Королевство пепла (ЛП) - Маас Сара. Страница 128

Фенрис, с клятвой на крови или нет, не должен был рассказывать ему такие вещи. Это должно было остаться между ним и Аэлиной, больше никем.

— Я видел как ты смотрел на неё этой ночью. Ты ведь задаёшься вопросом, почему она просто не отправит их в ад, спалив до самого пепла?

Оба мужчины завернули в коридор ведущей к умывальням.

Несколько солдат и целителей стояли вдоль металлического желоба, вытирая лица, чтобы встряхнуться ото сна и сбросить лишнее напряжение, расслабить нервы.

Фенрис продолжил говорить.

— Тогда он заковал её руки в металл и положил в жаровню… — фэйец запнулся. — Целителям понадобилось две недели, чтобы вылечить то, что он сделал с ее руками, запястьями. Когда Аэлина пришла себя… руки были чисты, но след в душе был неисцелим. Она смотрела на свои руки и не могла понять кошмар ли это был или явь.

Рован потянулся к одному из ведер, которые наполняли каждые несколько минут, и опрокинул его себе на голову. Ледяная вода впилась ему в кожу, заглушив рев в ушах.

— Каирн делал много подобного.

Фенрис наполнил ладони водой из кувшина и плеснул себе в лицо, смывая всю грязь. Рован молча смотрел на то, как серая вода стекает к небольшой дырке под корытом и исчезает.

— Но несмотря ни на что, ваши парные знаки оставались на теле Аэлины. — Фенрис вытер лицо. — Все шрамы исчезли, но знаки остались.

Шея Аэлины была чиста, когда Рован нашёл её. Как будто читая мысли друга Фенрис продолжил говорить.

— В тот последний раз, когда ей требовалось исцеление, Маэва сказала, что ты уехал в Террасен. — волк проглотил ком в горле. — Тогда то они и исчезли, ваши знаки.

Слова ударяли по Ровану больнее всякого меча. Она потеряла надежду, думала что потеряла его и не смогла справится с этим осознанием. До тех пор никто не мог отобрать у Аэлины память. Маэва чуть не отобрала и это.

Рован вытер лицо о полу рубашки.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — он повторил свой вопрос.

Насухо вытеревшись, Фенрис поднял лицо не выражавшее практически ничего.

— Я просто ответил на твои вопросы. Сегодня тебе надо сосредоточиться на другом.

Они вместе зашагали туда, где сегодня должен был быть накрыт скудный завтрак.

— Или дождись пока она сама придёт к тебе, как только будет готова.

— Она мой мэйт. — с предупреждением прорычал Рован.

— Я это прекрасно знаю.

Фенрис не имел права совать свой нос в чужие дела.

Он поднял руки.

— Ты можешь быть довольно убедительным. Иногда.

— Я никогда не заставлю её. — отрезал принц.

Рован пообещал ей это и не был намерен нарушать слова. Именно тогда он влюбился в неё, там, в Крепости Тумана, он не сразу заметил что уже делится частичками своей души с Аэлиной, открывая ей всё новые и новые подробности своей жизни. И честно признаться он сам хотел этого, хотел чтобы она слушала его, знала о нём всё. А Аэлина хотела это услышать.

Мужчины обнаружили Аэлину и Элиду уже за столом. Девушки тихо болтали, одновременно с этим медленно едя небольшие кусочки хлеба, сыра и сухофруктов. Никаких признаков присутствия Гавриэля или Лоркана.

Рован неслышно подошёл к своему мэйту и, склонившись, мягко поцеловал ту в шею, прямо туда где виднелись его знаки. Аэлина при этом тихо напевала какую-то песню и протянула ему кусочек хлеба, только что лежащий у неё на тарелке. Принц принял хлеб и тут же откусил от него, еда была достаточно твёрдой, но что важно сытной.

— Когда я уходил, ты ещё спала. — мягко заметил он ещё раз, целуя её в шею. — И всё же к завтраку ты успела раньше меня… почему я не удивлён?

Элида рядом тихонько рассмеялась при этом накладывая себе на тарелку немного еды, а Аэлина лишь нежно и с улыбкой толкнула Рована локтем в бок, как только тот встал рядом с ней.

Все четверо быстро поели, наполнили свои фляги у фонтана во внутреннем дворе и принялись искать доспехи. На верхних уровнях было мало подходящего для ношения, поэтому они спускались в крепость, все глубже и глубже, пока не наткнулись на запертую комнату.

— Как думаете, стоит её открыть? — Аэлина задумчиво посмотрела на деревянную дверь.

Рован ни говоря ни слова послал в замок копьё состоящее из плотной струи ветра и расколол его на части.

— Похоже, проход открыт. — сказал он мягко.

Аэлина лишь усмехнулась. Фенрис вытащил рядом висящий факел из его укрепления в стене и прошёл чуть дальше, чтобы осветить комнату.

— По сравнению с этой частью крепости, остальная просто кусок дерьма… — пробормотала Аэлина, осматривая комнату. — Он всё хранил здесь… золото, дорогие вещицы.

Действительно, слова его мэйта о дорогих вещах были сущей правдой: доспехи и мечи, копья и древние булавы.

— Почему он это не раздал? — Аэлина нахмурилась, рассматривая стойку с мечами и кинжалами.

— Наверно потому, что это все семейные реликвии, — сказал Фенрис, подходя к одной такой стойке и изучая рукоять меча. — Древний, но все еще хороший. Действительно хороший, — добавил он, вытащив лезвие из ножен. Потом он обратился к Ровану. — Этот был сделан кузнецом Астерионом.

— Словно из другой эпохи. — с восхищением негромко произнёс Рован, удивляясь клинку и его безупречному состоянию. — Времена когда Фэ были свободны и жили тоже свободно, не боясь.

— Мы собираемся взять эти мечи? Без разрешения Шаола? — Элида нервно закусила губу.

Аэлина хмыкнула.

— Посчитаем это платой за его давние долги. Пора за всё заплатить. — она подняла с пола круглый золотой щит, на его краях красиво были выгравированы изящные волны. Он тоже был сделан Aстерионом, судя по мастерству. Скорее всего щит был изготовлен для лорда Аньеля — лорда Серебряного озера.

— Итак, мы возьмем то, что причитается нам и избавим его светлость от надобности тратить своё время на то, чтобы показывать нам эту комнату.

Боги, как же он любит её.

Фенрис тем временем подмигнул Элиде и шутливо произнёс.

— Я никому не расскажу про ваши проделки, леди, если вы не хотите.

Элида покраснела и лишь махнула рукой.

— Делайте, что задумали.

Рован так и сделал. Он и Фенрис нашли доспехи, которые могли бы подходить им по размерам. Пришлось отказаться от всего костюма и надеть лишь некоторые части, закрыв плечи, предплечья и голени. Рован только закончил натягивать нижнюю часть доспехов, когда Фенрис сказал: