Магия тени - Лазаренко Ирина. Страница 38

Оль, откровенно говоря, нуждался в них. Они в нем — нисколько. И никто из этой троицы не походил на заботливую наседку, воспылавшую любовью к ближнему своему. Но все-таки они сопровождали его невозмутимыми неотлучными тенями. И в новом свихнувшемся мире Оль больше всего доверял этим троим друзьям, да еще пришлому магу из Меравии, да еще троллю из пизлыкской чащи.

Ну как тут не прийти в душевное смятение?

Они уже подходили к длинному костру, сложенному на большой поляне, когда Умма, словно забыв о своем решении не вести грустных разговоров, сказала:

— Ты ведь спас Бивочку, когда уговорил ехать гласницей в Мошук. Спас ее от нее. Но погубил для нас — погубил как нашу подругу, как самую младшую в нашей связке. Ведь мы стремились опекать ее, даже после Школы. Относились к ней так трепетно и чуть-чуть снисходительно. Мы так переживали, когда наша милая зайка ходила, свесив ушки, так старались помочь ей воспрянуть духом... А потом милая воспрявшая зайка взяла да перелиняла в куницу. Попробуй теперь, потрепай ее по ушкам.

— Ты вот так говоришь, словно все это зря было. Нужно было не любить, не жалеть, не помогать?

Эльфы и эльфийки от костров радостно махали Умме, и Оль понял, что сей вздох они подключат подругу к участию в подготовительных делах.

— Конечно, не зря. — Умма махала эльфам в ответ и улыбалась, но глаза ее были грустными. — Мы помогли ей вернуться на ту дорогу, которую она для себя избрала. Никто не говорил, что путь будет легким, но никто и не предупредил, что на нем можно терять друзей. Мне горько, что это оказался именно такой путь. Мне не хватает ее.

В прежние времена Оль считал, что относится к жизни достаточно легко. Не настолько, конечно, чтобы можно было спутать его с упитанной белобрысой бабочкой, но все же.

Однако в первый же приезд в Эллор он понял, что прежде попросту ничего не знал о беззаботности. Вот эльфы — дело другое!

И когда же они успевают справляться с делами — а дел-то у них должно быть ого сколько?! Никто никуда не спешит и даже не знает, что можно торопиться, все только и делают, что наслаждаются жизнью и обществом друг друга. По утрам эльфы собираются во дворах, заваривают в огромных котлах ягоды или мятные листья и подолгу распивают отвары, болтая и смеясь. По вечерам — опять отвары или вот костры с разными вкусностями. По осени поглубже в лес уходят, чтобы предков порадовать — в преддверии зимы те напитываются от костров теплом, чтобы бойчее быть в холода.

И все такие спокойно-добродушные и беззаботные, так легко переходят от одной группки к другой, завязывают беседы, перебрасываются шутками, и никто не спорит, не вопит и не хмурится.

Ну, почти никогда.

Скажем, если поблизости не случается Алеры! Пока она молчит — это еще ничего, хотя она и умеет показывать свое мнение одним лишь выражением лица, и получается у нее почти так же хорошо, как у Элая. Сразу видно — друзья детства! А если она еще и отпускает свои едкие замечания — улыбки эльфов вянут, как срезанные златочники.

Впрочем, в Эллоре Алера по большей части молчит.

Наверное, ей трудно дается пребывание в краю исконцев, где все такие неспешные и прянично-милые. И эльфам, наверное, тоже нелегко выносить ее, такую… не милую. Если эльфов (или скорее — звонких смешливых эльфиек) Оль сравнил с пряниками, то Алера скорее походила на одну из гномских приправ — жгучий перец, который можно добавлять в котел крохотными кусочками, но храни тебя Божиня угрызть его в чистом виде.

Сегодня Алера не смолчала — Оль, сидевший по другую сторону костра, да еще и во втором ряду, не услышал, что именно она сказала, но увидел, как вспыхнули щеки молоденькой темноволосой эльфийки. Оль видел ее раньше — не то швея, не то плетельщица, бойкая, веселая и глуповатая. Ее ответа гласник не услыхал, но по тому как ухмыльнулась Алера и как лениво что-то процедила сквозь зубы, Оль понял, что поле спора осталось не за эльфийкой. Та, впрочем, лишь вздохнула и махнула рукой.

— Почему вы позволяете ей так вести себя? — спросил Оль у Имэль, которая сидела между ним и костром. Вопрос был, быть может, нагловатым, чему способствовало выпитое у костра вино. Впрочем, Оль и без вина чувствовал себя в Эллоре как дома.

Эльфийская Старшая помедлила с ответом, глядя почему-то на Элая, который сидел рядом с Алерой. Тот почувствовал ее взгляд, но головы не повернул, только пожал плечами.

— Это из-за Элая им такая свобода действий? — допытывался Оль. — Так даже местные эльфы ведут себя скромнее. Он кто такой, этот Элай, ваш потерянный внук?

А вот Алера, хотя и не могла слышать тихий голос Оля, уставилась на него через ярко плещущее пламя костра. И магу показалось, что ее черные глаза безжалостно вгрызлись в его мысли, потащили наружу из глубин памяти все, что он считал надежно там упрятанным.

— Мы в Эллоре считаем, что не нашего ума дело — судить людей, которые пережили больше того, что мы в силах понять и осмыслить, — ответила наконец Имэль. По многолетней привычке она говорила немного сложнее и громче необходимого, и сидевшие поблизости эльфы сразу уставились на нее и на гласника. Оль тут же пожалел, что задал вопрос — всехнего внимания ему и так вполне хватало. — Одному человеку довелось умереть, а двум другим — пережить его смерть и возвращение к жизни. Это находится за пределами нашего опыта или опыта наших предков, мы не можем судить о желаниях и поступках таких людей в привычных нам представлениях, потому проявляем терпение и сдержанность в суждениях.

— Как это — умереть? — не понял Оль. — Они ж все трое ходят своими ногами, а вовсе не лежат на погосте тихонечко. И на мертвягу никто из них не походит, ну разве только Элай временами.

Имэль обернулась к Алере, приподняла бровь. Та откинула волосы на спину, придвинулась поближе к костру и быстро распустила шнуровку рубашки у горла, потянула ткань вниз и пошире развела ворот, оставив едва прикрытой грудь. Тахар, сидевший за спиной Алеры, поднялся, дернул ее за ухо и принялся пробираться куда-то. Элай, криво улыбаясь, разглядывал вытянувшееся лицо Оля.

Здоровенный белый шрам под ребрами мог оставить только меч, проткнувший тело насквозь. Единственное, что возможно сделать после такого удара, — очень быстро умереть, пуская кровавые пузыри изо рта.

Оль подумал, что меч держал человек, которого таки допекла язвительность Алеры и ее длинный язык.

Имэль оглядела лица сидящих у костра.

— Тахар спас ее. В последние вздохи создал портал и прошел через него с Алерой на руках.

— Значит, она все-таки не умерла, — упрямо уточнил Оль.

Тахар подошел, без спроса уселся рядом — прямо на то место, где раньше сидела Умма. Словно хищник, уставший гоняться за добычей и занявший наблюдательный пост у ее норы.

— Для нас двоих — все равно что умерла, — сказал он негромко, чеканя слова, и голос его звучал сердито. — Мы были рядом… по брови в ее крови. Мы успели понять, что она умирает, а мы ничего не можем сделать, совсем ничего, понимаешь? Мы чуть не рехнулись там…

— И не в наших силах понять, как меняют людей подобные события, какие связи возникают между ними впоследствии, — закончила Имэль. — Потому, да, мы на многое в их поведении смотрим, как можно подумать, сквозь пальцы.

— Ну тогда они вам тут устроят, пожалуй, — пробормотал Оль.

— Тот случай… Он произошел давно, — строго добавила эльфийка. — Несколько лет назад. Как видишь, ничего они нам не «устроили».

— Терпеть не могу эту присказку, — вдруг громко заявила Алера. — Рассказывают о чем-то плохом и говорят: «Это было давно», словно уменьшая тем самым плохость. Раз прошло много времени — значит все отболело, принялось, как-то утряслось, и уже можно слушать историю как бы понарошку, не всерьез.

— И что в этом скверного? — спросила незнакомая Олю эльфийка, совсем юная, остролицая, очень тоненькая.

— Тем, как принимаешь происходящее. Словно понарошку. — Алера сердито ткнула пальцем в чащу, и Оль не сразу понял, что она имеет в виду внешний мир, лежащий за Эллором. — Когда тебе рассказывают о плохом, если оно случилось недавно, — ты немного разделяешь боль людей, которым плохо. Ты понимаешь, что им плохо сегодня, прямо в тот вздох, когда тебе рассказывают их историю. И тогда ощущаешь себя немного в ответе за то, что эти жуткие события вообще смогли случиться. И ночью не спишь спокойно, потому что ты знаешь: где-то рядом случилось плохое, кто-то горюет из-за этого, прямо теперь горюет!