Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян. Страница 41

— Они же… мягко говоря… не ладят! Зачем ты их вместе отпустил?

Артемий сопит, ибо аргументов, которые бы меня удовлетворили, просто нет.

— Куда они пошли? — меня решительно подрывает с места. — Надо найти их и убедиться, что всё в порядке.

— К твоей любимой горе… Гер, — собеседник хватает за руку, почти насильно усаживая обратно. — С Вано всё не просто так. Дело в завещании. Андрей отписал клуб ещё при жизни… и мне сказал, что тебе. Документа я не видел, ни у адвоката, ни у нотариуса копии нет. Значит, в договорном или судебном порядке нужно определить хозяина. И многие уйдут из клуба, если во главе станет Ванька.

— А ты почему не хочешь?

— Я ж полевой работник, а не бумажный, Герк. Ну посмотри на меня — какой из меня руководитель? Морда — кирпичом, руки — лопатой. Я бы с удовольствием в старшие инструктора вернулся, ну, замом на месяц на период отпуска…

— Тут важно отношение к людям и к делу. Умение увлечь и организовать, поддержать здоровую атмосферу…

— Ага… вон она, здоровая атмосфера! Здоровеет сейчас, наверное, на глазах!

— Пойдём! Проверим склон и сядем обсудим дела с юристами! — Наверное, сейчас я как-то по-особому выгляжу, ибо Артемий «подвисает» и грузно встаёт. Мы берём комплект снаряжения — на всякий случай, я набрасываю на плечи олимпийку. Потому что озноб странный, непроходящий.

Идём быстро, и только сильное расстройство дядьки мешает Артемию понять, что для слепого я чешу неправдоподобно шустро. Не акцентирую внимание на себе, но под ложечкой сосёт не по-детски.

— Ваня! — вдруг вскрикивает Щитков, почти сталкиваясь с тем грудью. Парень ругается, словно цедит, глухо, сквозь зубы. — Ты почему один? Что с носом? Дрались-таки, сукины дети?! — Иван отпрыгивает от него на метр, отбив руку, собирающуюся его схватить, и с раздражением растирает подбородок. — Славка где?

— Еблан ваш Славка. Я его на гору за собой не пустил, крюки проверять. Так он собрался и свалил. Где он сейчас — меня колышет мало. Не удивлюсь, если сам наверх полез.

У меня перехватывает дыхание: голос Вани мне не нравится, и плохое предчувствие петлёй сдавливает шею. Сам полез? Десять раз! Тяну Артемия за рукав, давая понять — зря теряем время. Там есть крутая горная тропа для туристов-пешеходов на шикарную видовую площадку, которой, собственно, подъём климбера и заканчивается. На этой видовой… меня Андрей тогда в первый раз взял за руку. Но сейчас это лишь смазанный эпизод из прошлого. Все сильнее корёжит от беспокойства за незнакомого человека. Почему? Надо быстрее.

По тропе вверх бульдозером меня тянет Артемий — начинается она со стороны противоположной скалолазному маршруту, а потом, опоясывая скалу, идёт параллельно подъёму. Уже на полпути слышим вскрик, который врезается в сердце диким ужасом. Застываем. Такое чувство, что вообще рядом по левую руку. Сходим с тропки. Артемий ставит меня около дерева, а сам лезет заглянуть за скалу.

— Твою ж! Слав, ну как же так!

Вечер уже наложил на природу тёмные полутона, и ошмётки моего зрения получают фору. А ещё хорошо слышу срывающийся голос Щиткова в двух метрах. Он взволнован не меньше, это даже немного… бесит, хотя и не берусь судить почему.

— Что там? — не выдерживаю.

— Славка висит. На нижней. Без веревки… вернее, он её сам тащит. Разборки потом, Герман, даже не начинай! Он без ножной опоры, висит на руках. Я сейчас наверх, быстро брошу ему петлю. Гер, стой здесь. Жди! Не двигайся!

Артемий бежит, оставив «беспомощного» меня у дерева, жаль, не привязал… жду ровно пять секунд, пока мужик исчезает из виду, и принимаю своё собственное решение. У меня запасная веревка — один конец на пояс, второй вокруг дерева. Длина десять метров — надеюсь, хватит. Перелезаю на скалу и застываю: человек висит на руках на самом опасном участке с тупым углом наклона, пытаясь ногами поймать опору, но не выходит. Обрыв — девяносто процентов, зная, что нет сноровки и знания маршрута. Наглухо сразу…

— Станислав, держитесь! Я иду! — На руки пригоршню магнезии, и делаю шаг вперёд.

Ярослав

У меня чуть руки не разжались! Пальцы остались в хвате на выступе только потому, что затекли, и уже не факт, что без помощи сам смогу их разжать.

Наказание! Кара! Это просто пиздец!

— На хуй иди! — вырывается из глотки всё так же хрипло, он на секунду останавливается, но мотает головой и продолжает двигаться.

Меня самого дёргает, как при судороге, кровь закипает, и адреналин, что прошёл кругом, вернулся и ударил в голову. Было вполне себе трезвое желание отпустить себя и упасть. Лучше так, чем мы оба разобьёмся.

— Всё будет хорошо, — успокаивает меня, а самого потряхивает. То ли за меня страшно, то ли чувствует, если живыми выберемся — я его убью. Просто придушу гада, чтобы думал, что делает!

— У тебя не будет, если не свалишь! Уйди отсюда! Вызови МЧС, полицию! Ты в броне, что ли? — кричать не получается, да это и не надо, эмоциями передаю всё, что хочу, но всё-таки захожусь кашлем. Когда спазмом дёрнуло лёгкие, и меня тряхануло, срывается правая рука, я на секунду теряю опору, и ощущение падения такое острое, что душа обмирает, и сердце вниз ухает. Герман вскрикивает, причём то, чего не ожидал ни один из нас:

— Яр! — быстро мотает головой и лезет ниже. — Держись!

Хватаюсь рукой, подтягиваюсь, голова кружится. Похоже, давление ебашит, сам будто зрение теряю, ещё и сумерки подкидывают лишних образов, размывая картинку.

— Кто? — всё-таки хочу переспросить.

— Это… случайно вырвалось. Слава, держись, чуть-чуть осталось. Я сейчас.

Готов поспорить, мой человек-паук покраснел. А мне одновременно и тепло стало, и страшно. А если — сорвётся… Я почти разжал пальцы, когда он ловко соскользнул ко мне и схватил за пояс, уверенно держа, словно я и не вешу ничего. Его близость отрезвила, как хороший подзатыльник словил, и впервые в жизни слов не нашлось, кроме:

— Герман, ты — дебил, — подвожу итог срывающимся голосом, теряю остатки сил, помощь почувствовав. В глазах —сырость, хотя и до слёз далеко, и одновременно хочется смеяться.

— Герман! Твою мать! Ты уже там, бессмертный?! — кричит сверху Артемий, сам чуть не падая от удивления.

— Я держу его! — вторит вверх Гера, крепче сжимая мой пояс рукой. Его хватка прижигает кожу в местах, где прикасается, и даже в столь сложной ситуации не могу не признать, что скучал по нему дико, а он умудрился измениться.

— Бросай! — перекрикивается со вторым, ловит верёвку, а я в упор на него смотрю… видит, засранец! — Я сейчас закреплю, поднимешь, да? Или помочь? — продолжает командовать, и если бы из меня вся жидкость с потом не вышла, я бы обоссался от радости! Или просто! Страшно — пиздец, ещё и эти тут, и горы, и закат… так сброситься захотелось — то ли от радости, то ли от гордости, то ли просто потому, что заебало бояться!

— Видишь, — шиплю Герке в лицо, пока он меня цепляет и проверяет, надёжно ли закрепил, — видишь же всё, зараза! — это уже непроизвольно позволяю себе хамство, вообще себе всё позволяю, только сил нет воплотить позволенное. Герка даёт отмашку Артемию, тот натягивает верёвку, и только тогда мой спаситель мне в глаза посмотреть решается. В глаза… на губы… нервно сглатывает, бегло проходится по лицу и… анализ его мыслей настолько очевидный, что я даже через слой бешенства могу усмехнуться.

— Ты… — хрипит прям как я, хотя голос вроде не терял.

Меня тащит Артемий, приходится помогать руками и ногами карабкаться, но напоследок Герке «фак» всё же показываю. Больше доказательств не надо, я один такой с припиздью.

Тёма орёт Туманову, чтобы осторожно выбирался и шёл к нему, меня, как котёнка, затаскивает за шкирку, осматривает лицо, руки, даже под футболку нырнул, за что и получил. Поток бранных мыслей нового шефа не анализировал, спросил только, Герман вылез или как… Нехотя пробурчал, что вылез, хотя я это и так по топоту ног понял. Как не понять, когда тебя сначала в бок пинают, причём конкретно так, силы не рассчитав, а потом сверху падают, придавливая. И я уже даже оттолкнуть не могу — по редкой травке и камню размазало, и трясёт всего, аж от земли отрывает, и судорога в каждой мышце, как с холода с обморожением и в тепло, и тут же отпускать начинает. Только не совсем отпускает, наоборот, плохеет и почти сворачивает пополам.