Монахиня и Оддбол (СИ) - Ермакова Светлана Олеговна. Страница 58

Зато леди Эстер была явно и однозначно за Майкла. Ей нравилась Долорес-София, но она и раньше не находила её подходящей парой Фредерику Фосбери, ни в силу возраста, ни по интересам, ни по активности. Из-за положения жён хороших друзей и равных по титулу соседей двум графиням полагалось бы тоже подружиться, но относиться к Доре иначе, чем как к почти ребёнку, леди Эстер не могла. Но главное, графиня прекрасно знала о глубоком чувстве сына к этой юной женщине, и, как всякой матери, ей хотелось видеть его счастливым.

Никто из семьи Оддбэй, что занимательно, даже не помышлял о какой-либо выгоде брака Майкла с дочерью герцога — ни о его статусности, ни о полезности связей, которые он принесёт, ни о приданом Долорес-Софии. Ну, может быть, у леди Эстер и проскальзывали порой такие мысли, но она их никак не выказывала.

Деятельная натура Майкла скоро всё же взяла своё, и на следующий день он решил выйти в свет, пригласив обеих кузин Миллефрай в оперу. Уже в холле театра он понял, что лучше бы он этого не делал. Майкл сразу почувствовал на себе множество взглядов, и услышал шепотки за спиной, содержащие слова "трибунал", "Фосбери" и "маркиза Крэйбонг". Помимо того, оказалось, в театре сегодня присутствовал принц Адриан, и скоро виконту принесли приглашение посетить ложу Его Высочества. Вынужденно оставив кузин одних и чертыхаясь про себя, Майкл отправился бить поклоны перед монаршим отпрыском.

— Сегодня тут поют мои "соловьи", — махнув рукой в сторону сцены, сказал принц после положенных приветствий.

— С удовольствием послушаю, Ваше Высочество.

— Да-да, — рассеянно сказал принц, — А скажите, виконт, отчего вы никогда не посещаете балы и приёмы во дворце?

— Боюсь, я всецело занят делами, организованными мною в своём графстве, поэтому редко бываю в столице, и то лишь по делу.

— И нынешнее ваше дело — церковный суд, как я понимаю?

— Вы совершенно правы, Ваше Высочество.

— Но теперь он закончен, и вы, надеюсь, посетите ближайший приём во дворце?

Когда спрашивают в такой формулировке, это не вопрос, это уже почти приказ. Мысленно скрипнув зубами, Майкл поклонился:

— Почту за честь, Ваше Высочество.

Вернувшись в ложу к Вирдж и Стаси, Майкл обнаружил их необычайно оживлёнными и держащими букетики с цветами.

— Это что за гвардейцы сейчас тут в коридоре круги нарезали? — деланно нахмурившись, строим голосом спросил он.

— Ах, не будьте букой, кузен, — сказала Вирдж.

— Нам всего лишь подарили цветы, — добавила Стаси.

— Надеюсь, мне нет нужды напоминать вам, как должны держать себя благородные девицы?

— Нет, — хором ответили кузины, явно сдерживая хихиканье.

"А то ведь я могу процитировать вам выдержки из книги о похождениях баронета, за авторством Дэвида Моллингана" — продолжил про себя Майкл, внутренне смеясь.

В антракте, чинно прохаживаясь с кузинами среди других зрителей, Майкл вдруг заметил знакомое лицо.

— Мистер Конгрив! Не ожидал вас увидеть здесь, я и не знал, что вы сейчас в столице.

Джон Конгрив был рад увидеть своего работодателя.

— Ваша милость, я как раз сегодня получил королевский патент на создание нашего театра, и пришёл к вам с этой радостной новостью, а мне сказали, что вы нынче в опере, вот я и поспешил сюда.

— Благодарю вас, это отличная новость. Надеюсь, что она притянет себе пару.

— Вы ждёте ещё новостей?

— Да, одну, очень важную лично для меня… Что ж, наслаждайтесь сейчас отдыхом.

— Спасибо, ваша милость, я тут наметил поговорить ещё с парой артистов, один пожилой и уже готовится оставить оперную сцену, а второй… вторая, — поправился мистер Конгрив, — Молодая актриса пришла в немилость у здешней примы, и томится без ролей.

— Не буду мешать вашей работе, — коротко кивнул Майкл.

— Кузен, вы что, открываете свою оперу? — удивилась Вирдж.

— Нет, это будет театр драмы и комедии.

— Вы же пригласите нас на открытие? — спросила Стаси.

— Всенепременно!

Дома его ждало приглашение на завтрашний приём во дворце, подписанное лично Его Высочеством. "Да что ему от меня надо?", с досадой думал Майкл, "Я, кажется, никакого пересечения интересов с принцем не имею, а общества, жаждущего общения с ним, во дворце и так полно". Судя по коротком минутам, когда Майкл мог видеть ранее принца, он составил о нём для себя не лучшее мнение, и вообще, давно решил для себя держаться от королевской семьи по возможности подальше. Да и граф Оддбэй, судя по его намёкам, держался той же точки зрения.

Ответа из дома Крэйбонг всё ещё не было, и Майкла это начинало нервировать, хотя разумные сроки для ответа далеко ещё не вышли. Сгорая от стыда и коря себя за нетерпеливость, он написал записку Брайану Крэйбонгу с вопросом, будет ли семья герцога на завтрашнем приёме во дворце. Ответ пришёл с посыльным довольно быстро:

"Я и Дора не будем, у неё ведь церковное наказание. Отец будет. Он как раз собирается говорить о вас с королём во время приёма".

Глава 4

Столичные газеты продолжали бурно обсуждать результаты прошедшего церковного трибунала по делу с прочно укрепившимся названием, под которым ему теперь, похоже, было суждено войти в анналы истории — "Казус Фосбери". Основное внимание, конечно, привлекало грядущее смягчение церковного закона о крещении незаконнорожденных детей. Ведь это крещение теперь обещало стать практически поголовным, ибо даже если один пастырь откажется крестить такого ребёнка, можно будет обратиться к другому священнослужителю, с более мягким сердцем. В обществе на все лады обсуждалась эта новость, люди примеряли её к себе и к своим знакомым, которых она непосредственно могла коснуться. Нарастали также покаянные настроения в жестокости по отношению к незаконнорожденным, вплоть до призывов просить короля разрешить официальное признание бастардов с наделением их права наследования дворянского тиутла по желанию родителя.

Много внимания газеты уделяли и частным вопросам по прошедшему делу. Осторожно обозначивался факт аннулирования брака графа Фосбери и маркизы Крэйбонг, не касаясь при этом причин такого решения суда — королевская цензура и влияние герцога тут явно делали своё дело.

Зато в отношении леди Элинор Фосбери журналистов ничего не сдерживало. Проявив таланты сыска в лучших традициях детективного агентства Алана Гумбертона, а то и с его помощью, журналисты разыскали в маленькой деревне графства Фосбери простолюдина Бенджамина Хьюза с его дочерью. Всюду публиковались история и интервью плотника, бесхитростно, а может и корыстно, даваемые им любым обратившимся к нему изданиям. Газеты пестрели громкими заголовками и зарисовками бывшего замкового плотника и его искалеченной дочери. Поведение леди Элинор обсуждалось во всех слоях общества Бригантии — от светских салонов высокой знати до самых низкопробных трактиров. В результате это возмущение достигло сильнейшего и уже опасного накала.

Возможно поэтому Его Величество Седрик Второй без промедления рассмотрел доклад церковного трибунала по обвинению леди Элинор в клевете. Король постановил лишить её дворянского звания и фамилии, полученной в браке. Все газеты приводили заключительные слова короля Бригантии при рассмотрении этого дела: "И советую вам, миссис Элинор Уокман, если через три года надумаете каяться в церкви, предварительно попытайтесь искупить вину перед собственной дочерью".

На приём в королевский дворец Майкл поехал один, без сопровождения какой-либо дамы, которую мог бы взять с собой в силу традиции. Ему совсем не хотелось развлекаться, и этот выход в высший свет был обусловлен лишь настойчивым приглашением принца и желанием, если получится, узнать о решении короля по поводу его, Майкла, матримониальных планов.

Однако появление виконта на этом приёме было принято придворным обществом с большим интересом. Он был холостым, знатным аристократом, весьма недурён собой, вдобавок слухи о его предприимчивости и богатстве успели широко разойтись в свете. Теперь если кто-то и вспоминал, что его в своё время прозвали оддболом, то относились к этому как к незначительному пустяку или даже интересной особенности его личности. Вследствие всего этого Майкл то и дело натыкался в большой зале приёмов на ищущих его внимания людей, желающих завязать либо укрепить полезное знакомство, или представить ему своих незамужних дочерей.