ДухОдар (СИ) - Давыдов Василий "Гер Онами". Страница 16

Лесть удалась на славу. И главное, очень даже вовремя. Варин до этого недовольно смотрел на гостя. А как услыхал похвалу, сразу как-то приосанился да бороду огладил. Глаза даже вроде иначе блестеть начали.

– Ну мы не один век энтим делом занимаемся, тут уж хочешь не хочешь, а дело свое выучишь, - согласился хозяин, немного прокашлявшись, - тем, кто только начать попытается, наша мудрость не помешает, конечно. Только учителя из нас не очень, так что некоторое с годами забывается уже. Да и молодежь, сами знаете, какая сейчас стала. Ничему учиться не хочет, только город на уме. Вот и разъехались.

Револьд сразу понял, что мысль надо подхватить.

– Так я о том и толкую, что некому вам знания свои передать. А так хоть в записях да книгах сохраниться. Я и вам переписать могу, чтобы на промысле осталось. Взаимопомощь, так сказать. Что скажете?

Очень осторожно подсекаем, подумал ученый. Сейчас главное, чтобы не сорвалось. Ох, Биф, помощник из него непутевый. Сидит и молчит в сторонке. Знакомый-то его, не ему ли разруливать?

Варин вздохнул и задумчиво взглянул в огонь, на котором все еще кипела вода в котле. Ученый дело говорит, даже и не поспоришь. Спасать надо опыт поколений, чтоб не растеряли нынешние непутевые промысловики. Порой смотрит Варин на них и думает: и откуда взялся такой? Прадед великим рыболовом был, дед сетями тянул, отец таких крупных приносил, что все диву давались, а чадо в кого? Уклейку если поймает, то и рад, а чего в ней, мелкой, есть-то? В ней граммов сто не наберется даже. А туда же, рыбаком себя называет. Да, мельчает промысловый люд, не те, совсем не те, что были.

– Ладно, река поймет. Завтра с тобой на реку выйду. Только ты смотри, я ранехонько отчаливаю, еще и солнце встать не успеет. Опоздаешь, сам виноват, - решился хозяин, - глядишь и поймешь чего в нашем деле.

Маргерия подала Варину две рыбины знатного размера. А чего удивляться, местные по-хорошему раз в день только и ели, а организм ведь не обманешь. Все, чего потратил за день, возвращать надо сторицей. А окромя рыбы на промысле ничего более питательного не было. Иное мясо не на каждом празднике встречалось ­– скотину в сырых и грязных лачугах не подержишь и грязью не накормишь. Если только привезут, а такое добро в Грилмуф и самим надобно.

– Парнишку тоже возьмите, - подал голос Биф, напоминая про Герба, - он сроду не видел, как рыбу ловят. Вдруг заинтересуется. Все лучше, чем от безделья по промыслу шататься, людей от дела отвлекать.

Да он от товарищей избавиться хочет, что ли? Револьд уставился на Бифа пронизывающим взглядом. Чего интересно он такого задумал, что они ему помешаться могут? Ладно, не до него сейчас, после разобраться можно будет.

– Возьмем, чего ж не взять, - одобрительно кивнул Варин, - у него сразу видно руки рабочие, не то что у ученого твоего. Поможет сеть тянуть. А там, вдруг, и в ученики сгодится, - подмигнул он сыну кузнеца, чем привел того в восторг. Трава, растения – это одно, а тут настоящая рыбалка! Да еще и сеть доверят тянуть. Какой парнишка откажется. Это не молотом по железу стучать, вот уж где скука редкостная.

Расправившись с рыбой, хозяин встал и отправился в комнату. Вернулся он оттуда уже с двумя большими фляжками из твердой кожи, видимо привезенной. Биф встретил его довольной улыбкой, а Герб сразу был отправлен ко входу за вязанкой корюшки. Настроение у старых знакомых поднималось буквально на глазах, особенно когда жидкость из фляг заплескалась в кружки.

– Прошу меня извинить, добрые хозяева, - снова привлек к себе внимание Рев, - мне не хочется вам мешать и не терпится взяться за дело. Было бы здорово встретиться со старейшим жителем промысла. Такой хранитель обычаев был бы полезен для науки, если вы понимаете.

Варин нехотя оторвался от кружки и повернулся к ученому. Чувствовалось, что чужака для него уже не существовало. Какое дело до странного парня, когда такая веселуха на носу!

– Ну… это можно. Гислин живет в трех домах отсюда, вдоль реки идти надобно. Ежели дождя не боишься, конечно. Гислину уже… поди лет девяносто. У нас никто столько не жил еще. Сами диву даемся. Так что, если за обычаями, это к нему, - хозяин помахал рукой в неопределённом направлении и поспешил вернуться к своему делу. Сколько можно отвлекать в конце концов? Он же рыбак, человек нервный, и сорваться может. К сети зацепит да на улице просушиваться вывесит. Чтобы, значит, неповадно было.

Револьд уловил его эмоцию и поспешил откланяться. Герб, как ни странно, решил остаться в доме. Впрочем, возможно, ему просто не хотелось гулять под дождем. Ученому тоже не хотелось, а куда деваться? Пора уже и делом заняться, да автора книги найти. Совсем близко же подобрался.

Ливень успокаиваться не собирался. Ему нравилось лить. Нравилось стучать по без того уже худым крышам, мочить старые сети и охотиться на тех, кто рискнет высунуть свой нос из дому.

За потоками воды с неба не видно было ни реку, ни дома. Шагать Револьду приходилось вслепую. Он вытянул перед собой руки и пытался нащупать склизкие стены лачуг, но они почему-то не попадались. Не хватало еще и заблудиться, подумал ученый. Вот уж славная тогда смерть будет. Так и запишут где-нибудь, что погиб от дождя… Хотя с такими каплями, можно написать, что захлебнулся.

Дождь, как оказалось, еще и не такие сюрпризы приготовил. Небольшие склоны на промысле быстро превратились в веселые грязевые горки. Револьд и оглянуться не успел, как отправился кататься. Впрочем, он чаще падал. И не удивительно: понять где низ, где верх было невозможно, какое уж тут равновесие? Так что не трудно представить, что Рев представлял из себя скорее землекопа, чем городского ученого. «Револьд меняет профессию», если можно так выразиться.

Впрочем, и прок в грязевых горках тоже был. Благодаря им Револьд, наконец, нашел ближайшую хижину. Правда, лбом. Он снова потерял равновесие и рухнул прямо на стену. Бедные хозяева, поди, перепугались. Но все обошлось: стена осталась цела.

Выбравшись на прибрежную тропинку, Револьд вздохнул с облегчением. Разглядеть что-нибудь здесь оказалось куда проще. Вон хижины в ряд стоят, а последняя, по-видимому, Гислина дом. Шагать к нему приходилось прямо через водный поток. То ли река разлилась, то ли дождевые ручьи огромные такие, кто их разберет. Вода порой доставала до колена, сбивала с ног и заставляла принимать ванну. Одно хорошо, что хотя бы теплую.

Вблизи дом старейшего жителя оказался еще хуже хижины старосты. Он покосился и вообще держался на честном слове. Заметно, что доски прогнили и просели. В таком доме даже находиться опасно, не то что жить. Видимо, у старика совсем не было сил поддерживать хозяйство, а помогать никто особо желанием не горел. Вот так к старикам на промысле относятся, что уж тут поделаешь.

В дверь постучать не удалось. От легкого прикосновения она со скрипом распахнулась вовнутрь и оттуда пахнуло затхлостью и плесенью. Комфорт буквально кричал из каждого угла. Единственную небольшую комнату освещала маленькая свеча возле проржавевшего котла. Скорчившись на грязной тахте, спал очень пожилой мужчина. Хотя сложно было себе представить, как здесь вообще можно находится дольше часа. До какой бедности порой доводит человека жизнь. И какими жестокими могут быть люди вокруг. Револьд задумался, как же мало ему удалось повидать жизнь до сих пор. И как много он понял, глядя на этого истощенного старика, забившегося в углу.

– Извините, - прошептал ученый и немного прокашлялся. Будить хозяина не хотелось, но не возвращаться же назад? По дороге Рев промок насквозь, а здесь хотя бы немного теплее, чем на улице, - не вы ли Гислин?

Старик медленно пошевелился на своем ложе, поднял голову и удивленно рассмотрел гостя.

– Давненько ко мне никто не захаживал, - покряхтывая произнес хозяин, - уж думал ждут не дождутся, когда врасту в тахту свою. Ей-ей, скоро так и случится, клянусь Долиной Дольменов. Но перво-наперво я стухну с голоду. Вот вы обрадуетесь, небось праздник даже устроите. А Гислина опять не пригласите. А чего его приглашать, он же мертвый…