Магия тени - Лазаренко Ирина. Страница 50

Бивилка еще несколько вздохов смотрела на него, ожидая чего-то, но он так и не повернул головы, и магичка неохотно вернулась к своей тарелке с кашей.

Хвала Божине, которой в Недре не поклонялись, — здесь хотя бы говорили на общей речи. И мертвяги-собаки никого не смущали. Гасталла, отмывший животных и справивший им кожаные накидки, уверял, что местные принимают их за ездовых псов — диковинных, но живых. Ведь в краю, где нет магов и магии, никто не мыслит о встрече с перерожденными мертвецами.

Дорал же стоял на том, что собак просто не замечают: слишком заняты, пялясь на путешественников, которые едут в повозке.

К чужакам в Недре явно не было привычки, и где бы маги ни появились — они притягивали к себе все взгляды. Их рассматривали с любопытством, внимательно и без стеснения, как удивительного зверя из далекого края. Всякий раз, заговаривая с местными, Дорал боролся с недостойным магистра стремлением скорчить рожу или выпучить глаза и заухать, как сова.

Они потеряли счет дням. Ехали долго и часто меняли направление. Мерзли — в Недре уже наступила настоящая зима, с неба сыпался снежок, и кожаная накидка на повозке не спасала. Молчком опасались, что ходят кругами, но наверняка сказать было невозможно: ни солнца, ни звезд нельзя было разглядеть за низким кудлатым небом, а все остальное вокруг было словно по одной форме отлито.

Они путались в одинаковых на вид взгорьях, равнинах, узких речушках и бесконечных сосновых лесах. Натыкались на селения, которые с виду тоже были одинаковыми: каменная ограда, пара десятков деревянных домов на каменной подложке, лавка, таверна. В тавернах одинаковые темноволосые и узкоглазые люди предлагали путникам одинаковую еду: кашу с мясом и жирной подливой, темный хлеб с неведомыми семенами, пласты сала и вяленины, взвар из сухих ягод и трав, суп из рыбы, в котором плавали кое-как нарубленные тушки вместе с головами.

Бивилка вела их спокойно и уверенно, а потом вдруг сбивалась и металась, как потерявшая след собака, указывала то в одну сторону, то в другую, впадала в задумчивость, просила передышки, а потом все начиналось по новой.

Старшие маги тревожились. Осторожно, чтобы не обижать Бивилку, они пытались узнать у местных, как побыстрее добраться до Драконовой Чаши, но недричане воспринимали вопросы как глупую шутку. Между собой Дорал и Гасталла порешили, что отсюда просто слишком далеко до драконового обиталища, потому местные жители ничего не знают. Как можно не знать, где находится место, издревле кишевшее драконами, маги старались не думать.

Бивилка становилась тревожнее и мрачнее с каждым днем. И только Шадек сохранял остатки беспечности, хотя и он временами становился задумчиво-рассеян, и почти перестал подначивать Бивилку. Со скуки он создавал фантомы, и получались они такими сложными, изящными, достоверными, что даже старшие маги косились на них с легкой завистью.

— Такой сильный, способный маг, — ворчал Гасталла, — а мается не пойми какой ерундой. Отчего сильному способному магу ерундой маяться, а?

Шадек не отвечал, только по-кошачьи щурил светлые глаза. А Дорал усмехался.

Заканчивались деньги и припасы. Гижукские монеты тут принимали по весу и довольно охотно, а в деревнях временами подворачивалась работа для магов. Тогда платили местными деньгами или продуктами. Случалось это нечасто: недричане разглядывали пришлых с любопытством, но заговаривать не торопились, предложения помочь встречали настороженно и удивленно. Путники склонялись к мысли, что в Недре не только своих магов нет, но даже заезжие не встречаются.

Пригождались в основном умения Гасталлы — в свое время он не просто разъезжал по Ортаю под видом лекаря, но и на деле неплохо разбирался в хворях. Как пояснял некромант, «нельзя успешно заниматься смертью тел, пока не узнаешь все возможное об их жизни».

— Эт ты, штоль, лекарь?

Вопрос словно сам по себе вплелся в невеселые мысли магов. Гасталла прищурил болотно-зеленые глаза, внимательно оглядел подошедшего к столу орка в расстегнутой меховой куртке.

— Эт я лекарь, — произнес, почти не разжимая губ, — лекарь, штоль, я.

Орк переступал с ноги на ногу, сильно раскачиваясь, будто меховые сапоги жгли ему ноги.

— Свин мой хвораит. Доходит. Беда. Поглянь, а?

Гасталла брезгливо поджал губы, и Дорал подумал, что некромант предложит орку дождаться «беды», а потом превратить драгоценного свина в мертвягу и наслаждаться его обществом еще многие лета — шутка вполне в духе Гасталлы. Видя, как щурится некромант, Дорал собрался было пнуть его под столом — но тот, к счастью, и сам сообразил, что достоинство маговское — это одно, а голод, холод и полная таверна чужаков — совсем другое.

Кивнул. Приложил пальцы правой руки к левому плечу, приветствуя нанимателя по устоявшемуся обычаю, о котором в Недре знать не знали. Еще раз скривил тонкие губы, чтобы орк вдруг не подумал, что маг берется за работу с радостью, и медленно поднялся.

Его спутники тоже встали — с едой было давно покончено, так и так пора уходить. Они просто немного оттягивали время, когда снова придется выйти в этот сизый сонный день и отправиться дальше. Бдыщевая матерь пойми, куда именно «дальше».

Поднявшись на ноги, Дорал снова удивился, какие же мелкие местные орки. Этот оказался ниже магистра ростом, и ни в лице его, ни в стати не было ничего, что роднило бы его с ортайскими, гижукскими, алонийскими сородичами — огромными, могучими, румяными.

— Воздам, — орк назойливой мухой вился перед магами, мешая идти и едва не тыкаясь в грудь Гасталлы, — чем схочешь. Монетами, едой. Спаси свина, спаси! Породный свин, один в округе!

Четыре мага и орк в расстегнутой куртке вышли из таверны.

У самого порога Бивилка обернулась и встретилась взглядом с темными старушечьими глазами. Они глядели внимательно и грустно из-под узких, будто припухших век.

Свин был размером с теленка, весь в жирных складочках, а из-за густого жесткого меха казался еще массивней. Из пасти торчали большие желтые клыки, расчеркивали темную шерсть и делали выражение морды похожим на мучительную полуулыбку. Свин лежал на боку, снулый и вялый, в груди его хрипело, коричневые сбитые копытца подрагивали.

Поглядеть на работу лекаря и попереживать за драгоценного свина сбежалось все орочье семейство. Поскольку они не орали, не причитали и громких звуков не издавали, Гасталла разгонять их не стал, зато раскомандовался с размахом: принести больше плошек с жиром, нагреть чистой воды в котле, приготовить ненужные мешки…

Шадек и Дорал следили за действом с интересом, а Бивилка тихонько вышла из хлева. Ей было жалко страдающего свина и стыдно перед ним за то, что вокруг собралось столько любопытных зевак — словно животное было частью базарного представления.

Магичка прошлась по двору в сопровождении большого лохматого пса, похожего на тех, что волокли их повозку. Посмотрела через загородку на жирных уток с подрезанными крыльями, которые жались друг к другу и поджимали перепончатые лапы, но в курятник упрямо не шли. Послушала блеянье овец из соседнего двора. Присела на лавочку под поленницей недалеко от калитки, сунула руки в рукава, зарылась подбородком в воротник и закрыла глаза.

— Ты не дойдешь.

Бивилка вскинулась и обернулась на шелестящий въедливый голос. Старуха сидела подле нее на лавочке и глядела в одну точку перед собой. Казалось, что узкие глаза прищуриваются, вглядываясь во что-то, неразличимое для других.

Бивилка не знала, когда старуха появилась во дворе. Магичка была уверена, что прикрыла глаза всего на полвздоха — но, может быть, незаметно задремала? Она ждала, но женщина больше ничего не говорила. Потирала большие пальцы сложенных лодочкой рук. Ее волосы были сколоты в пучок двумя длинными деревянными палочками, и ветерок трогал выбившиеся из него седые прядки. Капюшон расшитой куртки — на спине, и оттянутые костяными серьгами уши чуть покраснели от холода.

— Вы кто? — спросила Бивилка.