До неба трава (СИ) - Шишкин Артемий. Страница 20

  - Ижде такие девицы растут? - картинно вопросил человек. - На коих травинах-былинах спеют?

  Асилиса уже отошла от испуга и, подёргав ногами и руками, решила дать отпор такой наглости. Она сдвинула брови и открыла рот для гневной тирады.

  - Дядька Ратуй! - раздался знакомый голос откуда-то сверху.

  - А, Вереск! - воскликнул мужчина и помахал свободной рукой выглядывающему с верхнего листа парню. - А я вот спустился за своим оброненным зубом, а тут - девицы прям в руцы падают. Не ты ли потерял?

  Спустя некоторое время Асилиса уже сидела в той же сокальнице, за тем же столом и, вкушая богатую на сей раз трапезу, слушала чудесные и загадочные рассказы поймавшего её человека. То был ожидаемый всем семейством дядька Ратуй. Родной брат матери Вереска и Асота. Ратуй был холост и, как большинство холостых касогов, уходил в странствия. Странствия могли продолжаться и год, и два, и десять лет. Всё зависело от пристрастий самого касога, от его семьи и шансов найти себе хоть какую-нибудь невесту. Так, старший брат Асота, ушедший более пяти лет назад за поиском своего счастия, так до сих пор и не объявился. На этот раз дядька Ратуй пространствовал два года. Всё семейство: и мальчишки, и Осока, и даже степенный Асот с большим вниманием слушали повествования о тех далёких местах, где удалось побывать их коленьнику. Ратуй говорил громко, много, красочно и постоянно размахивал руками. Его голос весёлым и смешливым раскатом громыхал в кухне. Дядька сказывал о странах и народах, обитавших дальше по Страте, о больших изумрудных змеях, что прилетают порой с болот, о смелых и отважных рыжелатных воинах, о полных мудрости старых людях, о прекрасной Берегине, живущей в уходящей под облака стальной башне, о хищных детях многоножицы, о народе летучих колесниц и о великом море, что раскинулось за обширными равнинами. Само море дядька Ратуй не видел, но чудеса и диковины его глубин зрел воочию.

  Но более всего разговоров да расспросов у всех присутствующих было о ярмарке - не той, что находилась подле Лодьи, а о той, летней, что устраивалась между озером и рекой. На неё съезжались народы и племена со всех окрестных сторон и стран, привозя с собой дары и чудеса своих земель. Чаще всего, сами существа являлись более чудными, нежели их товары.

  Самого же дядьку поразило то огромное пространство, которое занимает Высокотравье. Пропутешествовав по Страте пару лет, он прошёл только лишь малую её часть. Невиданные земли, огромные, никем не заселённые пространства, диковинные травы, чудные древние строения...

  Асилиса слушала все эти рассказы, как сказку. Сказку, которую рассказывает странствующий перехожий дядька. Она не понимала и даже просто отказывалась понимать, что все эти сказы - теперь быль её бытия. Княжна продолжала убеждать себя, что это - совершенно не её мир. Это пройдёт. Это останется лишь в её воспоминаниях на всю жизнь и будет передаваться в её семье из поколения в поколение. В родном Асилисином княжестве Сарагпул.

  Оставшееся время до вечера княжна провела в комнате Вереска. Это помогло ей немного забыться и даже весело посмеяться.

  Горница Вереска немного отличалась от почивальни его сестры и общего дома. Лист, из которого была она свёрнута, образовывал более округлую форму так, что помещение напоминало лежащую на боку огромную бочку с двумя окнами и дверью. Дверной проём сразу же за порогом обрывался в пустоту, а вместо лестницы или мостков, имелась длинная сеть. Сеть служила также и ложем. Она была натянута между противоположными стенами под самым потолком. Всё помещение было увешано, заставлено и заложено разными знакомыми и совершенно непонятными княжне вещами. Асилиса сидела на сундуке и с удивлением разглядывала всё это разнообразие. Вереск был очень радушным и гостеприимным хозяином. Ему было немного неловко за тот бардак и неопрятность, которые царили в его комнате, и он старался компенсировать это своим обаянием и готовностью всё показать и рассказать. И до самого вечера из комнаты, расположенной высоко над всем косцовьем, слышался весёлый девичий смех.

  После ужина, за коим было тоже весело и шумно от дядькиных, порой нескромных шуток, все разошлись по спальням. И вот тут Асилиса вновь столкнулась с дилеммой. Для утреннего похода Ока предложила ей свои крепкие кожаные штаны, короткие сапожки, светлую рубаху и тёплый кожушок. Все вещи были добротные, чистые и даже красивые. Осока имела хороший вкус и умелые руки, и княжна вовсе не брезговала её вещами. Да и не было у неё никаких претензий и к самой, любовно вышитой одежде. Проблема была лишь в штанах. Порты княжна одевать отказалась наотрез. Как ни уговаривала её Ока, как ни доказывала, что в лесу лишь только такой вид одежды годится и что, в конце концов, будет более срамным повиснуть вверх ногами на каком-нибудь ростке со сползшей на голову юбкой, Асилиса была непреклонной. Пришлось молодой хозяйке подарить ей и юбку, и рубаху, и красивый изумрудно-рыжий, в цветах, плат.

  Потом княжна, уже лёжа в постели, долго разговаривала с Окой. Лампа была погашена, и лунный свет серебрил убранство комнаты и девичьи речи. Княжна выспрашивала у хозяйки о касогах, о том, где они зимуют, о ней самой, её семье и особенно о Вереске. Осока была небольшой любительницей поговорить и вскоре заснула. Княжна же, выспавшаяся до обеда, ещё долго лежала и думала о своей собственной жизни, но, наконец, уставшая от насыщенного событиями дня, тоже уснула. Спала она крепко и без сновидений.

  Утром, когда ещё было почти что темно, на краю огромного листа стояли пятеро человек. Предутренние сумерки холодили кожу и пугали таинственными очертаниями теней, полутонов и выступающих из мрака предметов, которые уходящая ночь в отчаянии отступления оборачивала страхом. Было влажно и очень тихо. Лишь изредка большая капля серебряной в луне воды скатывалась по покатой поверхности листа и звонко ударялась по нижнему его собрату, весело разлетаясь на мелкие искры брызг.

  - Ждать буду до первого снега. -- Асот протянул Вереску заплечный мешок. - Коли не поспеешь, иди прямиком в Старый ряж.

  Парень взял торбу и закинул себе за спину. Там уже был перекрученный осьмушкой, большой моток нити и длинная сеть. Ремень, опоясывавший портарь и стройную талию касога, тяжелили многочисленные кармашки, подвешенные мешочки и кривой меч. Из-под чёрного пятна портаря выглядывала пустота, которая оканчивалась светлыми ладонями и чёрными пятнами коротких сапог. Отдельно летавшее во тьме лицо Вереска, повернулось к нервно кутавшейся в кожушок Асилисе, и в очередной раз одобрительно улыбнулось ей. Зовия помогла княжне закинуть на плечи сумку и на прощание поцеловала её в лоб. Подойдя к Вереску, она любяще обняла его. Асот крепко пожал руку брату и, хлопнув по плечу, решительно кивнул ему головой. Настал черёд Оки. Она также, не думая произносить никаких напутственных речей, шагнула к княжне. Возможно, прощание так бы и осталось безмолвным, если бы в это время из темноты, с той стороны, где чернел проём двери в сени, не появился дядька Ратуй. Он был в одних коротких штанах и зябко обхватывал себя руками за плечи.

  - Ну, княжна, давай не свались сызнова, - весело подмигнул он Асилисе. - А коли сверзнешься, - юбку свою тады распускай. Так до земли плавно и опустишься.

  Осока недовольно посмотрела на дядьку и, громко вздохнув в ответ на его шутку, обняла княжну и Вереска. Дядька Ратуй ограничился лишь тем, что подтянул племяннику ремень, и хлопнул его по спине. Наконец, Асот отвязал верёвку, удерживающую стрелку мостика, и она перекинулась на невидимую отсюда сторону. Вереск помахал всем на прощание рукой и скрылся следом за княжной в темноте.

  Асот крепко сжимал верёвку в своей руке. Он молча смотрел в сумерки и хмурился. Предчувствия, словно очертания его собственного летовья, в котором он был хозяином, всё чётче проступали из сумерек сомнений. Но, впрочем, Асот хмурился довольно часто.

  Словарь непонятных слов и выражений:

  Нестьь, якоже прочии человецы - я не таков, как прочие люди.