Чёрная Тень - де Кастелл Себастьян. Страница 38

Я был так сосредоточен на ее движениях, что у меня в голове проигрывались все детали. Песок вылетел из моей протянутой руки, но Фериус каким-то неведомым образом уже ушла назад, словно невидимый партнер наклонил ее в танце. Песок пролетел прямо у нее над головой, и практически ни одна песчинка не коснулась ее щеки. Я все еще пытался понять, как это возможно, когда почувствовал, что в повороте она берет меня за руку. Я даже не понял, что, пока бросал песок, потерял равновесие, а теперь она использовала это против меня.

В очередной раз падая, я взглянул ей в лицо. Она улыбалась. Это была не злорадная усмешка и не мрачная ухмылка человека, для которого даже тренировка — самая настоящая битва. Я не был ни врагом, ни учеником Фериус. Аргоси действительно просто танцевала со мной, как и несколько минут назад.

Упав на спину в нескольких футах от нее, я все еще удивлялся. Я понятия не имел, как она меня одолела, поэтому я приподнялся на локтях и смотрел на нее. У нее все выглядело так легко, так непринужденно. Я почувствовал бы себя круглым дураком, если бы не вид Рейчиса, который в нескольких ярдах от меня стоял на задних лапах и неуклюже подражал движениям Фериус. Когда он заметил, что я на него смотрю, то опустился на все четыре лапы, а его мех встал дыбом и окрасился в черный цвет с кроваво-красным отливом.

— Что? Что? Я ничего не делал. Только скажи об этом кому-нибудь, и я…

— Кому я скажу? — спросил я. Рейчис удивительно тщеславен, учитывая, что иногда ему нравится держать за щеками кусочки кроличьего мяса на тот случай, если он вдруг проголодается. — Лучше сядь, а то снова порозовеешь.

Он встревоженно посмотрел на свою шкурку, а потом усмехнулся, явно довольный ее грозным окрасом.

— Ну что, малыш? — спросила Фериус. — Теперь ты мне веришь?

Я поднялся на ноги и кивнул. Не было никаких сомнений, что ее танцы могут пригодиться в драке, а это значило, что этим умением мне нужно будет овладеть.

Фериус остановилась и бросила на меня странный взгляд.

— Ты все еще не понял.

— То есть как? Я не…

— Нельзя научиться танцевать, пока не научишься находить в танце радость.

Радость. И какую радость прикажете мне находить в приграничье, где моя жизнь все время висит на волоске? Все когда-то родное, близкое и знакомое было от меня в сотнях миль. Что на этой суровой границе, что среди своего народа — я везде чужак. Я один и, наверно, буду один всю свою жизнь.

Фериус жестом пригласила меня присоединяться. Я послушался и снова закружился в танце.

— Келлен, слушай меня.

Я кивнул.

— Это не драка. Тут не надо прилагать усилия и все контролировать, как в этой вашей магии. Не надо ничего искать. Танец сам найдет тебя.

— Как?

— Просто откройся танцу. Я не твой противник, я не твоя девушка, можешь даже перестать видеть во мне женщину.

— Нет?

— Неа. Я просто другой человек, который свободно движется в теплом воздухе ночи, — она чуть отклонилась назад. — Посмотри на небо.

Я запрокинул голову и посмотрел на звезды. В моем родном городе, где фонари бросают на все тусклый свет, их и вполовину так не разглядишь, но здесь небо было словно в футе надо мной, как будто я мог дотянуться и дотронуться до нее пальцем.

— Эта пустыня, — сказала Фериус. — Здесь и сейчас. Это самое прекрасное место на земле, правда?

Да. Не знаю, как или почему, но я в жизни своей не видел ничего более прекрасного. А ведь это была далеко не первая ночь в приграничье. Но сегодня все было иначе. Я не мог оторваться от этих звезд. Они словно бы двигались, вращались надо мной, танцевали, убаюкивая меня.

— Ты не Келлен, сын Ке-Хеопса, — сказала Фериус. — Ты не изгой из джен-теп. Ты — вольная душа, и никакие цепи тебя не сковывают.

Я почти не слышал ее слов, но их смысл все равно до меня дошел. Я уже давно так себя не чувствовал. Самое близкое ощущение, которое удалось вспомнить, — момент, когда придумал идеальное заклинание, удерживаешь его в неподвижности, пока слова не слетели с твоих губ, и в эту же секунду творишь его.

— По-моему, я готов танцевать, — сказал я. Но когда я снова взглянул на Фериус, то обнаружил, что пейзаж вокруг нас движется. Мы танцевали — и, похоже, давно.

Очень медленно Фериус позволила нам остановиться.

— На этом заканчивается урок, — сказала она второй раз за ночь.

— Но мы только начали. Я только-только почувствовал…

Фериус отпустила мою руку и указала на костерок.

— Смотри.

Огонь почти угас, дрова превратились в пепел. Рейчис свернулся клубком и спал рядом, его шкурка была тускло-коричневая под цвет земли.

— Сколько времени?

— Немало, — сказала Фериус. — Но теперь нужно остановиться. Пора отпустить танец.

— Почему?

— Потому что там, в городе, с хорошими людьми происходят скверные вещи, и даже тем из нас, кто следует по пути Полевой Ромашки, иногда приходится путешествовать во тьме.

НЕЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Я понятия не имел, который был час, когда мы вернулись, но тут же рухнул в постель, даже не раздевшись. Один блаженный час я спал мертвецким сном и проснулся от колющей боли в левом глазу, а с ней пришли ужасные видения, от которых я потянулся за своими порошками. К счастью, Рейчис укусил меня, прежде чем я до них добрался.

— Проснись, Келлен, — протрещал он. — Ты… как это называется, когда человек пытается сотворить заклинание во сне? Снотворение?

— Не знаю, — сказал я, прижимая руку к левому глазу. О предки, как же больно. Вдруг я почувствовал новую боль, на этот раз в другой руке, на которой появились следы зубов белкокота. — Какого?..

Рейчис посмотрел на меня.

— Я подумал, что, может, если я тебя укушу, ты забудешь про боль в глазу. Помогло?

Я покачал головой, вылез из постели и потащился к двери. Куда бы я ни смотрел, я видел кровь, а прожилки в настенных деревянных панелях словно корчились и свивались, пытаясь когтями продрать себе путь наружу.

— Куда ты? — спросил Рейчис.

— На улицу, — я едва мог говорить. — Нужно на улицу.

Я услышал, как он спрыгнул с кровати, чтобы пойти за мной.

— Нет, — сказал я. — Ты остаешься здесь.

Он, кажется, немного обиделся. Когда я добрался до конца сада, боль уже начала проходить, а видения отступали. Деревья уже стали деревьями, а не перекрученными многорукими монстрами, которые старались высвободиться из кандалов. Небо было черным, а не красным, и гладкая галька под ногами на ощупь была приятной и нежной, а не полем острых лезвий. Я почувствовал такое облегчение, что не сразу заметил, что я в саду не один.

— Ты тоже чувствуешь, да? — спросила Сенейра.

Она сидела на корточках рядом с клумбой синих и желтых цветов, обхватив руками колени и раскачиваясь взад-вперед.

— Плохо? — спросила она.

Я кивнул.

— А ты как?

— Паршиво.

Я сел рядом с ней и откинулся назад, опершись на локти и глядя в небо, чтобы убедиться, что звезды — все еще звезды, а не тысячи разъяренных пчел, которые собираются меня изжалить. Я был в полном изнеможении — еще один дар, который принесла с собой Черная Тень.

— Знаешь, что хуже всего? — спросила Сенейра. — Даже не боль и не голоса — хотя от них мне хочется кричать, пока я их не заглушу. Хуже всего то, что, когда все заканчивается, я уже ничего не чувствую.

— Это как?

Она слегка пожала плечами и покачала головой.

— Я ничего не чувствую. Ни счастья. Ни грусти. Когда я думаю о моих друзьях, или об отце, или даже о Тайне… они мне как будто чужие, как будто у меня даже нет семьи, — она повернулась и посмотрела на меня. — У тебя тоже так?

Я не ответил, потому что не мог. Мне и так всегда казалось, что у меня нет семьи, так что откуда мне знать, хуже стало от Черной Тени или нет?

— Я ущипнула себя, — продолжала Сенейра, показывая запястье. Было слишком темно и было не видно, есть там синяк или нет. — Сильно ущипнула, просто посмотреть, почувствую или нет.