Морской фронт - Пантелеев Юрий Александрович. Страница 51

Начальник Политуправления флота дивизионный комиссар В. П. Лебедев в течение дня несколько раз заходил ко мне и рассказывал, как повсюду героически дерутся наши матросы, и на берегу и на кораблях, как настойчиво атакуют фашистов наши герои-летчики и как много в этот тяжелый день от людей, отличившихся в боях, подано заявлений с просьбой принять их в партию. «Если даже придется умереть — хочу быть коммунистом…» — так или иначе, но эту мысль высказывали многие тысячи бойцов.

В. П. Лебедев — опытный, образованный политработник. В эти критические дни он всегда приносил в штаб какие-нибудь ободряющие известия, укреплявшие силу духа людей. Он рассказал нам, что во Дворце Урицкого горком комсомола провел городской митинг молодежи с участием трех тысяч молодых патриотов. Под вражеским артобстрелом комсомольцы дали клятву до последнего дыхания быть верными Родине. В Смольном собрался партийный актив города. Обсуждались дела, связанные с обороной Ленинграда. Все это — свидетельство уверенности, отсутствия даже намеков на растерянность или панику. Партия вела людей на разгром врага.

На всех кораблях и в частях было принято обращение балтийцев к ленинградцам. В письме говорилось:

«Мы даем вам священную нерушимую клятву: пока бьется сердце, пока видят глаза, пока руки держат оружие — не бывать фашистской сволочи в городе Ленина… Будем биться за Ленинград. До последней капли крови, до последнего вздоха…»

И флот бился. Слова клятвы стали нашим священным девизом…

Телефонная связь Кронштадта с Ленинградом то и дело нарушалась из-за артобстрелов, повреждения кабелей и проводов в черте города. Наши связисты быстро устраняли обрывы. Не особенно длительными были эти телефонные паузы, но они часто казались вечностью, ибо в такую пору сухие лаконичные тексты радиограмм и телеграфных лент никак не могли заменить живого слова.

Поздно вечером мы получили приказание начать срочную перевозку двух дивизий 8-й армии из Ораниенбаума в Ленинград, к чему мы уже подготовились.

Видимо, нелегко приходилось немцам под Ленинградом, если они прохлопали эту очень важную для обороны города переброску войск. На второй день перевозок, 17 сентября, гитлеровцы произвели первый артиллерийский обстрел Ораниенбаумского порта, но довольно беспорядочно, войска были укрыты и потерь не понесли. 19 сентября, спохватившись, фашисты начали методический обстрел Ораниенбаумских гаваней. Поздно! Еще за день до этого обе дивизии уже были в Ленинграде. Противник палил по пустым гаваням, нанес некоторые повреждения, сжег несколько сараев. Но все это были сущие пустяки…

Помню, с каким счастливым чувством я посылал донесение в штаб фронта: «Последнее подразделение дивизии покинуло Ораниенбаум…»

В таком большом деле, как оборона города, не обходилось без серьезных упущений, которые Военный совет фронта видел и стремился быстрее исправить. Были свои претензии и у нас, моряков. Часто в разгар боев армейские артиллерийские начальники требовали от флота вести огонь мощными орудиями по малозначащим целям, с которыми успешно справились бы и армейские пушки, значительно меньшего калибра… Между тем стволы крупных орудий крейсеров и линкоров рассчитаны лишь на определенное количество выстрелов. После этого стволы надо заменять. И могло получиться так, что в самый ответственный момент боев корабли вышли бы из строя. Это резонное беспокойство Военный совет флота не раз высказывал командованию фронта. Однако в те горячие, напряженные дни, когда противник прорвался к самым стенам города, трудно было спорить и что-то доказывать. Слишком велика была опасность, чтобы считаться с износом флотских пушек. Но вскоре к нашему голосу прислушались и установили новый порядок, при котором вызывать огонь мог только начальник артиллерии флота генерал Одинцов.

Военный совет флота не раз докладывал о слабости нашей воздушной разведки на морском направлении, и вот теперь флоту выделили для этой цели эскадрилью самолетов ДБ-3, о чем нам сразу же сообщил командующий морской авиацией генерал М. И. Самохин.

Для усиления артогня Ленинградской группы кораблей в Неву вошел лидер «Ленинград» и три эсминца. На рейд Петергофа перешли четыре канонерские лодки, а линкор «Октябрьская революция» и один эсминец заняли позиции в неогражденной части Морского канала против Стрельны и Петергофа. На позиции в районе Ораниенбаума оставался один эсминец. Такое развертывание артиллерийских кораблей давало возможность лучше организовать огонь флота для отражения непосредственных атак фашистов на Ленинград.

Немцы, должно быть, по достоинству оценили роль Балтийского флота, его помощь армии, обороняющей город. Флот, об уничтожении которого они трубили по радио, в действительности жил и действовал… Фашисты на своей шкуре ощутили огонь двух линейных кораблей, трех крейсеров, десятка эсминцев и береговых батарей. И гитлеровцам пришлось опять воевать с флотом, «уничтоженным» еще в Таллине…

Начиная с 16 сентября фашисты стали обстреливать и бомбить наши корабли в гаванях и на рейдах. Это означало, что десятки фашистских орудий отвернули свои жерла от Ленинграда, а сотни бомб не упали на его жилые дома!

Первые 150-миллиметровые снаряды фашистов в этот день легли на палубы линкора «Марат» и крейсера «Петропавловск». Оба корабля стояли в Морском канале и с утра вели огонь по пехоте противника в районе Лигово. Значительных повреждений корабли не получили, их артиллерия ни на минуту не прекратила огня. Противник тогда совсем озверел и бросил на линкор пикирующие бомбардировщики.

Линкор шел по каналу, беспрерывно вел огонь из главного калибра по вражеской пехоте, а зенитным огнем отгонял наседавшие самолеты…

Мы стояли на штабной вышке и с замиранием сердца наблюдали, как вьются над линкором фашистские пикировщики, как падают бомбы и вокруг корабля поднимаются высокие столбы воды.

Вдруг сверкнуло пламя, две бомбы упали на палубу. Корабль не сбавил ход, не прекратил огня. В результате прямого попадания бомб на линкоре были убитые и раненые, вышла из строя 120-миллиметровая пушка. Пожар быстро потушили. На всякий случай два сильных морских буксира вышли встретить линкор, ибо на узком фарватере он не имел свободы маневра. Но командир линкора капитан 1 ранга Иванов прекрасно управлял кораблем и благополучно привел его на Кронштадтский рейд.

Мы понимали, что противник не оставит теперь наши корабли в покое. Комфлот вызвал командиров зенитных частей, разъяснил обстановку и предупредил, что надо готовиться к серьезной борьбе с авиацией, обороняя флот и крепость с воздуха.

Тяжелый был день, но закончился он для нас большой радостью. Мы даже боялись о ней громко говорить, но все в штабе улыбались. Поздно вечером забежал ко мне контр-адмирал В. П. Дрозд:

— Слыхали, будто немцы стали окапываться?

Я с улыбкой ответил:

— Кажется, так, но надо еще проверить…

Лицо Валентина Петровича засияло.

— Я в этом убежден и потому на сей раз с полным правом желаю спокойной ночи!

Еще никем не подтвержденная весть облетела штаб. Начальники отделов старались найти повод, чтобы лишний раз зайти ко мне и завести на эту тему разговор. Но я молчал, боясь обмануться в том, чего мы все так долго ждали…

И все-таки чувствовалось начало перелома. Кризис миновал. Наступление врага выдыхалось. Разбив лоб о стены города-героя, он стал окапываться. Пусть пока только на отдельных участках.

Враг неистовствует

Мы передали Ленинградскому фронту 6-ю отдельную бригаду морской пехоты — около пяти тысяч моряков, сошедших с кораблей. На строящихся кораблях и береговых базах осталось теперь всего тридцать процентов личного состава. Бригада с ходу вступила в бой сперва в районе Стрельны и Лигово, а затем была переброшена под Волховстрой.

17 сентября благополучно вернулась из разведки района Таллина подводная лодка «М-97» под командой капитан-лейтенанта А. И. Мыльникова. Ее экипаж отлично выполнил задачу и осветил нам обстановку в Финском заливе. Мы снова могли сделать вывод, что фашистский флот не собирается помогать своей армии под Ленинградом, нигде крупных кораблей не видно, море мертво. Это развязывало нам руки, позволяло бросить все силы флота на поддержку наших армий, сражавшихся под Ленинградом. И наконец, разведанные А. И. Мыльниковым фарватеры сулили возможность развертывания подводных лодок и в Балтийском море. Моряки «малютки» не ограничились разведкой. На Таллинском рейде они атаковали и потопили фашистский транспорт.