Повесть, которая сама себя описывает - Ильенков Андрей Игоревич. Страница 4

— Сдачу забери!

«Вот и засыпался!» — покрывшись холодным потом, понял Олег. Медленно обернулся. Продавщица смотрела на него с неприкрытой насмешкой. Втянув голову в плечи, он рванулся к прилавку. Боясь поднять глаза, сгреб мелочь в ладонь и, не глядя, высыпал более на пол, нежели в карман. Хотелось бежать, но это было бы совсем уже подозрительно, и он заставил себя присесть и собрать монетки — хотя бы те, которые были в поле зрения продавщицы.

Открыв дверь, выскочил из магазина, как из парилки: мокрый и тяжело дыша. Очутившись на улице, с ужасом вспомнил, что выходить-то следовало с максимальными предосторожностями. Он быстро пошел в сторону, противоположную своему подъезду. Кажется, пронесло… Кажется — потому что Олег так и не решился оглянуться. Чтобы немного успокоиться и потеряться из вида, он прошел несколько кварталов, а потом, развернувшись, окончательно направился домой. Весело насвистывая, шел восвояси. Теперь точно пронесло. Дело сделано. Так он думал, но глубоко ошибался. Весь его анабазис был отслежен поминутно и пошагово, даже самые тайные его мысли — все было известно незримому соглядатаю.

Но он этого не знал и весело насвистывал: настало время собирать вещи. И очень хорошо, что папешник убрался, — теперь Олег Кашин начал собирать рюкзак по-настоящему. Туда, почти на самое дно, легли рядком да ладком бутылка водки и бутылка вина. А на самое дно легла упаковка клофелина, три веревки и две старые наволочки.

Глава вторая

СТАНЦИОННЫЙ СМОТР

Стива так редко ездил в трамваях, что всякий раз успевал крепко подзабыть предыдущий. Поэтому любую его поездку в трамвае можно считать первой.

Представьте же себе, что это такое: юноша в шестнадцать лет впервые в трамвае! Интересно? Еще как! Кому интересно? Да Стиве интересно! А остальным пассажирам? А им хоть бы хны! Вот уроды гребаные.

А что поделаешь, если ездить в трамвае ему было решительно некуда. Школа стоит буквально что в двух шагах от дома, на той же набережной.

Даже не в двух, а Стива однажды точно измерил шагомером — в двухстах четырнадцати. Ну, может быть, чуть подальше. Потому что он тогда стал измерять и не выдержал характера. Он посмотрел — а на шагомере было около двухсот, и до школьного двора осталось совсем немного. Ну, он и стал шагать как можно шире, чтобы уложиться в сакраментальное расстояние двести десять шагов до Мавзолея Ленина, даже штаны порвал. «Адидас», между прочим, штаны! Другой бы на его месте вообще повесился. Но все равно не дотянул, получилось двести четырнадцать. Но один хрен.

Три других, после школы и дома, наиболее посещаемых им места — кинотеатр, дискотека и спортивная секция — были лишь ненамного дальше: на противоположной стороне набережной — в киноконцертном театре «Космос», еще раз в киноконцертном театре «Космос» и на спортивной базе «Динамо» соответственно. Все рядом — какие уж тут трамваи.

На дни рождения к одноклассникам и одноклассницам удобнее всего было ездить в такси. Назвал географический адрес — и тебя доставили в лучшем виде прямо по назначению. И быстро, и не надо искать, где та улица, где тот дом. Таксисты же относились к Стиве с неизменной теплотой, потому что расплачивался он не деньгами, а специальными такими талончиками «на поездку в такси», что почему-то чрезвычайно нравилось водителям. Говорят, что это как-то связано с учетом расходования бензина. На дачу он ездил с родителями и шофером на «Волге» или, если на батюшку находило лично порассекать, на «Ниве». Но ездить на дачу Стива не любил.

Между прочим, Олежек-то, Земнухов, вначале предлагал — может, поехать на дачу к Стиве? Это потому, что он там никогда не был, и плюс, конечно, потому, что дурак. Потому что вон Кирюха тоже никогда не был, а все же сразу все прикинул в мозгах и поморщился. А уж Стива так поморщился, что Олежеку мало не показалось! Потому что надо немного соображать. А то, как говорила бабка, глаза завидущие, руки загребущие, а в рот не берет.

Да, конечно, дача у Стивы лучше земнуховской. В подавляющем большинстве отношений. Кроме главного — на земнуховской они оставались реально одни, реально как хозяева. Что хотеть, то и воротеть. Они могли не опасаться, что в разгар веселья позвонят родители или припрется кто-нибудь из работников дачной обслуги. А на Стивиной такое не только возможно, но даже и наверняка матушка позвонит завхозу и велит ближе к полночи проследить, как там дети. А на земнуховской даче не только обслуги, там и телефона-то нет. Там воля и покой. Там можно будет пуститься во все тяжкие, что именно и замышлял Стива. Настроение у него было великолепное. Еще бы, ептыть! После такого прекрасного массажа!

Сегодня Стива проснулся один, бля. Сам, бля. Радостно зевнул. Самодовольно пукнул. Пока продирал глаза, мельком глянул на часы. Одиннадцать, магазины открываются. Внезапно решил: сейчас пойду куплю пузырь водяры, и баста!

За стенкой пищал батюшка и басил в ответ шофер, чем-то гремели и ворочали, собирались уезжать, и Стива еще немного полежал в постели, чтобы не здороваться и все такое прочее. Матушка давно в школе. Не на уроках, конечно, каникулы, но уж она всегда найдет чем заняться. С физруком. Шутка. Кондратом. Не шутка. Его правда так зовут, Кондрат Филимонович, место встречи изменить нельзя.

Матушка Стивина служит директором Стивиной же школы, очень приятно! На переменах они стараются обходить друг друга подальше, потому что она-то вполне величественна и невозмутима, а вот Стива редко может удержаться, чтобы не скроить ей какой-нибудь рожи. Он сам не понимает отчего. Только увидит, бывало, матушку, и рожа у него скраивается сама собою. Ну, оно и неудобно перед народом, непедагогично.

Пока Стива лежал, у него встал. Стива было собрался передернуть затвор, но тут дверь за стеной захлопнулась, и он бодро соскочил с постели. Упал на медвежью шкуру и двадцать раз отжался. Собирался пятьдесят, но стало лень. Полежал на животе, почесал шкуру. Она классная.

Это якобы сам батюшка ведмедя завалил. А может, и правда сам — стреляли одновременно несколько человек, но, конечно, считалось, что батюшка. Он сердился — что за подхалимство, и зачем-де ему этот медведь? Куда эту шкуру неопрятную?! Стива сказал, что лично его уже тошнит от узора на ковре, а шкура медведя у кровати — это все, чего он когда-либо хотел от жизни. Специально обработанную башку повесили в прихожей над диваном. Мясо медвежье вяленое, кстати, прикольное. Такое жесткое — замучаешься жевать. Но у Стивы челюсти жвачками так разработаны, что он два дня с удовольствием его жевал. Потом ему надоело, и матушка велела эту дрянь выбросить на свалку. Все у матушки так: нормальные люди говорят «на помойку», а она — «на свалку!». Ну понятно — филолошка. Ну, медвежатину Клавушка, конечно, себе домой утащила.

Клавушки, кстати, сегодня не было — отпросилась праздновать. Матушка отпустила: сегодня-то обслуга и на фиг не нужна, целая бригада накрывать придет, а завтра с утра она вернется и займется уборкой. И хотя Стиве не нужно было ничье присутствие, он пожалел, что Клавушки не было. Он к ней много раз яйца подкатывал. Конечно, не совсем всерьез, потому что больно ему нужна корова двадцативосьмилетняя, а все ж таки забавно. Она, конечно, пугалась очень. Боялась, что случись что между ними — Стива на следующий же день возьмет да за обеденным столом при всех и расскажет. И запросто! Потому что Стива, сказать по правде, — раскиздяюшко еще тот, и даже чуть ли не единственный в своем роде.

Вот тоже был случай. Идет себе Стива, никого не трогает. Ну или почти не трогает. Да не почти, а совершенно не трогает! Но, сказать правду, немножко задирает прохожих. Ну выпивши человек, с кем не бывает. Он же в шутку. Прохожие, конечно, видят, с кем имеют дело, — с плечистым и агрессивным пьяным подростком, — и не реагируют. Хотя он не агрессивный — так, чисто приколоться. И вдруг один человек среднего возраста и внешности взял да и прореагировал. То есть на задирания Стивы взял и задрался. Да как ловко задрался-то! Стива прямо опупел.