать тогда о том? Ты ведь тогда даже в глаза ее не видел, как и она тебя. И все могло быть иначе. Или ты все еще не можешь простить? Я уверен, что за это время…

— Tranchons là![132] С меня довольно отца Феодора с его речами о раскаянии и смирении, о прощении и любви к ближнему. Тот тоже пытается спасти мою душу от адовых мук, да тщетно. Так что — будь любезен…

— О! Изволь! — бросил Борис и после короткого прощального кивка торопливо вышел вон, оставляя своего собеседника в одиночестве и тишине, установившейся в столовой. Только изредка доносились звяканье приборов и стекла из буфетной да сиплое дыхание явно простуженного лакея.

Эта сиплость будоражила и без того напряженные нервы, подпитывала злость, разливающуюся по жилам вместе с кровью, словно отрава. Александр поднялся с места и, подойдя к окну, наблюдал, как Борис спешит во флигель, отданный целиком в его распоряжение. Как развеваются фалды его сюртука, как сжаты упрямо руки за спиной.

В это утро они впервые поссорились за долгие годы дружбы. И все по вине девицы, что нежданно ворвалась не только в жизнь обитателей Заозерного, но и сумела крепко взять в руки их души и завладеть умами. Иначе как объяснить, что даже рассудительный Борис вдруг начал перечить ему, ставить под сомнение его решения? Как было за пару дней до охоты, когда Александр объявил, что намерен подарить щенка Вдовиным. Не Василь отметил этот поступок, а именно Борис вдруг воспротивился и заявил, что «сие будет крайне неразумно».

Хотя было ли в том странное? Своими рассудительностью и смекалкой, а также умением просчитывать все на несколько ходов вперед, Борис привлек внимание Александра еще в годы бесшабашной юности. Они познакомились в Москве уже более десяти зим и лет назад, когда юный кавалергард Дмитриевский, знатный и богатый наследник, состоял в свите покойного императора Александра. В тот вечер он вместе со своими сослуживцами кутил в трактире. Компания студентов-юристов сидела неподалеку. Словесная перепалка, как и ожидалось обеими сторонами, искренне и по обычаю ненавидевшими друг друга, началась спустя час, но перерасти в силовое противостояние ей не удалось. Все потому, что невероятно близким показалось что-то Дмитриевскому в остроумном и языкастом студенте Головнине, умело отражающем его словесные удары. А ведь Александр слыл самым злоязычным в своем полку.

Их как будто свела тогда сама судьба. Ведь именно Головнина Александр искал спустя пару лет, когда понадобилась помощь по правовым вопросам, и когда не было возможности обратиться к поверенному семьи. Борис без лишних слов подставил плечо, когда многие отвернулись от него после смерти Нинель. Борис по первой же просьбе Александра, совсем не имеющего желания заниматься делами и решать трудности, оставил службу и заступил на должность управителя многочисленным имуществом Дмитриевского, доставшимся тому после смерти отца.

И именно Головнин приложил неимоверные усилия несколько лет назад, чтобы Александр не попал на рудники в далекую Сибирь, не был лишен дворянства и титула и сумел избежать разжалования в солдаты. Когда снова все вокруг отвернулись в непонимании и страхе: даже самые близкие родственники, даже Василь.

— Не осуждай его, — говорил всегда благоразумный и рассудительный Борис, его conscience[133], как часто шутя называл друга Александр. — Он слишком молод, чтобы понимать, что делал, отрекаясь от тебя… он был напуган происходящим. Даже старики пошатнулись в отношении к осужденным. Ты должен понимать…

Александр понимал. Понимал каждое слово и принимал умом каждый довод, что приводил Борис в том разговоре. Но вот сумел ли он найти в себе силы простить того, кто вырос вместе с ним в одной детской, кто делил с ним все шалости и первые горести юношеских лет? И кто однажды уже предал его, встав на сторону обвинителей, что нещадно стегали горькими и злыми словами в тот момент, когда хотелось выть от горя и душевной боли.

Его Петр, носящий иное имя. Дважды отрекшийся от него, дважды предавший… И если в первом случае Александр мог понять, что именно толкнуло Василя встать в ряды его гонителей, то во втором простить не сумел. И не сумеет.

И тут же при этой мысли в голове всплыли слова Бориса о том злополучном решении Василя стать супругом. Нет, он решительно отказывается от обвинения в некой мести своему кузену за совершенные предательства. Любой, кто имел хотя бы крупицу здравого смысла, понял бы, что Василь ни в коей мере не созрел для того, чтобы стать супругом, а уж тем паче отцом. Александр отлично знал положение дел кузена и все его долги перед многочисленными кредиторами на момент, когда тот приехал к нему просить разрешения на брак с девицей Зубовой.