Всадники Одина Цена человечности (СИ) - Морошко Сергей. Страница 40

От мрачных раздумий его отвлек не шум ветра в листве и журчание лесного ручья, а чей-то мелодичный смех.

Ян резко сел. Голова протестующе загудела, и в глазах немного помутилось. Да уж, вернул власть над собой. Ничего не скажешь...

– Что за?.. – Язык заплетался, как у Йорга после хорошей дозы алкоголя.

Он коснулся губ рукой. Припухли. Как если бы он ел что-то острое или долго, со смаком целовался.

«Целовался», – ударило в голове, точно колокол Александрийского Собора. Ян бы никогда не подумал, что испытает такое чувство. Чувство, сродни… неловкости.

– Пришел в себя? – раздался совсем близко бесполый голос. Ян обернулся. Рядом с ним сидел давешний черноволосый йольф с чашей в руках. – Выпей, станет легче. И не кривись. Это просто вода.

Ян неуверенно принял емкость. Отпил. Действительно. Обычная чистая и вкусная вода.

– Пойдем, Хъёрдэ уже заждалась. Что уж говорить о твоей невесте?! – И йольф снова засмеялся.

Он провел Яна в самую глубь рощи. Туда, где вершины деревьев сплелись в настолько непроницаемый полог, что он полностью скрывал собой небо. Свечение исчезло, но в ночной режим ему зрение отчего-то переводить не хотелось. Пришлось идти в густом ночном полумраке.

– Пойдем, пойдем! – поторапливал его йольф. И они шли. Шли. И шли. Пока не оказались на поляне, залитой светом луны, у громадного дерева. Такого же, как то, с которого недавно жричка срывала те странные грибы. Но во много, много раз больше. Его крона терялась где-то в вышине, а чтобы обхватить руками черный ствол, понадобилось бы, наверное, человек двадцать.

Они подошли ближе. И Ян заметил лестницу, сплетенную из какого-то вьюнка или лианы, уходящую вверх.

– Поднимайся, – йольф кивнул на нее. – Хъёрдэ ждет.

Ян полез. Йольф остался стоять внизу. «Наверное, это испытание для влюбленного», – решил он. Только вот для него это было никакое не испытание. Он не боялся высоты. Он вообще ничего не боялся... Кроме как потерять брата.

В размышлениях не заметил, как оказался в кроне. Среди бело-розовых листьев он едва сумел различить нечто похожее на дом – ветки дерева сплетались друг с другом, образуя своеобразный шалаш. Ян перекинул ногу через невысокий «порог» и оказался внутри. Босые ноги тут же утонули в чем-то мягком. Темно. Свет шел только от фосфоресцирующих грибов на «стенах», да какого-то странного подобия свечи на столе. Она излучала зеленоватый, чуть потусторонний свет, похожий на тот, что испускают привычные ему светлячки. Не разгоняя тьму, но горя.

А рядом, на сплетенном из лиан гамаке полусидела-полулежала она. Да, скорее всего, это и есть Хъёрдэ. Она была обнажена, как все другие йольфы в роще, но лицо ее скрывала маска. Плотная, сплошная, белая маска без каких-либо намеков на отверстия для глаз или рта. У нее были длинные, невозможно длинные волосы. Седые, они волнами расползались по всей «комнате». Теперь он понял, что именно почувствовал под ногами, когда только оказался в обители «пророчицы». Так он решил ее про себя называть.

– А, чужак. Я ждала тебя. Замучили тебя наши юные сагарты небось, а? – проскрипела-прокряхтела она неожиданно старческим голосом и зашлась хриплым каркающим смехом. Яна передернуло. А Хъёрдэ, казалось, этого и не заметила. – Ну что же ты? Проходи, садись. – Она похлопала рукой по гамаку. – Да поудобнее, говорить будем долго. Вот так, молодец… Хм… Ты боишься. И не понимаешь.

– Я не боюсь, – как можно спокойней возразил он.

– Боишься и не понимаешь, – повторила прорицательница, будто не слышала того, что он сказал.

– Тогда чего я не понимаю? – действительно не понял Ян.

– Многого. Ты тот, кто отмечен Богами, и скоро встретится с ними.

– Я не верю в ваших Богов.

– А они в тебя верят. И ты поверишь.

– Я не могу поверить в то, чего не видел.

– Лжешь… – прошелестела она. Яну стало неуютно. Он действительно лукавил. Ведь он веровал в Единого. – Ты веришь в то, чего никогда не видел. А я видела их! – сказала вдруг Хъёрдэ. – Смотри! – И сняла свою белую маску.

Ян едва не свалился с гамака. Лицо пророчицы было… старым. Пергаментно-серое, сморщенное, как сушеное яблоко. Морщины. Как это контрастировало с идеальным, прекрасным и молодым телом. А ее глаза… зашиты. Грубыми, черными нитками.

– Я видела, – повторила она. – Они прекрасны. Они никогда не станут такими, как я.

Ян поежился. Он никак не мог прийти в себя. Привычный мир в который раз за эти несколько дней начинал рушиться, и рушился он едва ли не до основания. Асы не стареют. Не седеют. Они так и уходят в следующую стадию прекрасными и молодыми. Старость для них немыслима!

Вдруг голос йольфинки задрожал, изменился, стал низким, звучным, почти мужским. Замерцали зеленые грибы на стенах, и свеча полыхнула, осветив всю «комнату» разом.

– Тебя ждет интересная судьба, мальчик. Я знаю, мне ведомо... Синее море, черные и белые пески. Хрустальный град и страшная тень над тобою… Вы – одна цель. Сердца ваши врозь, только с ним одно, и вы одна цель. Вы скованы одной цепью. И связаны одной целью...

Но как не играй, все играешь отбой,

И если есть те, кто приходит к тебе,

Найдутся и те, кто придет за тобой,

Также скованные одной цепью...

Связанные одной целью,

Скованные одной цепью,

Связанные одной...[6] – пропела она своим изменившимся голосом и замолчала, внимательно уставившись ему в глаза.

Это было странное ощущение, когда тебя ощупывают взглядом из-под зашитых век. Она молчала. Он уже потерял счет времени этому молчанию, но в какой-то момент устал ждать и хрипло спросил:

– Это все?

– Нет.

– А что еще?

– Тебя растянут на цепях. Слишком много цепей в твоей жизни. Если выкарабкаешься, будешь чувствовать и поймешь...

– Что пойму?

– Когда поймешь, узнаешь. А теперь уходи. Твоя судьба заждалась.

Примечания

Вилник[1] – охотник, рыболов, кожевник или любой другой ремесленник.

Парящий Дракон[2] – или Кровавый Орел. Одна из самых жестоких и знаменитых казней викингов.

Муспельхейм[3] – огненный мир, породивший солнце и луну.

Тунук[4] – кафтан без рукавов. Под него обычно надевается белая реда.

Наэйн[5] – свадебный ритуал лафиртов.

Скованные одной цепью[6] – немного видоизмененный отрывок знаменитой одноименной песни Наутилуса Помпилиуса.

Глава 10. Отражение звезд

В светелку, которую посадник милостиво пожаловал молодым, Тана попала только совсем под утро. Да и то лишь благодаря Злоте. Та взялась стать хозяйкой празднества, заместо Таны. За что она ей была ужасно благодарна. Ведь она не выдержала бы еще хоть час… веселья. Зато Вил радовался от души. Многие гости на праздник притащили своих цмоков. Потому, когда Тана наконец вырвалась и отправилась к себе, Вил бодренько проигнорировал ее зов. Сделав вид, что не «услышал». Ну и пусть его. Тана усердствовать в своих призывах не стала. Должно же быть хоть кому-то хорошо на этой свадьбе.

В комнате было тихо и темно. Лишь на прикроватной тумбе слабо горела лампадка. Это успокаивало. Тана подошла и осторожно подлила в нее масла из стоявшего там же кувшина. Небо за окном обманчиво темное, лишь яркие звезды дают слабый мерцающий свет. Луны на небе не видно, скорее всего, она уже зашла. И только легкое призрачное зарево на востоке, над морем, говорило о приближении рассвета. Тонкая светлая кромка разделяла воду и небеса. Тана вздохнула. По-хорошему, надо бы лечь спать, но ведь потом придется просыпаться. И... нет, лучше она дождется в бодрствовании...

Послышался тихий стук в дверь. Тана на мгновение сжалась, но потом взяла себя в руки. В покои вошла служница, которая принесла с собой воду и длинную белую сорочку. Она пришла, чтобы помочь своей временной госпоже подготовиться, переодеться, привести себя в порядок. Девушка поставила лохань и кувшин с водой на пол у кровати и принялась разжигать лампады, развешанные по стенам. В комнате посветлело.