Сказки-секунды. Высматривая мага (СИ) - Степанова Дарина. Страница 25

Конца не избежать. Он запечатал вход на мосту Серебром, и теперь выйти обратно смог бы только серебряным призраком… Но и инферналам назад не прорваться — серебро развеет их струями розового пепла, и только сизые спирали сверкнут над городом этой ночью, если ему не удастся сдержать слишком многих…

(2) Властитель вёсен

Утро не наступило. Пришёл час властителю вёсен оставить свои легионы.

Он вёл за собой зимы и холода.

Ему не требовались мосты: он обливал реки льдом. Ему не нужны были лошади: его всадники седлали северных хёддоф. Ему незачем было держать шпионов: ледяные зимние птицы были его соглядатаями и вестниками.

Его согревал вышитый рунами плащ и туман тысяч костров, что жгли его воины. Его думами повелевала жажда. В нём пылали сотни пленённых вёсен.

Когда на горизонте показались отроги Норр, вызрел, взвился в груди скрытый огонь. Несколько дней, болен, слеп, властитель двигался вперёд на руках своих солдат.

Усмирив огонь, мучимый жаждой, миновал он отроги.

У первой гряды пещер поставили большой лагерь: ни один предсказатель не мог углядеть, сколько длиться зиме. Эти места и без того славились тихими, туманными и тяжёлыми снегами. Но властитель вёсен привёл сюда грозную зиму: грубые ветры и саваны метелей окутали предгорья, и огни святого Эльма заплясали на пиках скал.

А в городе запирали ворота, опускали ставни, топили печи. Весна уходила из последних домов.

Утро не наступило. Пришёл час властителю вёсен оставить свои легионы.

Ночная липкая синева расползлась по небу. Как ни бился о ледяные узоры рассвет, вместо утренней позолоты в положенный час мелькнули розовые спирали, струи сизого пепла и стихли. Огни святого Эльма скользнули по шпилям. Грохнул оторванный ставень. Тьма.

***

Властитель вёсен вошёл в горы.

Норр приветствовали его сладостной ледяной мглой. Он вытянул холод из груд костей, из праха инферналов и наконец смог отдышаться в тени бесстрастного эха гор. Ум прозрел, и чувства обострились.

Горы скрадывали ароматы, но и сквозь каменную плоть властитель ловил голоса недавнего боя: скрипы, горький запах серебра, сполохи и алые метущиеся тени.

Он провёл ладонью по шершавой стене. Изморозь легла на ладонь, оплела пальцы, взлетела по кисти, кольнув костяшки. Разлилась по предплечью. Долгие, томительные секунды — и когти холода сомкнулись на шее. Жажда отпустила.

Морозная мглистая волна прокатилась на телу, и на несколько мгновений он потерялся, сокрушённый свежестью и тяжестью ледяной темноты. И наконец вдохнул полной грудью и уже не глядя пошёл по тропе праха, дробя груды костей. Внутри сиял зазубренными языками ровный ледяной огонь, без ведома властителя гасивший искры недавней борьбы. Кое-где кости, вздрагивая, поднимались, но он не смотрел ни на бессильных инферналов, ни на следы рыжего кнута, оплавившего стены.

К полудню, не давшему ни солнца, ни надежды, властитель вышел к горной галерее. По обе стороны вздымались пики, и в бездны меж ними падали снега и туманы, лившиеся с его ладоней. С каждой пленённой весной зелень и жар всё яростней рвались наружу, пекло и горело внутри. Но здесь, на обледенелых склонах, его обволакивали туманы, здесь стеклянные наледи накрывали весенние побеги, и властитель не таясь, без страха, с безудержной страстью сбрасывал в ущелья снега и льды.

Это были праздничные жертвы, жертвы в честь первого гостя, которого Господин не впустил дальше пещер отрогов. Ему, второму, уготовано пройти дальше.

Властитель вскинул руку, и голубая кровь цвета спокойного моря потекла, обвивая плечо, предплечье, кисть. Весь путь он впитывал силу промёрзших пещер, и теперь щедро лил её в свой жезл.

Шаг. Второй.

Удар.

Синева растеклась паутиной ледяных нитей, нити устремились ручьями, ручьи собрались в стёкла. Горные тропы потеснила ледяная река.

— Здравствуй, Господин, — изогнул губы властитель вёсен. — Ты звал. Я здесь

Японская новелла. Чихэро Мори

Чихэро

— Три раза?! Ты не поступил в университет три раза? — немного раскосые глаза Чи стали величиной с монеты. Она нахмурилась и, одновременно виновато и строго, покачала головой: — Не представляю, в каком ужасе были твои родители.

Миша пожал плечами.

— Да ни в каком ужасе мама не была. Так, поворчала. Сказала, раз не поступил — иди работай. Так что я три года проработал в газете, и, между прочим, именно оттуда подчерпнул аргументы для эссе на экзамене.

— Но ты всё-таки поступил — в четвёртый раз?

— Да, поступил. Сейчас учусь. Но филфак в России… Ну… Не знаю, как у вас, но это оказалось не то, что я ожидал. Но бросать жалко. Да и мама успокоилась. Ей не очень нравилось, что я с утра до ночи мотался по городу, пока работал в газете.

— Мотался по городу? А кем ты работал?

— Курьером.

Чи разочарованно сморщилась:

— Я-то думала, ты писал статьи! Наверное, у тебя очень тихая мать. Мои родители сильно переживали, когда я провалила экзамен. Был долгий разговор. Мне показалось, отец хочет, чтобы я ушла из дома…

***

Под большим электронным табло толпились выпускники. Баллы должны были появиться несколько минут назад, но чёрный экран всё ещё пустовал. Сердце прыгало под свитером, на который был нашит герб школы — семиконечная красная звезда в окружении цветков сакуры. Если цифра на табло напротив её фамилии окажется достаточно высокой, этот свитер уйдёт в прошлое.

Отец всю жизнь готовил её к мысли о поступлении в университет Васэда. Чи и сама интересовалась политологией, дополнительно изучала экономику и, по мнению подруг, была из тех счастливиц, чьё мнение о будущей карьере совпадает с желанием родителей.

Январь выдался мягкий и почти без дождей. В тёмной форменной куртке было жарко; если повезёт, от куртки (Чи скрестила пальцы на удачу) тоже останется только воспоминанием о школьных временах. Она резко дёрнула молнию. Визг замка потонул в общем вздохе — молчаливое табло наконец загорелось.

Несколько секунд стояла тишина: каждый отыскивал своё имя. Постепенно — очень быстро! — воздух наполнили ликующие возгласы, разочарованные выкрики и даже всхлипывания. Юноша рядом с Чи победно вскинул кулак, задев её сумку; брелок-панда покачнулась, Чи механически протянула руку придержать её. Нащупала мягкий бок и медленно, словно попав в кисель, подняла голову. Зелёные палочки на табло медленно складывались в фамилии и баллы. Маруяма… Муцума… Мацуоко… Миякэ, Миято… Сердце подпрыгивало уже где-то в горле, пальцы крепко сжимали тряпичную панду.

Мори.

Борясь с головокружением, она скользнула по строчке против своей фамилии. Во рту стало сухо и горько.

Чихэро съёжилась, двинулась к воротам и, под восторженную болтовню набравших нужный балл, покинула кампус, где проходил Централизованный экзамен.

Внезапным ярким пятном справа вырос киоск тайяки. Она достала потрёпанный кошелёк и купила печенье в форме рыбки. Фасолевая паста, которая служила начинкой тайяки, когда-то была любимым лакомством маленькой Чихэро. Сейчас Чи расплатилась и принялась за тесто; на вкус это было всё равно что жевать соломенную циновку.

***

— Что такое «тайяки»? — спросил Миша, разглядывая чёрно-белый брелок. Голова панды держалась на паре нитей, материя на пузе облезла, и пальцы то и дело натыкались на катышки.

— Печенье, похожее на жареного карася со сладкой начинкой.

— Интересно, — Миша достал телефон и в несколько щелчков нашёл изображения тайяки. — Токийский стритфуд… полубисквитное тесто. Похожие на наши оладушки! Это такие пышные лепёшки на кефире.

— Аа, — безразлично произнесла Чи, витая в прошлом. Она завороженно глядела, как Миша ловко вращает в пальцах металлическое кольцо. Может быть, вспоминала, как сама терзала брелок, узнав, что завалила экзамен.

Он вложил в её руку несчастный комок фетра и спросил:

— Так ты из-за отца ушла из дома? Из-за того, что не поступила в институт?

— Не знаю… Может быть. Наверное, это было последней каплей. Я же была отаку. Все говорят, что отаку — странные. Не от мира сего.