Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян. Страница 36

— Привет, Германия! — Вано в своём репертуаре — опять изображает внимательного друга. — Не скучаешь в городе безвылазно? — Он не знает, что я недавно из этой самой Германии явился.

Звонит часто, топчется на пороге души, но не входит, просто бдит. Но сегодня явно звонит по делу, больно тон деловой. Тут же интересуется: здоров ли, и чем планирую заняться в выходные. Хотел пошутить в духе Соколова, но вовремя прикрутил ручку газа. Да и о своих сдвигах в лечении я только маме и близким родственникам сказал. Клубным никому ни полслова: меньше знают — крепче сон.

— Иван, я хотел методические материалы аудиокнигой начитать. Ну, правда, прекращайте меня на ваши мероприятия зазывать, я там сижу, как приклеенный…

— Тут другое… Артемий собирает всех, кто стоял у истоков, инструкторов-ветеранов, гости будут. Ты же тоже…

— Ваня, я — слепой, мне в принципе такие мероприятия противопоказаны, если могу оступиться. А вы меня в горы тащите.

— Ты же без них жить не можешь, Германия, давай не исполняй! — голос Ивана стал немного злее и с плохо скрываемым нервом. Меня сразу выхолодило изнутри, я, кажется, даже нахмурился.

— Да. Не могу. От этого в разы больнее, так трудно это понять?

— Гер… — начинает пытаться исправить ситуацию, но меня уже захлёстывает, — я сам за тобой заеду и помогу собраться. Тебе нужно на этот сбор — будут обсуждаться важные вещи. Про наследование «Каган-Климб», Гер. Мы собираем все факты и документы, чтобы определиться, кто станет владельцем клуба, оттягивать нельзя, Щитков уже заколебался быть исполняющим обязанности, а желающие его подвинуть есть.

— Ты? — с нажимом спрашиваю и знаю, что ответит в лоб, не скрывая, ибо это глупо — скрывать очевидное. Он же мне проходу с этими доками не давал, а я реально не знаю, мне Андрей обещал клуб, но толку?

— А хоть бы и я! Я вкалывал наравне с Андреем, пока… — замирает, «ты не появился» — договариваю мысленно за бывшего и вдыхаю всей грудью.

— Хорошо. Я поеду, Вано. Чтобы наконец расставить все точки над «ё», и вы, соискатели, уже от меня отстали, — кусаю заусенец, чего с института не делал, а тут до крови раздираю, шиплю, и уже Иван там ни хрена не понимает.

— Гер, значит… договорились? В пятницу вечером выезжаем. Я за тобой в пять заеду. Или раньше?

— Сам соберусь. В пять нормально! — обрубаю всё сочащееся дружелюбие, нечего тут вводить меня в заблуждение, иными словами — нагло заливать. Вано молчит, потому что темы для разговора закончились.

Клуб. Клуб. И только клуб. Тру лоб, а боль растекается по вискам, даже не боль, а давление, словно обруч с размаху на голову одели. Это должно прекратиться! Всё, что связывало меня с Андреем, надо оборвать, иначе не выберусь — сорвусь, прошлое предательски утянет вниз.

Сижу, туплю в стену, гоняя в ладонях тяжёлый стакан с коньяком, хотя пить не следовало, и матери солгал, что всё в порядке, и Арчи впервые неодобрительно рычит на меня из угла. Накрывает внезапно… сзади… приходной тёмной волной, начинаю задыхаться, мне нужно Его голос услышать, ощутить кольцо рук на торсе, сильный запах сигарет, горячее дыхание в ухо.

«Фюрер!»

Вздрагиваю, и тут же вспоминаю другие объятия, властные и надёжные, низкий голос, который никогда не повышался, кроме того раза… в машине…

Отпускаю. Отставляю коньяк и, откинув голову, смотрю вверх. Андрей, я тебя отпускаю. Я тебя любил. Это правда. Мне нравилось тебе подчиняться, пока не узнал, что можно любить по-другому, что можно так отчаянно привязаться к человеку, прощая ему любое несовершенство, потому что с ним вся жизнь приправлена по иному вкусу.

Яр Соколов.

Тайфун с мужским именем. Вспышка на солнце. Упавший метеорит.

Улыбаюсь бесконтрольно, ведь сам обещал его найти, для этого съездил в травмпункт, но врач лишь руками развёл. Правда, дал адрес, где я лишь порог поцеловал: Соколов съехал, жильцы, купившие квартиру, естественно ничего не знают. Поспрашивал бабушек во дворе, они отвечали недоверчиво, сопоставляя милого интеллигентного мужчину в очках с тем «нелюдимым грубияном в капюшоне, от которого доброго слова не дождёшься». Одна женщина сердобольно дала адрес бывшего участкового, сказав, что он был Ярославу как отец родной, и если бы не он, то плакала бы по засранцу тюрьма.

Антон Сергеевич открыл сам, даже не рассматривая особо, запустил прямо с собакой, познакомил с женой. Детей либо не было, либо выросли, потому что было тихо. Беседовали под чайковского с моим берлинским печеньем. Бывший участковый поведал, что последний раз видел Яра после продажи квартиры, парень забегал попрощаться и обещал потом, как обживётся, дать координаты. Антон Сергеевич осторожно спросил о причине моего интереса, на что я ответил так:

— Друг. Очень хороший друг. Он помогал мне: был глазами и руками. Я прошу, если новости появятся, сообщить мне.

— Если такие хорошие друзья… чего ж так разбежались? — по голосу участкового чувствую профессиональную привычку «расколоть» собеседника на откровение.

— Я лечиться заграницу уезжал, и связь потеряли. Он телефон поменял, а я — растяпа, не помню, куда сохранил. Зная Яра — он мог обидеться, что не звоню, и просто забил на меня.

— На хорошего друга? Забил? — с сомнением переспрашивает Антон Сергеевич. — А собака давно с вами?

— Четыре года.

— Классный пёс. Спокойный и умный. Такой… наверное, просто так на человека не кинется?

— Да что вы! Арчи обучен и только защищать может. Его дети на площадке затискали, он и ухом не повёл! — даже стало обидно за собаку. Участковый миролюбиво хлопает по плечу, просит не серчать, потому что на его веку много случаев было, когда внешне добрейшие собаки рвали собственных хозяев. Я только головой качаю: это что должно произойти, чтобы Арчи озверел? С ножом на него броситься. Похоже, я это вслух сказал, Антон Сергеевич как-то смолкает, и мне в этом молчании ощущается тоска какая-то.

— Яр говорил, что это очень толковый и хороший пёс.

— Ага! Они здорово спелись, — я улыбаюсь, ведь протянулись тоненькие, еле различимые ниточки к любимому человеку. Любимому. Я повторяю это слово каждый день, как мантру, и верю, что наши дороги обязательно должны сойтись. Верю и хочу.

Ваня заехал за мной прямо в универ, перед этим позвонив, но как показалось — просто под дверями караулил до окончания пары. Я покорно сел в его машину, понимая, что это уже на конвой похоже, а не на сопровождение. Надеюсь, что Артемий и Тимур в этом не участвуют. Иван взахлёб рассказывал, что они тендер выиграли и межгородские соревнования по болдерингу. Я молчал, привалившись плечом к двери, до самого дома молчал. У меня почти всё собрано было: мама в обед приехала, оставила полный термос чая, домашние пирожки, немного фруктов, ну и, конечно, забрала Арчи. Судя по собранной в гармошку ковровой дорожке под ногами, хаски уходить не хотел. Я маму специально попросил это сделать без меня, иначе бы пёс точно не отпустил. Вано бросился поправлять, а я допаковал походный рюкзак. Слава богу, вещей минимум, конец мая был уже по-летнему жаркий. Двигался я по квартире медленно и осторожно, не выдавая своих достижений. А взгляд бывшего жёг между лопаток, как лазерный луч.

Внезапно меня чуть прижали к стене в коридоре, вдоль линии шеи скользнули губы, отчего по телу тут же промчался табун мурашек.

— Не надо! — говорю резко и напрягаюсь всем телом.

— Гер… ну чего ты? Мы же это делали и не раз… Тебе же хорошо было? Давааай, а? — зацеловывает шею, руки запуская под рубашку поло до самых сосков, а потом на живот. — Хочешь же? И я хочу… Тебя хочу! — резко разворачивает, но к губам прикоснуться не успевает — бью в скулу кулаком типа наугад, усреднив силу удара, но эффект ошеломляющий.

— Охуел, инвалид?! Ну и спускай в ладошку, если хороший член отталкиваешь.

Потом всю дорогу извинялся как потерпевший, но мне уже глубоко параллельно было, где там у него неудобно было. У меня в местах, где Ваня лапал, кожа словно воспалилась и зудела — помыться хотелось, докрасна растирая кожу грубой мочалкой. Пирожки в глотку не лезли, половину отдал провинившемуся, чтобы не пропал мамин труд.