Трансфер (ЛП) - Харрисон Ава. Страница 13

Протянув руку, я беру ее ладонь. Что сделало тебя такой, мама? Это должно быть нечто большее, чем просто смерть моего отца. Интересно, сможет ли она когда-нибудь сказать мне, что ее преследует. В ее глазах так много боли. Она отказывается говорить об аварии, в которую попал отец. Она отказывается что-либо объяснять. И я пока тоже не готова озвучить свои собственные страхи, мои кошмары, так как же я могу винить ее? Как я могу судить, если иду по той же темной и извилистой дороге?

Не могу.

Мысленно я возвращаюсь к доктору Монтгомери и тому, как он почти умолял обсудить с кем-нибудь проблемы, терзающие меня изнутри. Что-то было в его глазах, то, что заставило меня поверить, что, возможно, он знал, о чем говорил. Следы от усталости на его лице говорили о грусти, глубокой печали, и мне захотелось выяснить больше об этом человеке. Поговорить с ним. Узнать что-нибудь о нем.

Мягкий стон разлетается по палате, возвращая меня к реальности. Мышцы на лице моей матери дергаются, веки подрагивают. Когда ее глаза, наконец, открываются, она смотрит на меня непонимающе, как будто пытается понять, что она здесь делает.

— О, слава Богу, — кричу я.

Слезы, словно дождь, льются из моих глаз.

Я прижимаюсь к ней и плачу, в моем теле больше не осталось никаких эмоций. Рыдаю, словно очищаясь от всего этого, и едва могу приподнять свою голову. Но все же нахожу в себе силы и ищу ответы в маминых глазах. Почему мы здесь? Почему она делает это с собой?

— Что с тобой происходит, мама? — мои слова произнесены шепотом, и ее зрачки расширяются. — Почему ты делаешь это с собой? Ты убиваешь себя.

— Я не стою слез, — бормочет она. — Если бы ты знала, ты бы не плакала.

А потом ее веки закрываются. Ни ответов, ни разъяснений, ничего. Ещё больше путаницы — это все, что я получаю.

Проходят часы, но я ничего не помню. Я потеряна в моем собственном горе и беспокоюсь о ней, поэтому, когда вошедшая медсестра говорит мне, что время посещений вышло и всем пора отдыхать, я, наконец, всматриваюсь и замечаю, что город за окном окутан тьмой. Придет день, и моя мама будет в порядке. Или, по крайней мере, сегодня она в порядке. Кто знает, что принесет нам завтрашний день.

С нежностью целую ее в щеку, покидаю палату и еду домой. Я не задерживаюсь, чтобы поговорить с Сидни. Я слишком устала, и нет сил, чтобы решать какие бы ни было вопросы, которые она, возможно, хотела сегодня обсудить. Вместо этого я иду прямиком в душ и смываю грязь, которая покрывает мою кожу.

Я без сил, устала, полностью опустошена.

Капли теплой воды придают мне сил, хотя они могут только снаружи очистить меня, им не смыть печаль, которая до сих пор остается внутри меня.

Выбираюсь из душа, открытая дверь в комнату Сидни манит меня войти и рассказать обо всем, что произошло сегодня, но когда я заглядываю, вижу, что она спит, и я решаю ее не беспокоить. Вместо этого направляюсь в свою комнату и ложусь в кровать. Выпустив весь кислород их легких, я хватаю свою книгу и пытаюсь отвлечься от всех проблем, которые принес мне этот день.

Мое тело дергается вперед.

Мокрая от пота одежда прилипла к моим исхудавшим конечностям.

Опять этот запах.

Это всегда так. Запах, витающий в комнате, как будто я застреваю в ночном кошмаре.

Медь. Всегда медь.

Дверь с грохотом ударяется о стену, звук удара рикошетом разносится по комнате.

— Ты в порядке? — глаза Сидни светятся в темноте моей комнаты, когда она бросается к моей кровати.

— Я… Я не знаю.

Я вытираю влажные щеки тыльной стороной руки и откидываюсь на подушку.

Один и тот же сон.

Всегда тот же проклятый сон.

— Ты кричала так громко, что кровь стынет в жилах. Я так испугалась. Опять кошмар?

— Да, но я... Я никогда не могу вспомнить, о чем он. Когда я открываю глаза, все исчезает. Какие-то обрывки и запах...

Все мое тело дрожит, я в панике и не знаю, что со мной происходит.

— Шшш, ты в порядке, — воркует подруга, потирая мою спину. — Это, должно быть, просто плохой сон.

Она продолжает круговыми движениями растирать мою спину, и мое дыхание восстанавливается.

— Я хочу, чтобы это прекратилось, — мои плечи опускаются в поражении.

— Ты думаешь, что это из-за смерти Ричарда?

Я поворачиваюсь, чтобы наши глаза встретились.

— Честно? Я не знаю.

— Может, хочешь поговорить об этом? Ты хоть что-то можешь вспомнить?

— Я не знаю, про что говорить. Я не могу вспомнить. Это всегда так ярко, но когда открываю глаза, остается только запах... и, наверное, мой крик.

— Должна признаться, с каждым днем все становится хуже и хуже. Твой крик все ужаснее, и это тянется уже больше недели... Я вижу, что тебя это тоже пугает. Достаточно этого дерьма. Ты должна с кем-нибудь поговорить. Думаю, тебе нужно позвонить психиатру.

— Я не могу пойти к нему, — я скрещиваю руки на груди, опускаю голову и закрываю глаза.

— Почему?

Я не отвечаю.

— Что ты скрываешь от меня?

Неуверенно, я поднимаю голову и встречаюсь с ней взглядом.

— Ну, я вчера столкнулась с ним в больнице, когда пришла к маме, — стараюсь себя контролировать.

— Подожди, больница? Что твоя мама делает в больнице? — удивленно моргает она. — Почему я слышу об этом только сейчас?

— Я не рассказала тебе об этом прошлым вечером, мне очень жаль. Я просто не смогла.

Она изучает меня с любопытством, затем опускает взгляд, и я задаюсь вопросом, может, она обиделась?

— Хорошо...

Сидни выпускает воздух из легких, явно расстроенная тем, что я скрыла от нее информацию.

— Это…

— Ну, тогда тебе следует обратиться к кому-нибудь другому, — она снова смотрит на меня, и между ее бровями появляются две морщинки.

— Я больше никого не знаю, — содрогаюсь при мысли о необходимости с кем-то говорить, особенно с ним.

— Слушай, я поспрашиваю, но если не смогу никого найти, тогда ты позвонишь ему.

Я соглашаюсь с тем, что она говорит, и неохотно киваю.

— Спасибо, Сид, — мой подбородок дрожит. — Это очень много значит для меня.

— Конечно. Ты моя лучшая подруга. И, как я уже сказала, если не найду другого врача, ты должна будешь позвонить ему.

— Ладно, я поняла. Спасибо.

Сидни переводит взгляд на часы, потом снова смотрит на меня.

— Уже почти шесть. Хочешь встать и позавтракать?

— Ты должна вернуться в постель. У тебя нет причин, чтобы так рано бодрствовать.

Она улыбается.

— Я уже проснулась. Мы можем купить вафли. Знаю, что ты не откажешься.

Конечно, не откажусь, я издаю слышимый вздох, и она смеется.

— Ты искушаешь меня, — подмигиваю я.

Выпрыгиваю из постели и направляюсь в ванную, чтобы принять душ и привести себя в порядок.

Когда мы, наконец, заходим в закусочную, Сидни открывает дверь, и колокольчик оповещает о нашем прибытии.

Все занято.

— Дерьмо, — говорит она. — Думаю, мы должны подождать.

Как правило, ни один из нас не заглядывал сюда в такую рань, поэтому мы не ожидали подобного. У стойки большая очередь, оглядываюсь и не вижу ни одного свободного столика. Знакомый запах веет в воздухе. Ваниль, кофе и пряный аромат муската.

Без предупреждения мой пульс учащается, когда я мысленно отматываю время, это было лишь несколько недель назад. В последний раз я была здесь... с Ричардом. Я была здесь с ним. Его присутствие повсюду. Его смех просачивается сквозь пространство.

— Эй, малыш.

Он наклонился, подарил мне теплые объятия и сладкий поцелуй в лоб.

— Ричард, — воскликнула я сквозь смех. — Мне двадцать четыре. Ты не можешь называть меня малыш.

— Уверен, что могу. Ты всегда будешь для меня «малышкой».