Возмездие (СИ) - Кельвин Август. Страница 11

Против него за столом сидела девушка в белой блузке, с длинными прямыми светлыми волосами и большими черными глазами, она была очень аккуратна и изящна в приеме пищи, а так же в обращении к другим членам стола, имела необычайно нежный голос, — была очень мила. Окказ услышал, как ее кто-то назвал по имени Лейлой. И имя, и миловидность ее произвели на Окказа сильнейшее впечатление, так что направляясь по коридорам к школе, он ощутил какую-то несобранность в мыслях.

У входа в школу каждый ученик проходил ежедневную регистрацию, вставляя свою карточку в специальное устройство. Лишь после этого он мог пройти внутрь школы. Окказ вошел в аудиторию, где согласно расписанию обучалась его группа. Аудитория была небольшой, за партами уже сидели его одноклассники. Свободной осталась только одна парта, и то самая последняя. Окказ сел за парту, его место у стены. Перед ним на столе лежал школьный планшетный компьютер, созданный специально для школ, и выдававшийся всем ученикам без исключения. Вскоре в течение нескольких секунд по всей школе играла приятная мелодия — это был сигнал к началу занятия. Одноклассники, в особенности девочки, косо посматривали на Окказа. Кто-то обсуждал его незаметно, а кому-то было абсолютно безразлично кто он, и что он делает в его классе.

В аудиторию вбежала молодая и хорошенькая девушка — это Лейла. На плече у нее висела маленькая черная сумочка, она торопилась, опаздывала, следом за ней шел по коридору учитель. И от того ли, что торопилась, или просто от неуклюжести, которая была ей несвойственна, она ударила Окказа своей сумочкой, садясь с ним за парту.

— Ой, извини… — Просила она прощения, и лицо её, и голос, выразили как бы сожаление. Окказ растерялся, второй раз за день видел он ее и слышал ее нежный голос, словно бы прекраснейший музыкальный инструмент, второй раз уже смотрел в ее большие черные глаза и чувствовал полную свою неспособность собраться с мыслями и что-то ей ответить. Окказ пробубнил что-то и сосредоточился на изучении своего планшета, чувствуя как сильно бьется сердце. Лейла, однако, так же была удивлена его реакции, но виду не подала.

Все эти новые ощущения тревожили Окказа всю первую половину дня до конца учебы. Как, впрочем и потом, однако, во время учебы он постоянно находился рядом с Лейлой. И это все привело его в конце концов к двум выводам: во-первых, ему невыносимо хотелось видеть ее, ее волосы, ее руки, плечи, глаза, хотелось слышать ее голос, который и ласкал слух его и тревожил, а во-вторых, он решил для себя, что Лейла добрая, что аккуратная и нравственная, что она чуть ли не идеал во всем ее окружении. А то, что юбка на ней была столь коротка, что более походила на пояс, которым она опоясалась, Окказ сначала игнорировал, а потом принялся сам в себе ее защищать, оправдывая это жарой, или модой, а потом и вовсе задал себе вопрос: «А почему бы и не надеть такую юбку?». Ближе к концу учебного времени, в один из перерывов, большинство одноклассников Окказа собрались вокруг него, чтобы познакомиться. И во время знакомства этого и диалога с толпой, Окказу все казалось, что все, что говорила Лейла, она говорила ему и для него. И он невольно прислушивался к ее голосу постоянно. Обедал Окказ снова сидя против Лейлы, и во время обеда беседовал с ней. Та рассказывала что-то об обще-сиротской жизни в сиротском доме, и была задумчива, и очень грустно смотрела на него.

В свою комнату Окказ вернулся в самом веселом и радостном расположении духа. Все ему казалось светлым, все мысли его были о Лейле, и о будущем, которое непременно их ожидает. Но, вдруг, он опомнился: город будет уничтожен! Он глянул на руку: Лейлы не было в списке. Окказ задумался, проблема эта требовала немедленного разрешения. Окказ принял решение: на самом деле девять — это те, кто обязательно спасется, но есть еще те, которые спасутся, если примут решение следовать за Окказом. И, разумеется, в число таких людей войдет и Лейла.

После ужина собрались все в зале для развлечений — это было обязательно для всех, потому что в это время каждый вечер организовывалось какое-нибудь мероприятие. Но в виду лености работников, все чаще стали организовываться танцы: выключался свет в большом просторном зале, включалось нечто, называемое музыкой — ритмичный набор неприятных уху нормального человека звуков. И юноши, и девушки начинали под эти звуки дергаться, не танцевать, а дергаться, причем, от девушек требовалась особенная раскрепощенность в движениях, и особенная открытость в одежде, дабы в парнях вызвать всем этим в совокупности те самые низменные животные чувства, которые все танцующие так любили. Впрочем, как практически каждый житель города Коф. Человек любит то, что прекрасно, прекрасное же есть выражение жизни, которую человек считает единственно возможной жизнью, а это мнение человеческое берет свое основание в самой глубине человеческого сердца, во тьме его греховной сущности. От того и кажется нам порой прекрасным то, что на самом деле уродливо, от того и любим мы злое, аморальное…От того и по-настоящему прекрасное мы клеймим уродством… Ибо существующее прекрасное в действительности, открытое в благом Творце и Его творении, Его законах, мы не воспринимаем таковым. Но свое: то, что желаем, то, что удовлетворяет природу нашу, мы представляем жизнью, и это самое представление определяет то, что прекрасно для нас, а то, что прекрасно — мы любим.

Тем вечером ожидались танцы, Окказ решил для себя на танцы не ходить. Но Лейла с подругами явившись к нему в комнату, быстро уговорила его пойти на танцы, говоря весело о том, как им всем Окказ понравился и что они хотят ближе его узнать. И была она так прекрасна, так мила, так притягателен был взор ее, что Окказ растерялся… Он снова никак не мог принять решение. И словно лист осенний, колеблющийся на голой ветви холодным ветром, то было его решение. Лист держался за ветвь, один порыв ветра выдерживая терпеливо, другой… Но в конце концов, ветер оторвал его и лист кружа устремился вниз, в падении своем являясь символом смерти. Так же и Окказ, Лейла просила его трижды: первый раз он отказался, вежливо улыбаясь; затем после нескольких комплиментов с ее стороны, она снова просила его, даже как будто в голосе изображая моление. Он отказался снова, но уже не разумом давая отказ, а просто по привычке. И в третий раз Лейла просила его, и мило улыбалась, и нежно смотрела, и подруги ее то же делали, и Окказ ответил: да. Так оказался он на танцах. Правда, первое время просто стоял у стены.

Затем Лейла ввела его в свой танцевальный кружок, который создала танцуя особенно привлекательно. Окказ говорил ей, что танцевать он не может и не умеет, но Лейла лишь взяла его за руку и потянула за собой. Оставшееся время танцев Окказ неуклюже дергался, то и дело смущаясь и желая уже уйти. Но глядя на Лейлу он тут же передумывал, всматриваясь в парней, и пытаясь повторить их движения. А после танцев, практически весь танцевальный кружок, собравшийся вокруг Лейлы, направился в мини-сад на крыше. Окказ уже и не думал покидать ее общество, а постоянно говорил с кем-нибудь, либо с Лейлой, либо с другим кем-либо, но лишь для того, чтобы выждать некоторое время и снова вернуться к беседе с Лейлой, таким образом как бы избегая обвинения в том, что он постоянно с Лейлой только и говорит. Хотя сам не понимал, почему этого обвинения избегает.

А в саду было удивительно хорошо, свежо, солнце садилось вдали. Компания расселась под крышей одной из беседок и весело хохотала весь вечер, сколько было то позволительно. А затем разошлись по комнаткам своим. Окказ лег спать. Вот так, в один день, лист, росший долгие весенние и летние месяцы, от дуновения холодного ветра оторвался и упал. Все, что думал Окказ до того дня — оказалось сокрушено, он стал частью общества, которое до того презирал, и стал частью его именно через те дела, что презирал. А Лейла, ложась спать тем вечером, обнимая подушку о чем-то серьезно думала, и слезинка текла по ее щеке.

XI