Королевство пепла (ЛП) - Маас Сара. Страница 225

Золотой щит держал их в страхе. Только не долго.

И все же отсрочка, купленная для них Гавриэлем, позволила Беспощадным осушить последние остатки их фляг с водой, поднять упавшее оружие.

Эдион вздохнул, прижав руку к проходу ворот. За щитом Гавриэля враг кишел и свирепствовал.

— Тебе больно? — спросил его отец. Его первые слова к нему.

Эдиону удалось поднять голову.

— Ты нашел Аэлину, — все, что он сказал.

Лицо Гавриэля смягчилось.

— Да. И она запечатала Ворота.

Эдион закрыл глаза. По крайней мере, это сделано.

— А Эравана?

— Нет.

Ему не нужны были подробности о том, почему ублюдок не был мертв. Что пошло не так.

Эдион оттолкнулся от стены, покачиваясь. Отец удержал его рукой за локоть.

— Тебе нужен отдых.

Эдион выдернул локоть из рук Гавриэля.

— Скажи это солдатам, которые уже пали.

— Ты тоже упадешь, — сказал его отец, резче, чем он когда-либо слышал, — если ты не остановишься на минуту.

Эдион уставился на мужчину. Гавриэль уставился на него.

Никакой ерунды, нет места для споров. Лицо Льва.

Эдион только покачал головой.

Золотой щит Гавриэля прогнулся под натиском Валгов, все еще кишащих за ним.

— Мы должны снова закрыть ворота, — сказал Эдион, указывая на две колотые, но целые двери, прижатые к стенам. Доступ к ним заблокирован Моратом, все еще пытавшимся прорваться сквозь щит Гавриэля. — Или они захватят город, прежде чем наши войска смогут перегруппироваться. — даже если они пройдут за стены, не имело значения, если западные ворота были широко открыты.

Его отец проследовал за его взглядом. Посмотрел на солдат, пытающихся преодолеть его оборону, их поток вырвался из-за тела виверны, которую он так аккуратно сбил перед ними.

— Тогда мы их закроем, — сказал Гавриэль и мрачно улыбнулся. — Вместе.

Слово было скорее вопросом, тонким и печальным.

Вместе. Как отец и сын. Как два воина, которыми они были.

Гавриэль — его отец. Он пришел.

И, глядя в эти смуглые глаза, Эдион знал, что он это делал не для Аэлины или Террасена, что он делал это ради своего отца.

— Вместе, — проговорил Эдион.

Не только против этого препятствия. Не только в этой битве. Но что бы ни случилось потом, если они выживут. Всё вместе.

Эдион мог поклясться, что что-то вроде радости и гордости появилось в глазах Гавриэля. Радость, гордость и печаль, тяжесть и старость.

Эдион вернулся к линии Беспощадных, указывая солдату рядом с ним освободить место для Гавриэля, чтобы присоединиться к их формированию. Один большой толчок сейчас, и они защитят ворота. Их армия выйдет через южные, и они найдут способ сплотиться, прежде чем новая армия достигнет города. Но западные — они очистят и запечатают их. Навсегда.

Отец и сын, они сделают это. Победят.

Но когда его отец не присоединился к нему, Эдион повернулся.

Гавриэль пошел прямо к воротам. К золотой линии его щита, теперь отталкивающейся назад, назад, назад. Вражеские солдаты набрасывались на нее и она дрожала от каждого удара. Вниз по проходу. Через арку.

Нет.

Гавриэль улыбнулся ему.

— Закрой ворота, Эдион, — все, что сказал его отец.

И тогда Гавриэль вышел за ворота. Этот золотой щит становился тонким.

Нет.

Слово сказано, а в горле Эдиона так и остался крик.

Но солдаты Беспощадных бросились к дверям ворот. Начали их закрывать.

Эдион открыл рот, чтобы зарычать на них, чтобы остановить. Чтобы остановить, остановить, остановить.

Гавриэль поднял свой меч и кинжал, сияющий золотом в угасающем свете дня. Ворота закрылись за ним. Запечатывая его там.

Эдион не мог двигаться.

Он никогда не останавливался, не переставал двигаться. И все же он не мог заставить себя помочь солдатам, которые теперь складывали дрова, цепи и металл у западных ворот.

Гавриэль мог остаться. Мог бы остаться и отодвинуть свой щит назад достаточно, чтобы они закрыли ворота. Он мог остаться здесь.

Эдион побежал.

Слишком медленно. Его шаги были слишком медленными, его тело было слишком большим и тяжелым, когда он проталкивался сквозь своих людей. Когда он нацелился на лестницу.

На поле битвы вспыхнул золотой свет.

Затем стало темно.

Эдион побежал быстрее, глотая жгучие слезы, прыгая и карабкаясь по упавшим солдатам, смертным и Валгам.

Он был уже на вершине стены. Бежал к их краю.

Нет, слово ударило по нему.

Эдион убьет Валга на своем пути, убьет любого, кто прошел через осадную лестницу.

Лестница. Он мог пробиться к ней, добраться до поля битвы, к своему отцу…

Эдион так сильно ударил мечом валгского солдата перед собой, что голова мужчины отскочила от его плеч.

А потом он был у стены. Вглядываясь в пространство у ворот.

Таран был в осколках.

Валги лежали вокруг него. Перед воротами. Вокруг виверны.

Так много, что доступ к западным воротам был перекрыт. Настолько много, что ворота были в безопасности, зияющая рана теперь застыла.

Как долго он стоял там, не в состоянии двигаться? Стоял там, неспособный что-либо сделать, пока его отец делал это?

Именно золотые волосы он заметил первым.

Перед нагроможденным курганом Валгов. Ворота, которые он закрыл для них. Город, который он охранял.

Страшная, стремительная тишина охватила тело Эдиона.

Он перестал слышать битву. Перестал видеть бои вокруг него, над ним.

Перестал видеть все, кроме падшего воина, который смотрел на темнеющее небо невидящими глазами.

Его татуированное горло не двигалось. Его меч все еще лежал в руке.

Гавриэль.