Чёрная Тень - де Кастелл Себастьян. Страница 15

— Если хочешь, я уйду, но вовсе не обязательно мучиться одной. Почему бы тебе не вернуться к костру? Там тепло.

— Я не хочу, чтобы другие видели, — отвечала она.

— Видели что?

Я подошел к ней так близко, что, когда она повернулась ко мне, я в тусклом свете луны разглядел ее лицо. Узоры Черной Тени вокруг ее глаза вихрились, двигались, словно живые.

Несмотря на все свои добрые намерения, я едва не отпрянул. У меня Черная Тень была дольше, чем у Сенейры, но даже во время самых тяжелых приступов я никогда не чувствовал, чтобы узоры вот так вращались и крутились. Хуже того, я видел, что вокруг правого глаза они чуть-чуть удлинились. Сенейра говорила, что дьявольская болезнь впервые проявилась месяц назад, но развивалась она у нее куда быстрее, чем у меня.

— Больно, Келлен, — сказала она. — Почему так больно?

Я поборол ощущение неловкости и опустился на колени рядом с девушкой. Она держала в руках маленький овальный предмет на тонкой серебряной цепочке.

— Это амулет?

Она покачала головой и протянула его мне, нажав маленькую кнопочку сверху, отчего тот раскрылся на две половинки. Мне пришлось поднести его к лучу лунного света, чтобы разглядеть, что там был портрет маленького мальчика. Он был так похож на Сенейру, и я догадался, что это ее младший брат.

— Тайн целый год экономил каждый грош, чтобы заказать этот медальон, — сказала она. — После того как я сбежала, ему исполнилось семь. А я когда-то обещала ему, что на день рождения в этом году подарю ему такой же с моим портретом, чтобы мы могли… Теперь уже не важно.

Я вернул ей украшение и сел рядом.

— Сколько длится приступ?

Она снова надела медальон на шею.

— По-разному. Иногда несколько секунд, а иногда — несколько часов.

— Колющая боль? — спросил я. — Как будто в глазу жжет?

Она кивнула, но выглядела неуверенной.

— Это… это трудно описать. Как будто капают кислотой на лицо, но больнее от того, что я ощущаю внутри.

— Видения? — самым худшим для меня были кошмарные образы, одолевавшие меня всякий раз, как начинался приступ, — все и вся в мире становилось уродливым и безобразным. Жестоким. Словно я видел все самое худшее в людях.

— Я слышу голоса, — сказала Сенейра. — Они говорят мне ужасные вещи, Келлен. Я слышу, как они смеются надо мной, дразнят меня, говорят мне, что могут заставить меня сделать все, что им угодно. Это как будто… как будто…

— Как будто демон хочет, чтобы ты знала, что когда-нибудь он получит полную власть над тобой?

Она кивнула и посмотрела на меня, как будто ждала, вдруг я что-нибудь скажу, и все станет лучше. Я промолчал, и она заплакала.

Не зная, что еще сделать, я взял ее за руку.

— Все будет…

— Не надо, пожалуйста, — сказала она. — Не лги мне.

Она посмотрела сквозь деревья туда, где вдалеке мерцал огонек костра, крохотная частичка света во тьме.

— Аргоси ведут себя так, словно все… так, как есть, словно мне надо смириться с тем, что со мной происходит. А я не могу. Не могу притворяться, что все нормально, когда я всем своим существом чувствую, что это не так. Что бы ни происходило, я должна встретить это лицом к лицу.

Я не мог не восхищаться решимостью Сенейры. Я прислонился к дереву, все еще держа ее за руку.

— Черная Тень — это кошмар, — признался я. — Когда начинается приступ… хуже этого, наверно, ничего в мире нет. И пусть никто не смеет говорить тебе, что это не так.

— А что ты делаешь, когда это происходит? — спросила Сенейра.

Я пожал плечами.

— Пытаюсь не обращать внимания на видения и жду, пока пройдет боль.

Она открыла рот, но вдруг согнулась в три погибели, словно кто-то ударил ее в живот.

— О боги песка и неба, опять! Сделай так, чтобы это закончилось!

— Сенейра, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал успокаивающе, — просто посмотри на меня. Посмотри на меня.

Она подняла голову, и я в ужасе смотрел, как узоры снова задвигались. Глаза у нее из зеленых стали темными, наполнившись чернотой.

— Я слышу их, Келлен. Что они мне говорят… как смеются… Пожалуйста, заставь их замолчать!

— Не слушай их. Они ненастоящие. Попытайся думать о хорошем. Подумай о своем брате, обо всех, кого ты любишь, о тех местах, где тебе хорошо.

Она зажмурилась, и я почти слышал, как она скрежещет зубами. Тихие стоны срывались с ее губ, превращаясь в имена.

— Тайн… отец… Ревиан… Академия…

Она повторяла их снова и снова, сжимая мою руку с такой силой, что кости, казалось, касались друг друга, а ее ногти впивались мне в ладонь. Я заставил себя не выпустить ее пальцы.

— Я здесь, — прошептал я. Слова показались мне какими-то особенно бесполезными, но, наверно, они все же как-то помогли, потому что через несколько мгновений Сенейра подняла голову и посмотрела на меня. Линии вокруг ее глаза перестали двигаться, а радужка снова стала зеленой.

— Спасибо… Келлен…

Через минуту боль и голоса вроде отступили, а потом все началось заново. Это продолжалось примерно час. Вдруг она спросила:

— Ты посидишь со мной еще немного?

То, как она говорила… будто вся ее сила медленно утопала под напором боли и смятения, а решимость гасла под терзавшими ее ужасающими голосами. Я почувствовал, как она снова напряглась с началом нового приступа, и посмотрел на восток, надеясь увидеть на горизонте первые лучи солнца. Но до рассвета оставалось еще несколько часов.

— Я посижу с тобой, — сказал я. — Столько, сколько понадобится.

Вскоре Сенейра заснула и привалилась ко мне, дрожа от холода, такая изможденная, что я не смог разбудить ее, чтобы вернуться в лагерь. В конце концов я отнес ее обратно, что было нелегко — не то чтобы она была тяжелая, но жизнь ученика мага тоже не сделала меня силачом. Я обрадовался, когда Рози увидела, как я подхожу к лагерю, и помогла донести девушку до костра.

— Она продрогла, — сказала аргоси, укладывая ее на спальный мешок возле костра. — Я полагаю, приступ был довольно заметный?

— Заметный? — неверящим голосом спросил я. — Вы так это называете? Черная Тень мучает ее!

— Рози не пытается проявить особенную бесчувственность, — сказала Фериус, опускаясь на колени, чтобы осмотреть Сенейру. — Просто она по-другому не умеет. Идущая по пути Шипов и Роз не особо ценит сантименты.

Глаза Рози сузились.

— Сомневаюсь, что ее болезнь поддастся сантиментам. Или ты полагаешь, что колыбельные и сказки на ночь облегчат страдания девочки?

Фериус убрала мокрые спутанные волосы с лица Сенейры.

— Но и не повредят.

— На Алый Крик твои нежные слова и доброе сердце не подействовали, сестра. Тем, кто заболевал этой чумой, больше помогла бы быстрая смерть, а не твои бесполезные попытки их утешить.

Отблески костра угрожающе заиграли на щеках Фериус, когда она сцепилась взглядом с другой аргоси.

— Это не Алый Крик, поэтому придержи коней.

На Рози это не произвело никакого впечатления.

— Своими нежностями ты принижаешь отвагу моей подопечной. Если у нее какая-то новая форма магической чумы, то мы должны приготовиться к неизбежному, и я боюсь, что у тебя нет…

Из темноты появился Рейчис. Он обнюхал Сенейру, потом посмотрел на обеих аргоси и зашипел на них.

— В чем дело, Рейчис? — спросил я.

— Девочка только притворяется, что спит, — прорычал он. — Она напугана до полусмерти, а от разговоров этих аргоси ей только хуже.

Никто, кроме меня, не понимал его, но Фериус считала выражение на моем лице и вскоре все поняла.

— Скоро утро. Нам всем надо поспать, а там посмотрим, что принесет завтрашний день.

Рози кивнула в знак согласия, но, развернувшись, все-таки сказала:

— Аргоси следует за ветром, куда бы тот ни вел, сестра, но всегда помнит, что путь Грома идет за ним по пятам.

Рейчис злобно зыркнул на нее.

— Пусть она только отвернется, и я точно сопру все ее барахло.

Я взглянул на Сенейру. Глаза у нее все еще были прикрыты, а по щекам текли слезы. Я пытался придумать, что бы такое сказать в утешение, но Рейчис среагировал быстрее, чем очень удивил меня, устроившись у девушки под боком и прижавшись к ее шее, чтобы согреть.