Безумие в моей крови (СИ) - Морская Лара. Страница 13
Вернувшись в замок, я обнаружила, что оставила туфли в саду. Все это время я ходила босиком и даже не заметила этого. Возвращаться я не стала, а вместо этого, поднялась на верхний этаж в галерею. Ее стены украшали портреты моих предков, великих королей и королев Лиивиты. Двадцать четыре портрета, отражающие историю шести сотен лет Лиивиты.
"Король Александр Риссольди III и его друат Жоа Биро"
"Королева Розария Риссольди и ее друат Ансие Ду"
"Королева Арнина Риссольди и ее друат Матирн Арнадо"
— гласили надписи на рамах.
На всех портретах монархи были запечатлены сидящими на троне, а рядом стоял их друат. Глаза монархов были отсутствующими, а на их лицах застыли блаженные улыбки. Видимо художники находили в безумии какую-то романтику. У каждого монарха был свой друат, хранитель души и разума, внимательный, уверенный, загадочный. Эти мужчины были разными, но их объединяла властность тяжелого взгляда и рука, собственнически покоящаяся на плече монарха.
Я подошла к последнему портрету.
"Король Диин Риссольди и его друат Трой Вие"
— Трой никогда не будет моим друатом, — громко сказала я, посмотрев на пустое место, куда однажды повесят мой портрет. На этом портрете буду изображена только я. У меня не будет друата, не будет тяжелой мужской руки на плече, не будет давящего присутствия того, кому известны все секреты моей потерянной души.
Решительно кивнув этим мыслям, я устремилась в свои покои. На полу около кровати я обнаружила туфли, которые оставила в саду. Неужели Трой за ними вернулся? Нет, конечно же, он послал слуг. Но как он умудряется все замечать и так безошибочно предсказывать мое поведение? Как бы он ни старался, как бы он ни злился, я не подпущу его к себе, не стану ему доверять.
Я докажу, что и он, и ирриори — беспринципные лжецы, и найду путь защитить себя.
В два часа ночи я проснулась, дрожа от накатившего на меня страха. Мое лицо было мокрым от слез, и я порывисто втягивала воздух, задыхаясь и кашляя. Мне приснился мой портрет в галерее на верхнем этаже, на том самом пустом месте, рядом с портретом отца.
Табличка на раме гласила:
"Королева Вивиан Риссольди и ее друат Трой Вие".
Я села на постели, прижимая к себе одеяло дрожащими руками. Портрет по-прежнему стоял перед моими глазами, оживая, пугая, отпечатываясь в моем сознании. Даже зажмурившись, я видела его все так же четко. На портрете я сидела на троне с потерянным выражением лица и такой же стеклянной улыбкой, что и у моих предков. Незнакомое мне бардовое бархатное платье спадало на пол небрежными волнами. Рука Троя лежала на моем плече, и он улыбался. Во сне я впала в неистовство, начала царапать холст, пытаясь стереть изображение его руки на моем плече.
Встав с постели, я подошла к окну, пошатываясь и путаясь в одеяле, которое поползло за мной, сковывая лодыжки прохладной тяжестью. Мое сердце все еще кувыркалось в груди, а кожа была влажной от холодного пота. Немудрено, что мне приснился этот кошмар: в последнее время моя жизнь потеряла привычный ритм. Мне вдруг безумно захотелось увидеть отца. Чувство вины из-за того, что я оставила его одного, все еще зудело где-то в моем сознании. Когда я была маленькой, я иногда прибегала к нему в спальню посреди ночи, чтобы пожаловаться на плохой сон. Тогда он брал меня за руку, укладывал обратно в мою постель и рассказывал сказку про прекрасный мир, где все вокруг переливается цветами радуги, и где я стану прекрасной королевой, вершащей правосудие. Мне снова захотелось услышать эту сказку. Лиивита действительно была прекрасна, и я вскоре стану ее королевой. Насчет правосудия и волшебной радуги я не знаю, но в сказке все было намного более жизнерадостным. В той сказке я была счастлива.
Накинув на плечи шаль, я выскользнула в коридор и, придерживаясь за стены, направилась к спальне отца. Как я и ожидала, дверь была не заперта.
Наощупь, в кромешной тьме я подошла к окну и отодвинула тяжелые, бархатные занавеси. Лунный свет нарисовал на ковре масляные круги, позволяя мне найти кровать отца. Я пододвинула к ней кресло и устроилась в нем, подобрав ноги и накрывшись шалью. Дыхание отца было неровным, и, время от времени, он что-то обеспокоенно бормотал, как будто ему снился неприятный сон. Я нежно прикоснулась к его плечу, и он тут же успокоился, затих.
— Вот видишь, папа, — прошептала я. — Ты чувствуешь меня, мы с тобой связаны. Любовь опутала нас нерушимой связью, и ничто не сможет ее распутать. Никакой друат не может заменить родство крови.
Теперь отец спал безмятежно, глубоко. Я тоже прикрыла глаза, ощущая такое умиротворение, которого не знала уже давно. Сон почти затянул меня в свою глубину, когда отец вздрогнул, замотал головой и что-то сказал во сне. Спросонья я не поняла его слов и начала успокаивающе гладить его плечо.
— Только не он. Это неправильно, выберете другого. Еще не время, — сумбурно зашептал он. — Вы сказали, что мое решение будет окончательным, так вот: я принял решение. Еще не время, выберете кого-то другого…
Я массировала его плечо легкими круговыми движениями, но он не успокаивался. Интересно, что ему снится? Во сне его голос был таким ясным, таким родным.
Я не знаю, услышала ли я шаги или почувствовала движение воздуха, но в какой-то момент я поняла, что Трой стоит рядом со мной. Я почувствовала, как страх охладил мои плечи, хотя в этот раз в присутствии друата было что-то волнующее. Меня будоражила растворенная в темноте интимность нашей встречи. Зачаровав своей близостью, он взял меня за руку. Я хотела, чтобы моя рука была теплой и сухой, чтобы я ничем не выдала моего страха. Но мои пальцы были ледяными и слегка дрожали. Трой накрыл их второй рукой, потом наклонился и согрел своим дыханием. Желание затопило меня с головой, заставив вдохнуть так резко, что у Троя не могло оставаться сомнений о том, что со мной происходит. Однако он не отступил. Как же такая мелочь, как прикосновение, может зажечь во мне такой огонь? Пока я судорожно пыталась справиться с порывами моего тела, Трой опустился передо мной на колени. О нет, только не это. Я не смогу сдержаться, он застал меня врасплох, затопив ощущениями, к которым я была не готова. Впившись зубами в нижнюю губу, я обрадовалась боли, ее отрезвляющему эффекту.
Окружающая нас тишина была насыщена несказанными словами, криками наших несостоявшихся ссор, трепетом эмоций. Нереализованный потенциал нашей связи был настолько сильным, что кончики моих пальцев покалывало от напряжения.
Рядом заворочался отец.
— У нее уже была эта возможность, — пробурчал он, все еще во сне.
Трой не двигался, все еще держа мою руку в своей.
— Тебе не следует здесь оставаться, Ви. Пойдем, я отведу тебя обратно в твою спальню.
Я пришла в себя. Меня испугала сила желания, которую я испытала при приближении Троя, и то, с какой возмутительной легкостью я потянулась к его рукам. Он был врагом, недопустимо сильным, и моя память была переполнена им. Мне так хотелось выпустить из себя все это, избавиться от переполнявшего меня яда.
"С того момента, когда ты появился в замке, я знала, что ты станешь моим врагом. Ты — чужой. Теперь ты — единственный, у кого осталась связь с моим отцом. Да, я знаю, что это для него важно, но ты украл его у меня… а теперь ты пытаешься манипулировать мной. У тебя ничего не выйдет, я обещаю тебе".
Я с трудом удержала себя и не сказала эти слова. Я намотала их на тысячи других, ранее не сказанных слов.
— Оставь меня, Трой.
— Я провожу тебя в твою спальню.
— Оставь меня.
Он наклонился вперед, дотронувшись грудью до моих бедер. Я задержала дыхание, утопая в тепле его тела. Неужели он меня поцелует? Обернув шаль вокруг моих плеч, он потянул меня к себе, и в темноте покоев мне оставалось только догадываться о его намерениях. Прикоснется ли он ко мне еще раз? В каком месте? Моя кожа гудела в предвкушении тепла его пальцев, чужих, но почему-то таких желанных в этот критический момент моей жизни.