Дракон должен умереть. Книга 1 (СИ) - Лейпек Дин. Страница 54

Дальше он ничего не помнил. А очнулся уже у Дерка. На него смотрели глаза Эмералд.

Внимательные зеленые глаза.

***

Он слегка лукавил, когда сказал, что совсем не знает, где искать Джоан. Потому что те, кто пытался вытянуть информацию из него, оказывается, знали даже больше, чем он сам. И проговорились. После допроса один из них, вежливый и аккуратный, пробормотал — быть может, считая, что Генри уже отключился:

— А ведь мы видели, что дракон улетел на запад… Любопытно, на кой ей понадобилось лететь на запад?

Поэтому Генри знал, куда идет. Он только понятия не имел, как именно искать Джоан. До сих пор ему еще ни разу не приходилось кого-нибудь искать.

Искушение заглянуть в собственный замок перед тем, как спускаться в долину, было очень велико. Конечно же, одна или даже две ночи под крышей, с нормальной едой, горячей ванной и теплой постелью не были таким уж большим промедлением. Он отдохнет, наберется сил. Покажется матери, которая ничего не знала о нем с момента его таинственного исчезновения. Генри и раньше имел обыкновение надолго пропадать, но все-таки полгода даже для него было слишком большим сроком. И он никогда не уезжал один, не сказав об этом Ленни.

Но в тоже время сейчас любой в замке мог подтвердить, что Генри там нет и не было уже очень давно. Его появление не удастся сохранить в тайне, потому что слуги есть слуги, и рано ли поздно новости о том, что лорд жив и здоров, разлетятся по всей округе. А это чревато большими неприятностями, даже если Генри тут же снова исчезнет.

С другой стороны, ему позарез нужно было побывать дома. Даже оставив радужные мечты о паре ночей в тепле и уюте, Генри помнил, что у него нет при себе ни оружия, ни денег. Он спорил сам с собой все время, пока переходил через горы, и в конце концов нашел выход. Глубокой ночью, когда замок безмятежно спал, Генри совершил бесшумный грабительский налет на свой собственный дом. Предприятие, чуть не омрачившееся, правда, его бесславной кончиной, в целом прошло успешно, и перед рассветом Генри уже спешил по дороге, ведущей в долину, нагруженный награбленным. Перед выходом его так и подмывало наведаться еще и в конюшню, тем самым избавив себя от необходимости изображать легковооруженного вьючного осла. Но лошадь, к сожалению, никак нельзя было спустить со стены те же образом, каким спускался он, и тем более переправить через пропасть, окружающую замок. Поэтому Генри продолжал путь на своих двоих, в впервые жизни признавая, что передвигаться верхом бывает иногда значительно удобнее.

Леди Теннесси была в замке. Генри долго колебался, стоит ли как-то давать ей о себе знать. В конце концов он оставил рядом с ней на подушке записку: «Я живой, но потерял жену. В активных поисках. Слегка ограбил нас — надеюсь, это не смертельно. Генри».

Север, юг, запад, восток

Генри и не подозревал, как сильно привычный мир может измениться за полгода. Когда он уезжал в горы поздней осенью, собираясь жениться на любимой женщине, страна лежала в сладостном покое, отдыхая после обильного урожая. Леса были заполнены звуками господской охоты и тихими шагами простого народа, вопреки всем запретам, забирающим у леса свое пока позволяла природа. Голые поля, оставшиеся после снятия урожая, и те, что все лето стояли под паром, перемежались с зеленеющими озимыми, солнце иногда выглядывало из-за облаков и согревало остывающую землю, по небу проносились стаи птиц — все выглядело нормальным, привычным, обыденным.

Генри спустился в долину реки Ин в конце весны, сбежав из плена. И попал в ад.

***

Едва взойдя на престол, король Джон умудрился совершить все, что только может сделать монарх для скорейшего разрушения королевства. Для начала король, как и многие августейшие особы до него, пришел к простой и логичной мысли, что никто не мешает ему увеличить налоги. Напрасно первый лорд и лорд-казначей пытались объяснить ему, что размер налогов является десятилетиями выверенной цифрой, изменение которой может привести к печальным последствиям. Король отмахнулся от одного, казнил другого — и издал указ. Возможно, проводи он такую политику постепенно, увеличивая налог из года в год на небольшой процент, это и сошло бы ему с рук. Но Джону слишком нравилось звучание слова «вдвойне» — и именно так налоги и выросли. Последствия не заставили себя ждать — подданные негодовали.

Однако Король Джон считал себя невероятно искусным политиком, и потому решил исправить ситуацию с помощью обходных маневров. Он был уверен, что монарху прежде всего нужна поддержка дворянства, а дворянство всегда не в ладах с крестьянами — и потому Джон сразу же после выхода закона о налоговых сборах выпустил второй закон, дающий лендлордам неограниченную власть над крестьянами. Если раньше последние находились под защитой королевского правосудия и тем самым ограждались от произвола своего сеньора, то теперь вся власть передавалась в руки дворянства, с одним лишь условием — отдавать в казну установленный налог. Это немедленно привело к двойной игре со стороны дворян. Теперь ничто не мешало им собирать в четыре, в пять раз больше, чем раньше, прикрываясь королевским налогом. Разумеется, далеко не все феодалы поступали так — среди них было много разумных людей, прекрасно сознававших, что мертвый крестьянин работает не в пример хуже живого. Но, если короля делает свита, то и на свиту в большой степени влияет характер самого короля — правление Джона характеризовалось

вседозволенностью, жадностью и глупостью. И слишком много пустых голов поспешили наполниться именно этими идеями.

В южных областях страны, где урожай был самым большим, а головы — самыми горячими, начались выступления крестьян. Их подавили — с показной жестокостью. Но вместо того, чтобы стать актом устрашения, это лишь подлило масла в огонь. Выступления начались повсюду — лорды взбесились — крестьяне ответили поджогами и партизанской войной. Король Джон испугался — и не придумал ничего лучше, как позвать на помощь в подавлении восстаний на юге Кресскую Империю. И она, разумеется, с радостью бросилась помогать.

***

Генри начал свой путь на северо-востоке страны. Здесь не было войны, не было восстаний. Здесь просто царил голод — почти все запасы были изъяты лендлордами «на всякий случай». Это был еще не страшный голод, наступившее лето обещало накормить всех — но тень грядущей зимы уже маячила впереди, и в глазах каждого надежно поселился страх.

Генри объехал Риверейн, столицу Инландии, с севера, по пути проезжая притихшие деревни и города, в которых жизнь как будто настороженно замерла.

В начале своего путешествия он все-таки обзавелся конем — огромным норовистым жеребцом гнедой масти, зверем устрашающей внешности и отнюдь не легкого характера, который при первом же взгляде производил весьма пугающее впечатление. Хотя Генри никак не дотягивал до воспеваемых в легенде семи футов роста, многие, вероятно, все же принимали его за Всадника Смерти, особенно в утреннем тумане или вечерних сумерках. И даже при более близком знакомстве, когда он спешивался с коня и снимал капюшон, люди продолжали с опаской коситься на него. В лице Генри с недавних пор появилось что-то пугающее.

Он уже начал привыкать к тому, что видел вокруг — к тихим улицам, на которых не играли дети, опустевшим площадям, на которых больше не кипела жизнь, когда неожиданно пейзаж резко изменился. С юга пришли беженцы.

Дороги стали непроходимыми, и Генри решил, что пробираться по лесным тропинкам будет быстрее и безопаснее. По сравнению с шумным, пыльным, многолюдным трактом лес казался тихим и спокойным. На деле же все оказалось совсем не так. Генри успел забыть, что любая смута порождает всякое отребье. А оно, в свою очередь, страшно любит обитать в лесах.

Здесь были люди всех мастей — от простых бандитов и мародеров до партизан, залечивающих раны в глубоком тылу, бродячих трупп, утративших своих слушателей в силу общей неустроенности, и даже гадалок и прорицателей, наоборот, резко повысивших свою популярность благодаря общественным волнениям. Компания была яркой, пестрой, взрывоопасной и, кроме того, постоянно пополнялась беженцами, которые, следуя той же логике, что и Генри, бежали с больших трактов под защиту леса. Защита оказывалась эфемерной — но у многих уже не было сил идти дальше, и там они и оседали, образуя целые коммуны, каждый день сражавшиеся за свою жизнь с лесом — и другими его обитателями. Борьба шла с переменным успехом. И следы этого успеха Генри мог наблюдать своими глазами.