Магия тени - Лазаренко Ирина. Страница 26
Эту троицу явственно объединяли какие-то незримые узы, какие связывают семьи, или закрытые гильдии вроде Странников, или дурные религиозные ветви.
Призорец на шкафу громко чавкал пауком.
— Говорите, — смирился Террибар. — Раз вы сюда ворвались, значит есть причина?
— Порталы, — сказал светловолосый паренек поспешно. — С ними творится неясное. Те порталы, что поближе к городу, — они становятся желтыми, а те, что в лесной чаще, где никто не бывает, — те уже совсем золотые, аж светятся. И магоны в Мирах все пропали.
— И что? — тоскливо спросил наместник, сам прекрасно понимая, что.
Перед отъездом Шадек предупреждал о странностях с порталами и советовал запретить городским детям ходить в Миры. Сделать это можно было только одним способом — приставив по стражнику к каждому подлетку в Мошуке.
— Так мало ли, что дальше будет. — Парень хрустнул пальцами и тут же сунул руки в карманы куртки. — Может, из порталов отрава какая-нибудь задует. Или вылезет чего-нибудь здоровое с вот такенной пастью!
— А ко мне вы зачем пришли? — спросил Террибар, запоздало жалея, что не вытолкал посетителей взашей. — Что я сделаю-то?
— Вы же наместник, — влезла девчонка. Мордашка у нее стала сердитой. — Кто отвечает за здравие горожан, кто должен следить за порядком в окрестностях, про всех знать и все бдить? Вы? Вы. Так кому мы должны рассказать про порталы, моей мертвой бабушке?
— Аль! — в один голос шикнули оба парня.
Девчонка умолкла, сложила на груди руки и уставилась на наместника. Взгляд ее черных глаз был хватким и жутким, и Террибар подумал, что эта девушка наверняка все прочла в его собственных глазах — и мучительные сомнения, и досаду, и страх, и много чего еще, в чем наместник и сам себе бы постыдился признаться.
— Я понял, — наконец произнес он и даже испытал непонятное удовольствие оттого, как мало спеси осталось сей вздох в его голосе. Так тебе, наместник, прямо мордой — в самую твою беспомощность! — За порталами нужно присматривать. А теперь, если у вас нет предложений, где нам взять еды на всех здешних полуголодных людей, то попрошу вас… отправиться по своим делам и оставить меня заниматься этими скучными вопросами.
Тут даже девчонка смутилась, опустила глаза, переплела пальцы за спиной и обернулась к двери вслед за светловолосым парнем. В самом деле, нашли кого и в чем судить. Тут человек силится облегчить жизнь тысячам горожан, а мы на него насели с этими порталами, с этими детскими штуками… Хотя вот Дефара считает их изменение делом серьезным, а вовсе не ерундой какой-нибудь! Ну да и ладно. Пусть ночница, если пожелает, сама разбирается с наместником, когда проспится на своем чердаке!
Обернувшись, Алера наступила на ногу Элаю, который с места не сдвинулся. Он смотрел на Террибара взглядом умирающего кота, который означал, что эльф готовился сказать что-то, о чем смолчать нельзя, но говорить ужасно не хочется.
— Я не знаю насчет всех голодных. Но в Мирах теперь много живности, да и фрукты в лесах не везде отошли. Если у вас в Мошуке достаточно тупых подлетков, и если вы не боитесь, что за порталами их сожрет неведомая дрянь с большим клювом…
Террибар уставился на эльфа.
— Плохая придумка, — вполголоса заметил Тахар. — Дети будут отвлекаться, забывать, заигрываться, да и вообще по дороге передумают и убегут в поля гулять. Над тупыми подлетками надо ставить дозорных с лозинами, но взрослые через портал не пройдут, так что…
Наместник хлопнул ладонями по столу, привлекая к себе внимание, и почти весело спросил:
— А что я могу сделать, чтобы вам троим захотелось послужить на благо города?
Оль был до того сердит и раздосадован, что уехал из города на несколько дней — в ближайшую деревню, где жила его мать. После окончания учебы Оль нарочно попросился гласником в эти края, чтобы быть поближе к дому, и тогда он думал, что будет навещать родную деревню часто. На деле же долг гласного мага перед целым городом оставлял мало времени для того, чтобы отдавать другие долги.
Но сегодня, злой на бессовестного наместника, на тугоумного Хона, на косые взгляды горожан на улицах, Оль ощущал, как тяжесть ответственности на его плечах становится все меньше и меньше.
Вначале он просто хотел прокатиться, подумать, и даже не вспомнил, что на тракте может быть опасно. Взял в общинной конюшне лошадку, да и поехал куда глаза глядят. В пути заново переживал свою обиду, так и сяк ее поворачивал, придумывал слова, которыми все это гадство можно назвать. Сердито фыркал, и лошадка подергивала ушами, словно соглашалась с ним и сочувствовала, а трусящая рядом Мавка ободряюще взмахивала хвостом.
Потом Оль обнаружил себя проехавшим половину дороги до материной деревни — покидая Мошук, он даже не заметил, через какие ворота выехал. Оказывается, через южные.
Дорога была неширокой, едва двум телегам разминуться. По краям ее шевелились стебли отцветшего клевера, чуткими усиками ловили колючий осенний ветерок. Далеко впереди по лугу бродило несколько рыжих пятен — деревенский пастух догуливал на последней травке небольшое коровье стадо.
На этой пыльной дороге, в прохладной осенней неизбежности Олю стало вдруг тоскливо как никогда прежде. Нестерпимо захотелось домой, к матери. И не взрослым сыном, что из любви вперемешку с долгом навещает старушку, а маленьким мальчиком — отчаянно рвануться к человеку, способному спрятать его от холодного колкого мира, от всего защитить, навсегда защитить, не пустить ни невзгод, ни печалей через кольцо теплых рук.
Гласник зажмурился, едва переборов желание пустить лошадь в галоп. Мотнул головой, обернулся на городские башни и несколько вздохов смотрел на них, прищурившись и сжав в нитку губы. Потом свистнул Мавке и решительно поехал к деревне.
Без Оля все в городе было не так.
Наместнику не с кем было делиться смешными историями и пить мятный отвар в перерывах между делами. В ратуше работало много других людей, но Террибар даже со старшинами гильдий не сходился накоротке, не говоря уже про рядовых писарей и счетоводов.
Призорец говорил, что горожане, день за днем не застающие мага на месте, в ратуше, очень сердятся.
— Брошил же их негодник во времена тяжких ишпытаний! — пояснял ратушник, весело болтая ногами в кожаной обувке, и с чувством добавлял: — Ведь помрут!
Помрут — не помрут, думал наместник, а такие настроения горожан только множат беспокойную тревогу в городе. Даже когда Оль вернется, люди едва ли оттают. А если не вернется…
— А ежели не вернетша? — эхом вторил призорец, таращил на Террибара круглые глаза и трагическим шепотом заключал: — Ить помрем беж него!
— Вернется! Никуда не денется! — по несколько раз в день повторял наместник. Погромче, чтобы заглушить въедливое сомнение и желание немедля поехать в деревню, чтобы вернуть вредного Оля в Мошук.
Его путь стражники с южной вышки проследили, так что о пропаже Террибар не очень тревожился и даже уверял себя, что все к лучшему: гласник успокоится, продышится да приедет обратно. Наместник и правда был готов поехать за Олем, но тогда пришлось бы извиняться, а извиняться за свое решение, не отменяя его, — лицемерие и глупость. Потому оставалось только терпеливо дожидаться гласника на месте.
Призорцу Террибар носил сушеные яблоки, чтобы тот хоть иногда держал рот закрытым. Но прочь не прогонял: без ратушника совсем тоскливо.
Хон теперь избегал общества наместника — старшине стражи тоже было неловко из-за Оля, и он заново переживал эту неловкость всякий раз, когда встречался с Террибаром.
— Хон занят очень, — отводя глаза, говорил стражник, охраняющий отдельный наместниковый вход в ратушу, — одежу зимнюю для нас нужно готовить, вышку восточную перебирать, ночные патрули усилять — за всем глаз да глаз требовается.
Пришлые с запада тянулись в Мошук реденьким непрерывным потоком, и везли с собой тревожные вести.
— Говорят, ректор Школу спалил и убег, — сообщил стражник на третий день отсутствия Оля.