Бриллиантовая Венера (СИ) - Легасова Татьяна. Страница 22
— Кто эта девушка. Ей нужна помощь?
— Да, я нашел ее у дороги, у нее разбита голова, она без сознания, я должен срочно отвезти ее к Знасию, лекарю.
— Я с тобой.
— Это исключено, возможно, она чем-то больна, я не пущу тебя, прости.
Безапелляционно он развернул коня в сторону домиков на отшибе королевских садов и сорвался с места. Ари почувствовала, как гнев поднимается откуда-то изнутри. Она точно не знала, что вызвало такую реакцию. Возможно это ревность к этой несчастной, которую он так заботливо держал на руках. Не контролируя себя, она резко зашагала в сторону дома Нали и ее отца. Когда она вошла в дом, незнакомка уже лежала в постели, переодетая в чистое белье и омытая заботливыми руками Нали. Славий разговаривал со Знасием, седым старцем в очках, возле горящего камина в гостиной.
— Она приходила в себя? — спросила Арайя.
— Да, но она, кажется, ничего не помнит. Славий будет взбешен, когда увидит тебя здесь, он сказал, что велел тебе отправляться домой, — Нали улыбалась.
— Не знала, что он имеет права отдавать мне приказы, — Ари сказала это громко, и, повернувшись, лицом к лицу столкнулась с тем, о ком говорила. Глаза Славия пылали каким-то странным заревом, она видела это пламя однажды, но совсем при других обстоятельствах.
— Мое единственное право, сестра, заботиться о твоей безопасности, уверен, Фазар был бы очень разочарован, узнав, что ты прошагала в одиночестве почти тридцать минут по ночным королевским садам.
Его глаза метали молнии, ее же были готовы пролиться дождем.
— Я останусь здесь, чтобы заботиться об этой девушке, — она сказала это сама не зная почему, скорее просто поперек ему.
— Я уже сказал, что это невозможно, Знасий позаботиться о ней.
Он взял ее за руку и резко потянул за собой. На дворе было темно, как в дымовой трубе, лишь узкая лунная дорожка освещала тропинку, ведущую ко дворцу.
— Как ты дошла сюда в такой темноте, безрассудная… — он осекся.
Он тащил ее за собой так, словно она была уличной девкой, а не Старшей Правительницей.
Она пыталась вырвать руку.
— Отпусти меня, мне больно.
— Нет, — его голос был жестким и безучастным.
Это было уже слишком. Плотина прорвалась, и слезы хлынули из ее глаз.
— Отпусти, — закричала она и упала на землю.
Впервые это случилось. Она не заметила, как отчаянное одиночество и постоянное состояние вынужденной разумности загнали ее в психологический тупик. Истерика нарастала. Единственный свет, лампада ее сердца, человек, невидимое присутствие которого давало ей стимул держаться, был жесток к ней. Ее психика не могла этого вынести. Да еще и эта женщина, она чувствовала какую-то опасность, исходящую от нее. Ее чувства нельзя было обмануть. Она точно знала, что ее сердце болело. Славий опешил. Он не ожидал такой реакции. Он так долго избегал ее, так долго тренировал себя быть с ней лишь братом, заботящимся и преданным. И сейчас он был взбешен тем, что она подвергала себя опасности, более того он был вынужден остаться с ней наедине, что явно выбивало из равновесия всю его решимость, вымуштрованную месяцами одиночества. Она лежала на земле, беспомощная, хрупкая, обливаясь слезами. Ее горе было ему понятно. Его сердце рвалось на части, и он не знал, что делать.
Он поднял ее на руки и сел с ней на скамейку в тени. Достав платок, он вытер ей лицо. Ее запах. Его голова закружилась, словно он получил удар.
— Прости, — шепнул он.
Она прильнула к нему, уткнувшись лицом в пульсирующую жилку на его шее.
Секунда, и его возбуждение было почти неконтролируемым. Он напрягся, словно струна, месяцы тренировок — все было напрасно, он не может сопротивляться ее магнетизму, он любил ее, и сейчас его сердце снова рвалось по швам, зашитым тонкими нитками долга.
— Ари, прошу тебя, не губи нас, — его голос стал хриплым.
Сейчас ее рассудок был далеко. Ей было все равно, она с трудом понимала кто она, сейчас она была просто женщиной, которая любила, и она имела на это право.
Она подняла голову и прильнула к его губам. Он замер. Она бешено впивалась в него, слезы хлыстали ее по лицу, измученное сердце больше не могло вмещать в себя ложь. Он схватил ее за плечи так, словно она была убийцей, уничтожающей его жизнь.
— Нет, Ари, нет, — сказал он тихо, отстраняя ее и ставя на землю.
Он снова вытер ее слезы.
— Твои дети, ты нужна им, если мы сделаем это, ты уже не будешь королевой, а твои дети нуждаются в матери.
Она стала неподвижной маской. Слезы катились по безжизненному лицу.
Он взял ее на руки и молча понес ко дворцу. Черный ход скрыл их совместное появление. Он уложил ее в кровать, налил какое-то снадобье из маленького пузырька, висевшего на шее, и дал ей выпить.
— Кайлима научила меня готовить его, оно успокоит тебя и принесет сон. Спи, моя королева, моя жизнь уже принадлежит тебе, я не могу дать тебе больше.
Он поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты.
На следующий день стало известно, что незнакомка пришла в себя, но абсолютно ничего не помнила из ее прошлого. Знасий сообщил, что у нее, скорее всего, амнезия из-за сильного удара по голове. Девушка смогла назвать лишь свое имя — Лилия. Ее одежда не была бедной, ее платье, хотя и разорванное в нескольких местах, было сшито из дорогой ткани, возможно на ней были украшения, но, скорее всего, ее ограбили. Возможно, в этом и состояла причина нападения. С самого утра Арайю подмывало пойти и посмотреть на нее, ее одолевала ревность, так как Ремия сообщила ей, что с утра Славий заходил осведомиться о ее здоровье. Арайя чувствовала, что с ней твориться нечто невообразимое. Ранее никогда она не испытывала подобных чувств. Ей казалось, что она летит с пьедестала невинности в злачную яму людских пороков, тех, которых она распознавала в других за километры. Теперь же она оказалась слепа к голосу разума. Ее съедало чувство жадности, она хотела, чтобы Славий принадлежал только ей. Эгоизм рос с каждой секундой, и она не могла сопротивляться. Она задавила себя слишком сильно, долго лишала себя возможности следовать зову своего сердца, и, перегнув палку, теперь пожинала плоды своего труда.
После обеда она все же не выдержала, одела на себя самое красивое платье, если такое возможно было выделить среди ее многочисленных вещей, нарядилась в бриллианты и жемчуга, приносящие женскую силу, и пошла в дом к Нали. Погода была, как всегда, жаркая. Солнце пекло невыносимо, но чувство, сжигающее Арайю изнутри, было куда горячее.
— Жара, — сказала она, обнимая встречающую ее Нали.
— Да, дорогая, судя по твоим глазам, просто испепеляющая пустыня.
— От тебя ничего не скрыть, моя дорогая Нали. Я бы хотела познакомиться с нашей гостьей, которую наш любезный Славий доставил к нам во дворец и теперь так усердно о ней заботится.
Нали чувствовала приближающуюся грозу. Она взяла Ари за руку и отвела в сторону.
— Не твори глупостей, умоляю. Она хорошая девушка, простая, напуганная и очень милая. Она ни в чем не виновата. Молю тебя, Арайя, будь благоразумной.
— Ты боишься, что я причиню ей вред? — Арайя смеялась, но смех был наполнен горечью и болью.
— Нет, просто помни, кто ты.
И Нали тихонечко пошла в сторону летней веранды, на которой слышались чьи-то голоса.
Они вышли на открытую площадку, залитую дневным светом и усаженную цветами. Седовласый Знасий пил чай вместе с маленькой хрупкой девушкой. Ее черные блестящие волосы были скромно уложены назад в две закрученные линии и спускались свободным хвостом до пояса. На ней было надето скромное голубое платье, обтягивающее ее худощавое тело. Ее лицо было невинно, как у юной девушки, хотя на вид ей было не менее двадцати.
Завидев Старшую Правительницу, Знасий немедленно поставил чашку и встал в знак приветствия.
— Ваше величество, — он улыбнулся как всегда открыто и лучезарно.
Девушка растерявшись не стразу поняла, кто перед ней, покраснела, поставила стакан, встала и сделала неуклюжий реверанс.