Всадники Одина Цена человечности (СИ) - Морошко Сергей. Страница 41

Пробыла служница недолго. Молчаливая, очень молчаливая. Будто язык ей отрезали. А, может, именно это с ней и случилось?.. После сегодняшней казни от Ветродуя можно ждать чего угодно.

Тана тряхнула головой, стараясь отогнать дурные мысли, и принялась разглядывать принесенную служницей одежу. Сорочка оказалась непростой. Белой, из паучьего шелка, расшитой тончайшими разноцветными нитями, переплетавшимися в замысловатый растительный орнамент. Ткань приятно прилегала к телу и холодила кожу.

Тана залезла с ногами на перину, облокотилась на подушки, забралась под пуховое одеяло и принялась ждать. Свечей она не тушила. Ей было страшно. Нет, не оставаться одной или быть в темноте. Она боялась предстоящего. Ей с самого начала не хотелось ни самой свадьбы, ни того, что после нее должно случиться. Особенно последнего. Мужчины, в отличие от большинства ровесниц, у нее никогда не было. И еще... Еще ее гложили воспоминания... Холодные жесткие руки. Двое вонючих уродов держат ее. Она рвется, кусается. «Курва!» Губы обжигает острая боль, на языке соленый металлический привкус крови. И этот толстый боров в красной одежде судейника. «Хранитель порядка». Он нагибается, хватая своими пухлыми мерзкими пальцами шнуровку на ее штанах. Она изо всех сил изворачивается, кусает одного из его прихвостней за большой палец, а толстяка пинает по яйцам. «Курва!» — шипит судейник, он неуклюже пошатывается и падает набок. Тана вскакивает и бежит, будто за ней гонятся сами Морозные Всадники. Сердце колотится, капун[1], холодный и мокрый, противно липнет к телу. Она все бежит и бежит. Дома никого. Тятька на охоте. Она спускается в подвал и забивается в угол. Так она просидела, пока не приехал отец. Но объяснять ему ничего не стала, чтоб не ходил разбираться. Ведь что он, простой траппер, смог бы супротив самого окружного судейника сделать? Только жизнь себе поломал бы...

Потому знает она, как это все противно. Потому никогда не подпустит к себе ни одного потного мужика. Уроды они все. И если Ян с ней это сделает, она будет ненавидеть его всю жизнь.

Не успела она додумать, как дверь почти бесшумно отворилась и в светлицу вошел Ян. Босой, нагой, замотанный лишь в тонкую льняную простыню. Ну вот, он уже наготове. Можно начинать ненавидеть?..

***

Ян вошел в комнату осторожно, боясь потревожить… жену? Непривычное и совсем нежеланное слово даже в мыслях.

Время было уже даже не позднее. Раннее. Вот-вот должно рассвести. Девчонка вполне могла улечься спать, не дожидаясь новоиспеченного муженька. Оно б и к лучшему.

Но нет. Тана не спала. Он заметил ее не сразу, а только после того, как притворил за собой дверь. Его слух едва-едва уловил дыхание. Зато сердцебиение наоборот слышал очень отчетливое, быстрое, словно у загнанного зверя. От волнения или от… страха. Тана сидела на кровати, вжавшись в самый дальний угол. На руке посверкивал золотой обручальный браслет. Такой же, как и у самого Яна. В голове всплыли слова старухи-пророчицы: «Скованные одной цепью». Он мысленно провел от своего браслета к таниному золотую цепь. Она, казалось, звенела и бренчала при каждом неосторожном движении.

Он замер у двери, не зная куда себя деть. Под светом множества лампад ему стало несколько неуютно. Почти так же, как в лесу. Действие наркотиков прошло неокончательно, потому свет, хоть и не столь яркий, как электрический, неприятно оседал на сетчатке. Эх, лечь бы сейчас! Лечь и просто поспать. Восстановиться. Но он не знал, как тут отнесутся к неисполнению супружеских обязанностей. Потому мысли о сне пока отложил в сторону. После леса Ян был почти так же обнажен. Спасибо жричке, хоть простынку одолжила. А то идти нагим через все поселение как-то уж совсем перебор. А где его одежда, интересно?..

– Почему ты не спишь? – спросил он, все-таки собравшись с духом и усевшись на край постели.

Тана дернулась и попыталась отползти еще дальше. Только ей помешала спинка кровати. Сердце ее забилось сильнее, и воздух наполнился запахом адреналина. Н-да. Ситуация складывалась не ахти. А он ведь даже ничего и сделать не успел. Даже не прикоснулся. Что же будет, если он, допустим, возьмет ее за руку? На потолок полезет?.. Может, с ней тоже что-то сделали? Вдруг ее в такую же рощу таскали?.. Он повел плечами, прогоняя сумрачные воспоминания.

– Тебя обидел кто? Что случилось? – тихо, как можно мягче, обратился он к Тане, чуть подавшись вперед. Попробовал все-таки взять за руку, но она опять отпрянула. Еще чуть-чуть и свалится ведь прямо на пол.

— Не прикасайся ко мне! – яростно прошипела она, сверкая испуганными глазищами. Ну точь-в-точь кошка, загнанная в угол сворой собак. Только он не был собакой. И уж тем более – насильником.

– Ладно-ладно, как скажешь. — Он примирительно поднял руки вверх. После встал и обошел по широкой дуге кровать, провожаемый внимательным и недоверчивым взглядом. Налил себе в кубок вина из позолоченного графина. Подошел к окну и, придерживая свою импровизированную тогу, выглянул наружу.

Небо уже совсем посветлело и окрасилось в сине-розовые, фиолетовые и красные цвета, напоминая собой переливы невиданных флуоресцентных растений из рощи Фрейи. Он постоял так немного, размышляя, что ему теперь, собственно, делать. Нужно найти Йорга и уходить. Они и так вынужденно задержались из-за переполоха с кнутом и женой посадника. Хватит с него этих дикостей. Ян послал мысленный сигнал брату. Тот… спал. Напился, зараза, и дрыхнет. Хрен добудишься.

Ян устало вздохнул. К вину он так и не притронулся. Хотя и очень хотелось.

Он вернулся к кровати. Тана все еще глядела на него испуганным зверьком. М-да. Попробуй он залезть на кровать, она ему точно по морде надает. Или крик поднимет. К швампу!

Он уселся прямо на пол, по шею закутавшись в простыню, откинул голову назад, прикрыл глаза. Придется спать так. Не ахти как удобно, но что делать?..

— Ян, ты что, спать так собрался?.. – послышался неуверенный вопрос.

– Скорее всего, да, – откликнулся он. – А что?

— Ничего.

Тана замолчала. Ян тоже не спешил начинать беседу. Он все еще лелеял надежду немного поспать, чтобы хотя бы к полудню пнуть брата и наконец уехать отсюда.

— Почему ты ничего не сделал? -- снова подала голос Тана. Ян приоткрыл один глаз. Девчонка сидела уже ближе, закутавшись чуть ли не по самые уши в одеяло. Он хмыкнул.

– А что я, по-твоему, должен был сделать?

Тана недовольно засопела.

– То самое!

– Зачем, если ты не хочешь? Я что, похож на насильника? – он внимательно посмотрел на нее. Она покраснела.

– Нет, но… кто вас, мужиков, знает?!

– То есть, по-твоему, все мужчины – насильники? И жрец тот твой, и отец?.. И Волдо?.. – вопросом на вопрос ответил ей Ян. – Он хоть и садист, но на сексуального маньяка не похож.

– Сукуаль… Сакуль… Что?! Ты че меня странными словами путаешь?! Хочешь запутать, а потом… того?!

– Нет, не того. В общем, я не хочу спорить… Дай поспать спокойно, – устало сказал Ян, опять прикрывая глаза. Некоторое время они провели в тишине. Ян почти сумел уснуть… Но не тут-то было. Он почувствовал пальцы в своих волосах. Недоверчивые и нежные прикосновения.

Ян снова приоткрыл глаза и осторожно из-под ресниц стал наблюдать. Тана, похоже, увлеклась, совершенно не замечая, что он не спит... Или не хотела замечать. Она, едва касаясь кожи, бережно водила пальцами по вискам, потом снова зарывалась пальцами в волосы. Наконец, она нашла полимерный шнурок, державший форму косы и не позволявший той истрепаться. Она никак не могла развязать хитрый узел, которым Ян специально завязывал шнурок, чтобы косу можно было долго не переплетать.

– Что ты делаешь? – решил наконец спросить ее Ян. Тана испуганно дернулась, похоже, ожидая, что он что-то сделает. И, судя по ее усиленному сердцебиению, это что-то должно было оказаться поистине ужасным. Ян даже не шелохнулся. Ему было, откровенно говоря… лень.

– Хотела переплести ее, – шепнула Тана. Поняв, что ее никто не собирается ругать, а тем более делать с ней что-то страшное, она вернулась к прерванному занятию. – Ты… можно?