Повесть, которая сама себя описывает - Ильенков Андрей Игоревич. Страница 1

Annotation

7 ноября 1984 года три свердловских десятиклассника едут отмечать праздник к одному из них в коллективный сад. Десятиминутная поездка на трамвае непонятным образом превращается в эпическое странствие по времени и пространству. А с утра выясняется, что один из них пропал. Поиски товарища в опустевшем на зиму коллективном саду превращаются в феерически веселую попойку. Но тут появляется баба Яга. И ладно бы настоящая, из сказки, а то — поддельная, из реальной жизни…

Андрей Ильенков

ПОВЕСТЬ, КОТОРАЯ САМА СЕБЯ ОПИСЫВАЕТ

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Главы шестая и седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава одиннадцатая

Андрей Ильенков

Дорогие ребята!

Перед вами — вид автора и его совесть (совесть, конечно, а не повесть, слово «повесть» — это опечатка), которая сама себя пишет. Точнее, описывает. Вообще, все совести описывают себя сами, за исключением тех, которые описываются моралистами насильно, но такие совести самостоятельной ценности не имеют и мало на что годятся вне времени и читателя. «Эва, загнул!» — скажете вы. Да, я загнул. А в таком случае, можете спросить вы, к этим последним не относится ли и моя совесть, которая описывается сама? Ну и относится. А что, мать вашу, не относится?!

Ответы вы можете присылать по адресу: 620043, г. Екатеринбург, ул. Торфорезов, 74, Ильенкову А.И. Или: [email protected], абонент «Пакля».

ПОВЕСТЬ, КОТОРАЯ САМА СЕБЯ ОПИСЫВАЕТ

Глава первая

ВРЕМЯ СОБИРАТЬ ВЕЩИ

Началось все однажды. Мать Кашина была на своей предпраздничной работе, отец Кашин — тем более, точнее, собирался. А «тем более» — в смысле, что тем более ответственной работе, в одном и том же, впрочем, НПО «Энергосредмашавтоматика». То есть в конечном счете они там вместе набухаются, а потом, вероятно, и подерутся, но этого Олег уже не услышит никогда. Насчет «подерутся» — это, конечно, шутка. Кашин сын был шутник. Предлагая гостю, а лучше гостье, разуться, он неизменно говорил: «Снимай штаны», что гостей и гостий неизменно шокировало, а он спохватывался, что оговорился и имел в виду сказать: «Снимай шузы». Ну и многое другое, о чем можно будет узнать впоследствии. А сейчас важнее понять — когда именно «однажды» все началось?

Большинство из нас считают, что вчера вечером. Но на самом деле все началось вчера утром.

Тогда зазвонил телефон. Папешник взял трубку и сказал:

— Кашин на проводе!

Олег Олегович сразу представил папешника: на проводе. Очень смешно, только немножко грустно.

— Иван? Здоровеньки булы! Ты откуда звонишь?

Какой Иван?

— Отсюда? Ты что, выпил?

Иван, садовый сторож. «Выпил»… Вот какой папешник деликатный, когда не надо. Иван никогда не выпивает. Но иногда запивает. На недельку, не дольше. Но и не меньше, чем дня на три-четыре. И, выпив первый стакан, он имеет обыкновение немедленно звонить Кашиным. Как бы доложиться. Так, мол, и так, вот он я, старый дурак, опять приехал в город и напился. Дескать, звиняйте, зато честно признаюсь. И вообще, мол, имейте в виду. На меня как бы пока не рассчитывайте.

В том смысле, что папешник с Иваном водил взаимовыгодное приятельство и взаимопомощь. Собственно, такая информация о загулах ценна только во время весенне-летне-осеннего сезона, когда что-нибудь надо в сад привезти, чтобы Иван там помог или типа того. В ноябре-то пей на здоровье. Но привычка свыше им дана, вот он и сообщает.

И вот тогда-то чудовищной мощи мысль — Олег аж мгновенно вспотел! — его осенила! И свербила эта мысль в голове уже целые сутки, и вот сейчас Олег наконец-то собирал вещи.

Папешник даром что спешил, но не забыл перед уходом проверить готовность сына к гипотетическим испытаниям и на ходу (конечно, голосом, как у Жукова, отрывистым и твердым, отработанным многими — слишком уж многими, по скептическому мнению мамы, — годами в должности начальника цеха — но зато какого цеха!) спросил:

— Чай? Спички?

— И то и другое в жестяной коробке, хотя, надеюсь, дождя не будет, — с готовностью ответил Олег, внутренне посмеиваясь: ведь всего-то доехать до дачи!

— Это хорошо! А то — трое мокрых мальчишек!

— Ничего, папа, друзья познаются в беде!

Вот дурак-то папешник, между нами говоря. То есть нет, конечно, очень-преочень умный, имеется в виду только этот краткий разговор. Так-то он весьма умен. Быстренько сообразил и вскоре в расплывчатых выражениях намекнул, что там заодно не то чтобы посторожить, а все ж таки поприглядывать, пока Ивана нет.

И когда он убрался, Олег Кашин начал собирать рюкзак по-настоящему. Туда, на самое дно, легли рядком да ладком бутылка водки и бутылка вина. И еще кое-что. Если бы это увидели родители, они бы его не похвалили. Хотя обычно хвалили, ибо в целом Олег далеко не позорил своих родителей (и это еще мягко сказано).

Вчера собрались со Стивой и Кирюшей, обсудили все аспекты. Новехонькую годовщину ВОСР ребята решили отметить, как она того заслуживала, — с полным выходом и максимальной отдачей. Устроить революционную ноябрьскую маевку на природе. Но не просто на природе! Потому что просто природы много, и вся она поздней осенью мокра и холодна до костей. А устроить в коллективном саду, где имелся домик. Вот ловкачи!

Да, имел себя. Но не просто домик. Не тесная фанерная будка для железнодорожных сумасшедших, захламленная всяческой рванью и переломанным садоводческим инвентарем. У Кашиных стояла настоящая бревенчатая избушечка с кухней и кирпичной печью. А также и с артезианской скважиной. И с финской баней, «сауна» называется. Без бассейна, конечно, но с действительно сухим паром. Как и положено комсомольскому активисту. Каковым Олег, заметим здесь впервые, являлся.

Олег тогда выдвинул было встречный план — поехать на дачу к Стиве, но два официальных оппонента оплевали его физически и обосрали морально. В общем, пришли к взаимовыгодному полюбовному соглашению.

Но только вчера они так и не договорились насчет увеселительного. Стива предложил прикупить пузырь, то есть водки. Олег попытался было возражать:

— Нет, это что же, перепьемся все, давайте чекушку.

Стива стал дразниться и обзываться поносными словами, имея в виду, что чекушки слишком мало. Человеку, подчеркнул он, чекушки катастрофически мало. Председателей комитета комсомола мы-де не считаем.

— Как же мало? — искренне удивился Олег, привычно проигнорировав инсинуацию. (А Кирюша пока помалкивает, он, как обычно, листает какую-то книжечку и усмехается в усы.) — В прошлый раз было не мало.

— В прошлый раз! Тогда мы ее высмоктали без закуски и спать легли. А тут гулять будем! И вообще, на свежем воздухе пьется больше.

Олег возразил на это, что в прошлый раз хотя и действительно без закуски, но перед этим плотно поужинали.

Они действительно тогда плотно поужинали и пошли в комнату Олега. Там завели приличествующую случаю светскую беседу, которая затянулась далеко за полночь. В полном соответствии со светскостью беседы, Кирюша в ту ночь поведал товарищам о своих литературных мечтаниях. Оказывается, он уже давно мечтает написать одну. Повесть. Или даже пьесу. Под названием «Рвы». Смысл ее должен был быть примерно следующим. Три товарища — вот типа как они — отправляются в поход. В лес, с палаткой. Пункт назначения — маленькая станция. Под названием Рвы. Или лучше — Гнилые Рвы, так более зловеще. Там они, значит, высаживаются и идут в лес. В лесу ставят палатку, разводят костер, стряпают провизию, все дела. Один, предположим, берет гитару и начинает петь. Какую-нибудь фигню, неважно. И вдруг появляется девушка. Она пришла из лесу на свет и звук. Вся в слезах, и в губной помаде перепачканное лицо.