Маленькие музыканты - Страхова Мария Васильевна. Страница 8
С жалобным стоном балалайка ударилась о подоконник. Ленка взвизгнула, спрыгнула с окна. Митя наклонился, схватился за гриф и, потрясенный, стоял, держа в руке какую-то диковинную лопату с обвислыми струнами. Светло-желтые деревянные дольки валялись на полу.
— Вот тебе мать-то задаст! Отцову балалайку разбил, бессовестный! — услыхал он злорадный голос.
Высунувшись из окна, Митя отчаянно закричал:
— Ребята! Ребята!
Ленка исчезла. Митя закрыл окно, с трудом удерживая подступившие слёзы, подобрал рассыпанные дольки, засунул их под комод, запер дверь, спрятал ключ в условное место и выбежал на улицу.
2. Загадочное объявление
Мальчик понимал, что провинился, и, чтобы загладить вину, выполнял все её приказы. Каждый раз, когда Митя смотрел на место, где прежде висела балалайка, у него тоскливо щемило сердце.
Сейчас так хотелось и поиграть, и побегать с ребятами, а надо перематывать шерсть!
Моток синей шерсти натянут на спинки двух стульев. Он ходил вокруг, осторожно распутывал, ослаблял натяжку, продевал клубок сквозь плотный моток, потом раздвигал стулья и снова ходил и ходил…
Надо внимательно следить, чтобы не было обрыва. Моток худел, клубок толстел.
Хорошо бы этим клубком поиграть в футбол! От удара ногой он, наверное, здорово полетит! Но об этом можно только мечтать.
Пальцы устали крутить клубок. Надоело ходить по кругу.
И все из-за Ленки!
— Рыжая! — зло пробурчал Митя. Наконец нитка соскользнула со спинки стула. Мальчик с облегчением вздохнул, положил клубок на комод, расставил стулья.
— Мить! Скорей! Петр Иванович сейчас придет!
— Иду! — откликнулся Митя.
Еще вчера ребята прочитали наклеенное у входа в дом объявление:
Детей младшего школьного возраста просят зайти в клуб ЖЭК завтра (4-го) в 11 ч. утра.
Зав. культкомиссией.
К 11 часам все собрались у закрытых дверей клуба.
— Как думаешь, что скажет Петр Иванович? — спрашивала Лена свою голубоглазую подружку Олю.
— Может, в детский театр на утренник устроит?
— Нет!
— А что?
— Не знаю! Я голову ломаю, ломаю и не могу придумать.
Подошел Андрюша.
— Ты ничего не слыхал? — спросила Оля.
— Нет!
Вбежал Митя.
— Зачем нас Петр Иванович звал, знаете?
— Нет.
В это время в воротах показался высокий заведующий культкомиссией. «Наш культурник» — так звали его ребята. Он шел, слегка прихрамывая, опираясь на палку. Ребята кинулись к нему.
— Петр Иванович, милый! Мы ждем, ждем, — впиваясь глазами в спокойное его лицо, затрещала Лена.
— А? Петр Иванович, а? — спрашивал Андрюша, вытягивая шею и закидывая светловолосую голову.
— Петр Иванович, миленький! — прыгая возле него, повторяла Оля. — Что?
Боря и Митя молча переглянулись.
— Сейчас, сейчас! — Петр Иванович открыл дверь и сделал рукой пригласительный жест: — Гуси-лебеди, домой! Вот что, друзья мои, — начал он, сев за свой стол. — Разговор будет короткий. Я поговорил в нашем районном отделе народного образования. Сказал, у нас в доме ребята способные: поют, играют, рисуют, танцуют. Одним словом, искусство любят… Так вот. В нашем районе есть Дом художественного воспитания детей. До поступления в музыкальную школу Боря Смирнов там занимался. Он вас туда и отведет. Там все — танец, рисование, музыка, пение, — все искусства…
— Ой! — вскрикнула Лена, всплеснув руками. — Ой, Петр Иванович! Миленький, спасибо! Если бы вы…
— Помолчи! Смотрите, не осрамитесь! Где Вася? Он стихи хорошо читает.
— Ой! — засмеялась Лена, пригнув рыжую голову к плечу. — Мухи дохнут, как он стихи говорит!
— Молчи! — возмутился Митя. — Один раз сама запела так, что всем худо сделалось!
— Спокойно! — скомандовал Петр Иванович. — Без колкостей! Придете туда — с учителями повежливее. Сделают замечание, отвечать — слушаю! Разговаривать деликатно, смотреть приветливо. Не так, как, например, ты, Митя, волком глядишь.
— Я же на Ленку…
— Ни на кого волком не надо!
— Да как же мне на неё глядеть, если из-за неё папкина балалайка разбилась?!
— Я не виновата! — крикнула Лена. — Я твою балалайку пальцем не тронула! Я просила только: поиграй. Ты сам уронил!
— Ваша балалайка у меня в печенках сидит! — перебил Петр Иванович. — Митина мать с ума сходит.
— Балалайку можно починить, — вмешался молча слушавший Боря.
— Милый, — попросил культурник, — узнай, где и сколько стоит!
— Хорошо!
— Я заработаю, — горячо откликнулся Митя. — У нас в доме одна женщина гряды звала полоть. У неё огород на даче. Сказала: «Я заплачу».
— Обсудим вопрос о балалайке. Решим раз и навсегда. По-моему, Лена, твоя доля вины тоже есть, — твёрдо сказал Петр Иванович, глядя ей в глаза.
— Я… — краснея, начала Лена.
— Постой! Он поступил очень плохо. Он виноват: нельзя так раздражаться! Но и ты хороша! Поставь себя на его место: ты поёшь, у тебя душа песней исходит, а тебе бубнят и бубнят, надоедают. Ты ведь рассердишься?
Девочка молчала.
— Ну, отвечай, рассердишься?
Она опустила глаза, и лицо её залилось румянцем.
— Ну вот, ребята, — оглядывая всех, сказал Петр Иванович. — Как по-вашему, Лена виновата?
— Виновата! — крикнули мальчики.
— А ты как? — спросил культурник Олю.
— Не знаю…
— Как так не знаешь? Ведь если бы она к нему не лезла, он бы балалайку не разбил, значит, доля её вины есть!
— Есть, — нерешительно подтвердила Оля.
— Значит, так. Обсудили и вынесли единогласное решение: виноваты оба. Вместе и вину исправляйте. Деньги заработаете и почините балалайку. Он гряды поедет полоть, и ты с ним поедешь.
— Спасибо! — вскинулась Лена. — Он меня там и отколотит!
«Знает кошка, чьё сало съела!» — прищурившись, подумал Митя.
— Мить! — Петр Иванович испытующе взглянул на мальчика. — Драться не будешь? Что же ты молчишь? Неужели, если бы она хотела свою ошибку исправить, работала бы с тобою рядом, ты бы вдруг на неё накинулся?
— Нет! — уверенно сказал Боря. — Он бы её не тронул. Правда, Митя?
Митя молчал.
— А ты как думаешь, Андрюша?
— Думаю, драться бы не стал, — подтвердил Андрюша.
— Ну, как же, Митя?
Мальчик поднял глаза и сказал твёрдо:
— Нет, я бы её не тронул.
Но Лена смотрела недоверчиво.
— Эх ты! — Митя презрительно прищурился. — Боишься?
— Ничего я не боюсь, — краснея, воскликнула Лена.
— Давайте все вместе поедем полоть! — весело предложила Оля. — Что же ему одному-то. Мы у Евгении Александровны выполем, может, и еще у кого. Возьмем, да и поедем! За городом хорошо!
— Ну вот мы и рассудили: значит, балалайку починим. Ну, как? — спросил Петр Иванович. — Справедливый суд?
— Справедливый! — закричали ребята.
3. Настоящий учитель
— За мной!
Дети вошли в просторное помещение. В глубине — барьер. За ним виднелась широкая лестница. У барьера сидела женщина. Боря поклонился.
— Здравствуйте! — сказал он. — Мы к Вере Сергеевне.
— Проходите! — ответила женщина, оглядывая ребят.
Поднялись по лестнице.
— Хорошо! — оглядывая украшенный цветами и картинами зал, заметил Андрюша.
— Хорошо! — согласился Митя.
Боря сделал знак. Дети молча пошли за ним. Длинный узкий коридор. Ряды закрытых дверей.
— Ну, друзья, сейчас, как в сказке — перед нами три дороги. Вася! Ты идёшь по рисовальной — иди в комнату номер двенадцать, там спросишь учительницу Марию Фёдоровну.