Казанские "Тандерболты" (ЛП) - Слейд Стюарт. Страница 116

Когда-то давно, ещё до того, как его здоровье покатилось под откос, Геринг был увлечённым охотником. Однажды утром, сразу после рассвета, он шёл по лесу Шорфхайде. Сгустился необычно плотный туман. За несколько секунд погода изменилась от обычных сумерек, тёмных, но прозрачных, к непроглядной белой пелене. Можно было врезаться в дерево, не видя его до последнего момента. За несколько минут он безнадежно заблудился, рискуя сорваться с утёса или скатиться со склона. Он брёл через лес, собирая все сучья и коряги, и с трудом подавлял подступающую панику. И вдруг солнце прорвалось сквозь туман. Лес внезапно стал совершенно прозрачным. Можно было разглядеть отдельные капельки воды на листьях и крошечные радуги, возникающие вокруг каждой капли. Его бесконечно восхитили эти мгновения кристальной ясности, возникшие из пелены рассеивающегося туманного покрывала.

Теперь это случилось снова. Геринг почувствовал, что облака отпрянули от его разума, и он увидел все окружающее с безжалостной ясностью. Он понял, что происходит. Когда-то один из врачей сказал ему, что это рано или поздно произойдет. Его посетит момент совершенного прозрения, в котором он увидит всё вокруг, включая себя прошлого и настоящего в истинной сути. То же коснётся и людей рядом с ним. Он увидит и их, и отношение к нему самому. Безоблачное наркотическое видение позволило глубоко постичь истины, так долго ускользавшие от него. Доктор Эрхард Ветцель предупредил его, что однажды такой момент наступит. Он сказал, что это мозг в последний раз взывает о помощи, прежде чем разрушение примет необратимый характер.

Геринг внезапно почувствовал чьё-то присутствие в комнате. Это был молодой человек в старомодной форме пилотов Первой мировой. Его лицо было искажено презрением и брезгливостью. Рейхсмаршал понял, что видит самого себя, каким он когда-то был - молодого и успешного лётчика-истребителя на Западном фронте. И теперь смотрел на себя его глазами. Болезненно страдающий ожирением, напыщенный, высокомерный, некомпетентный хвастун, втайне презираемый профессиональными коллегами. Короче говоря, зрелище то ещё. Будь он сейчас тем самым молодым лётчиком, сделал бы из этой туши отбивную. Понимание этого заставило его принять решение.

- Найдите доктора Эрхарда Ветцеля и привезите его в Каринхалл.

Приказ по телефону прозвучал ясно и строго, чего оператор не слышал уже довольно давно.

- Он уже здесь, герр рейхсмаршал. Принимает домашнюю прислугу, гостей и местных жителей.

- Тогда отправьте его ко мне. Немедленно.

Несколько минут спустя доктор Ветцель почтительно постучал в дверь, и сразу услышал "Входите".

- Доктор, как вы однажды сказали, у меня настанет момент прозрения, и это будет моим последним шансом. И я хочу воспользоваться предупреждением. Мне нужна ваша помощь.

- Буду честен, герр рейхсмаршал. Ваше нынешнее состояние намного хуже, чем тогда. Мы можем опоздать. Но даже если это не так, нельзя впустую терять время. Чтобы устранить основную причину ваших проблем, нужна операция, которая исправит последствия ранений 23-го года. И надо знать, чем вас пичкал шарлатан Брайтбарт.

- Дигидрокодеин.

- И?.. Признаки, которые вы описали, подразумевают целый коктейль. Требуется выяснить, что там ещё было намешано.

- Это просто. Он скажет сам.

Десять минут спустя образец наркотической смеси отправился в лабораторию для анализа, Геринг - на ежедневное утреннее совещание, а доктор Брайтбарт - на Русский фронт.

Войдя в конференц-зал, рейхсмаршал посмотрел на собравшихся.

- На повестке у нас всего два пункта. Первый. Меня некоторое время не будет, из-за неурядиц со здоровьем. Вместо меня останется генерал-фельдмаршал Мильх [291]. Генерал истребительной авиации Галланд [292] и генерал-полковник Йешоннек [293] консультируют Мильха по вопросам, касающимся истребителей и бомбардировщиков соответственно. Генерал-лейтенант Херрик, ваш отчет насчёт системы ПВО Рейха весьма интересен. Составьте план по его внедрению и представьте генерал-фельдмаршалу Мильху. А теперь переходим ко второму, более важному вопросу. Какие оправдания вы найдёте этому?

Геринг бросил газету на стол.

- Дольфо, что сделали ли бы вы, получив приказ расстреливать пилотов, выпрыгнувших с парашютом? Или убивать их на земле потом?

Галланд вскочил, его голос окрасился негодованием.

- Я никогда бы не повиновался такому приказу. И сделал бы всё возможное, чтобы и другие ему не следовали.

Геринг коротко, но весомо кивнул.

- И я сделал бы так же. Поведение, описанное здесь, отвратительно и глупо. А что скажете на остальное?

Он долго слушал отговорки и оправдания. Некоторые из них оказались вполне убедительными, в том числе от СС и представителей армии. Слушая убежденных в своей правоте военачальников, он понял, что они совершенно не осознают природу их нового врага. Наконец, рейхсмаршал оглушительно хлопнул рукой по столу, заставив всех замолчать.

- Дольфо, вы займётесь искоренением такого... поведения. Расстреляйте несколько командиров эскадр, если в них бывали подобные случаи. И чтобы ни один из тех, кто балуется этим, не получил титул "эксперта".

Геринг обернулся и пошагал из конференц-зала, но у двери остановился, и прошипел:

- Вы проклятые тупицы! Я представить не могу, что привело бы американцев в большую ярость, чем выходка с массовым убийством невооруженных пленных и расстрел беспомощного экипажа, покинувшего машину. Они никогда нам этого не простят. Сейчас дремавший великан проснулся и полон жаждой мести.

ЭПИЛОГ

Вашингтон, округ Колумбия, кабинет Джозефа П. Кеннеди

- Джоан, сделайте мне кофе. Прямой сейчас. Ночь была слишком длинной.

Введение нормирования на бензин, покрышки, одежду и множество других вещей первой необходимости, требующихся для войны, создало массу трудностей для людей, которых он считал основой своего избирательного округа. Он работал почти до самого утра, взывая к сознательности, договариваясь или находя решения для тех, кому не хватало собственных связей или общественного веса. В глазах Кеннеди это было его обязанностью по отношению к избирателям, так же как и они считали его своим делегатом.

Глаза секретаря были красными и она шмыгала носом. Кеннеди с беспокойством посмотрел на неё. Она ведь тоже относилась к его людям.

- В чем дело, Джоан?

- Сэр, разве вы вчера вечером не слышали сводку новостей? - она пересказала радиопередачу и кинохронику, которые привели в ярость всю страну. - Всё есть на первой полосе, вот.

На взгляд Кеннеди, сомневаться было не в чем. Единственное слово "УБИТЫ" господствовало в заголовке, над фотографией поля, усеянного трупами. Больше на первой полосе ничего не напечатали, да и не требовалось.

По мере того, как сенатор читал статьи на развороте, его гнев разгорался до бешенства. Но гнев вызвала вовсе не резня. Сам способ подачи материала наглядно показал, как лондонская клика Галифакса могла уничтожить его. Вот сволочи. Бездарные манерные сволочи. Пойди я у них на поводу, меня связали бы с антивоенными пронемецкими кругами сразу же после выхода новостей. Моя семья была бы уничтожена с политической точки зрения, а некоторых из нас - меня так точно - вполне могли бы линчевать. А из-за вот этого суды Линча однозначно будут. Кабы бы не предупреждение от Содружества и британского кавторанга, как там его, Флеминг, нас наверняка бы уничтожили. Мы хорошо знаем, что в отличие от игорных и финансовых долгов, политические всегда должны быть оплачены.

- Чарльз, - Кеннеди позвал своего помощника. - Для начала, поднимите все данные по убитым, там должно быть несколько американцы ирландского происхождения. Да чёрт возьми, найдите всех католиков. Подготовьте набросок письма родителям. Обычное письмо с соболезнованиями, сочувствием их потере, отважная борьба за страну, и что их потеря не напрасна. Добавьте в примечании, что это письмо - приглашение зайти к нам в любое время, если они окажутся в Вашингтоне, и мы сможем поговорить о помощи, в которой они наверняка нуждаются. Если кто-нибудь приедет, выделите в расписании двадцать минут. Пусть штатный сотрудник сводит их на обед и потом ко мне. Принесите черновики, я проверю и подпишу лично.