Безумие в моей крови (СИ) - Морская Лара. Страница 26

"Это к лучшему, — сказала я себе. — Мне следует привыкнуть к мысли, что у меня нет никого, кроме самой себя".

Путь в город был мучительным. Повозку трясло, земля щекотала ноги, по спине струился жаркий пот. И как назло, видения атаковали меня с удвоенной силой. Черные пятна плавали перед глазами, сопровождаясь голосами, мельканием лиц и даже песнями. Я упорно не отпускала поручни, стараясь держаться прямо и не упасть на рыхлую, влажную землю.

На центральной площади собралась неимоверная толпа. Она наползала на земляной помост, как прилив. Десятки стражников выстроились рядами, чтобы огородить въезд для повозки. Увидев меня, стоящую в повозке по колено в живой земле, толпа взорвалась ликующими криками.

"Живая земля! Наша королева стоит в живой земле!"

Стража помогла мне выбраться из повозки и подняться на земляной помост. Ирриори последовали за мной, и главный жрец объявил о начале священного ритуала коронации.

Ирриори начали с воспевания моего отца. Народ любил его, я чувствовала это и изумлялась. Как можно кого-то любить, если совсем не знаешь его?

Потом жрец пересказал краткую историю моей жизни. Было забавно слушать, как чужой мне человек уверенно рассказывал народу о моих интересах и мировоззрениях. Честно говоря, мне даже стало немного обидно: судя по его рассказу, я была смирной, послушной дочерью, уважавшей интересы Лиивиты. Вот и все. Больше ему нечего было сказать. Неужели моя жизнь была настолько пресной?

По знаку жреца я взяла из повозки две большие горсти земли и разбросала их вокруг себя.

— Благословляю вас королевской землей, — сказала я.

Народ ликовал. Ирриори по очереди последовали моему примеру, разбрасывая королевскую землю по земляному помосту.

Когда земля закончилась, владелец питомника вывел птицу руффри на середину помоста. Достав изогнутый нож, жрец одним ловким движением перерезал тонкую птичью шею, разбрызгивая алую кровь по рассыпчатой земле.

Я сглотнула горькую слюну. Мне было жалко руффри, но, по крайней мере, его мучения уже закончились. Несмотря на оптимизм Троя, я подозревала, что мои мучения только начинались.

После этого меня повезли к окторатуму для последней части церемонии. Когда я подошла к голосовым трубам, воспоминания о моем прошлом выступлении заставили меня содрогнуться. Я посмотрела на восторженную толпу: неужели никто из них не помнит о той боли, которую я расплескала здесь в прошлый раз, прямо у них перед глазами? Неужели нет ни одного человека, который сомневается в справедливости того, что делает со мной Лиивита?

Держа в руках венец из черного золота, жрец начал свое последнее выступление:

— Слава королей и королев Лиивиты живет в веках. Жертвуя своими разумом и душой, они несут на себе бремя грехов народа, они возрождают живую землю, принимая на себя безумие. Народ Лиивиты любит и почитает их. Любит и почитает.

— Любит и почитает! Любит и почитает! — с готовностью откликнулся народ.

— Их путь лежит через века, их поступь успокаивает живую землю, их слово лечит ее.

— Лечит ее, — повторил народ.

Интересно, откуда они так хорошо знают слова, которые им следует повторять? Неужели они помнят их со дня коронации моего отца? Не могли же они отрепетировать это действо?

Внезапно суть происходящего с особой ясностью достигла моего сознания, и я невольно содрогнулась. Мое время наступило. Я стала частью истории Лиивиты.

— Королева Лиивиты станет ее душой, ее жизнью!

— Ее душой, ее жизнью, — загипнотизированно вторила толпа.

— Слава королям и королевам Лиивиты!

Нестройный хор голосов повторил эти слова три раза.

— Неизменен ход веков, неизменна история Лиивиты, и сегодня она узнает новое имя. Вивиан Риссольди! Новая королева Лиивиты!

Толпа впала в неистовство. Люди обнимались, скандировали мое имя, бросали в воздух цветы, и весь этот шум, все это ликование предназначалось мне. Незаслуженные, они резали мой слух. Я так неистово желала избежать своей судьбы, что не была готова принять благодарность этих людей.

Под оглушительный вой толпы жрец водрузил на мою голову венец из черного золота, закрепив вокруг него венок, таким образом соединяя живую силу земли и волю королевы. Мне предстояло сказать одну короткую фразу, и я справилась без особых усилий.

— Я, Вивиан Риссольди, королева Лиивиты, обещаю сделать все возможное, чтобы защитить живую землю и ее людей.

"Все возможное". Проблема заключалась в том, что некоторые требования Лиивиты могли оказаться для меня невозможными. Например, рождение ребенка, которого ждала моя участь.

Жрец выкрикнул: — Да славится Лиивита! Безумные короли, королевы и их друаты! Традиции, уходящие корнями в века.

Толпа вторила ему, а я стояла, как будто сраженная молнией.

"…Королевы и их друаты. Традиции, уходящие корнями в века".

Слова жреца вдруг пробудили мою память, и жуткое предчувствие поползло по моей коже. Я поняла, почему мужчина, которого ирриори выбрали для зачатия моего наследника, показался мне знакомым. Я видела его раньше, и мне нужно было срочно вернуться в замок, чтобы получить подтверждение моей догадке.

Натужно улыбаясь толпе, я поспешила к карете. Разочарованные, они тянулись ко мне руками, но я была слишком шокирована, чтобы отвечать на их порывы.

Когда мы вернулись в замок, я попыталась незаметно проскользнуть внутрь, но стража и слуги окружили меня восхищенным кольцом, заставляя обратить на них внимание. Троя среди встречавших не было, и это меня обрадовало, так как мне не хотелось пока что обсуждать с ним церемонию.

Разобравшись со слугами, я попросила о нескольких минутах уединения, и, убедившись, что за мной не следят, все еще босая, с запачканными землей ногами, побежала на верхний этаж в галерею. Я жадно разглядывала портреты, при этом безумно боясь того, что могу увидеть на них. Одного из портретов не было на месте.

Я так удивилась, что пересчитала портреты два раза. Двадцать три. На месте одного из портретов зияла слегка потемневшая каменная ниша. Я была уверена, что всего несколько недель назад все портреты были на месте. Страх защекотал мои плечи, и я поежилась. Значит, я права в своих догадках. Я оглядела галерею в поисках места, где могли спрятать портрет, отодвинула занавеси, приоткрыла двери. Отчаявшись, я подошла к винтовой лестнице, ведущей на чердак замка. Все мое детство было проведено под впечатлением рассказов слуг о живущих на чердаке привидениях, и даже сейчас я нерешительно держалась за хлипкие перила, боясь сделать первый шаг. Потом я прерывисто выдохнула, пытаясь вытолкнуть из себя страх, и поднялась к невысокой дверце в половину человеческого роста. Она оказалась открытой, что, впрочем, не было удивительно, так как желающих общаться с привидениями в замке не имелось.

Толкнув дверь, я заползла вовнутрь. Чердак оказался на удивление маленьким и, несмотря на полуразрушенный пол, на нем хранилось удивительное количество вещей. Сломанная, запыленная мебель, доски, ведра, кухонная утварь. В скупом свете, проникавшем через крохотное грязное окно, я еле различала их контуры. Ни одно уважающее себя привидение не поселилось бы в таком невзрачном месте. Приглядевшись к нише около окна, я увидела портрет, вернее, узнала его по очертаниям. Придерживаясь за мебель, я осторожно подошла ближе и протерла окно лежавшей в углу старой тряпкой. Пятно скупого света выхватило из тьмы интересующий меня предмет. Его принесли сюда недавно, так как грубая черная ткань, в которую его завернули, еще не успела запылиться. Сжав зубы, я развернула портрет.

"Королева Арнина Риссольди и ее друат Матирн Арнадо".

Моя память мне не изменила: Матирн Арнадо был невероятно похож на мужчину, которого выбрали для меня ирриори. Те же каштановые волосы с рыжевизной, та же усмешка. Мне показалось, что даже одежда, которая была на нем при нашей встрече, была такой же, как и на портрете. Однако поверить в это было невозможно, так как Арнина Риссольди правила Лиивитой более четырехсот лет назад.