Мой личный ад (СИ) - Пожидаева Ольга. Страница 52

— Опять? — переспросила Ольга, чувствуя, как все органы сжались от страшной догадки.

— Опять, — повторил Артур, очень довольный собой, расхохотался. — Я так и думал, что и тогда именно он тебя бросил.

— Ты… Ты знаешь? Ты помнишь? Все это время ты помнил меня?

Савицкий улыбнулся мучительно нежно, подошел к дивану, присев рядом. Он убрал ей за ухо волнистый локон, ласково погладил по щеке. Ольга отшатнулась.

— У меня отличная память на лица, моя девочка. И уж точно я не смог бы забыть невинную красоту, которую привел Бен на вечеринку. Это было весьма смело с его стороны и очень глупо.

— Почему ты не сказал мне? Когда мы встретились снова?

— Почему ты не сказала? — вернул он ей вопрос.

— Я пыталась, но…

— Но как-то плохо пыталась, да? — снова засмеялся Артур.

Он встал, взял со столика сигареты, закурил. Оля приняла это за дурной знак. Артур редко курил в доме. Иногда смолил в кабинете, когда пил там с приятелями и ленился выходить на балкон. Он вообще редко курил и не любил, когда это делала Оля.

Затянувшись несколько раз, Савицкий продолжил:

— Я не виню, тебя, Оль. Как-то глупо было бы тогда откровенничать. Привет, как зовут? Артур. А я Оля, помнишь, тогда в клуб приходила с твоим врагом? Когда? А года четыре назад, — ерничал Артур, проигрывая диалог по ролям. — Идиотизм.

Он снова засмеялся и долго не мог успокоиться, повторяя придуманные фразы по несколько раз. Между приступами смеха Артур докурил и выпил, снова наполнил стакан.

Ольга сидела на диване не жива не мертва. Она пыталась осознать, что все это время Артур знал, кто она, знал, что она связана с Гришей, знал, что не случайно нашла Север. Он знал, все знал. И когда между прочим в разговорах упоминался Бен, он знал и следил за ее реакцией. Когда Стейна представляла ей Бена на пиру, он знал. Когда они с Беном стали общаться, словно друзья, он знал. Когда тащил ее за косу, выдрав из битвы с Беном, он знал. Когда трахал ее у дерева, он знал.

— Отлично сыграно, Кеннет. Поздравляю, — проговорила Ольга бесцветным тоном.

— Сыграно? Ты думаешь, я играл? — взвился он, мгновенно переменившись в лице.

— А разве нет?

— Ох детка… — протянул Артур разочарованно.

Он потер переносицу, опустился на колени рядом с диваном, взял в ладони Олины руки. Она попыталась вырвать их, но Савицкий сжал крепко, не позволяя.

— Ты права, кис, — начал он, глядя на нее снизу-вверх, пронзая взглядом, словно тысячью мечей. — В тот вечер на концерте я едва ли не орал от счастья. Удача послала мне тебя или провидение, не знаю. Но ты была там и смотрела на меня. Та, от которой мой враг не мог оторвать глаз. Та, которую он увел, едва она взглянула на меня. Только теперь ты была одна, без него. Каким мудаком надо быть, чтобы отпустить тебя?

— Артур, — пискнула Оля, не желая слышать его голос, такой чувственный и нежный.

Она снова попыталась освободить руки, но он продолжал держать ее и говорить.

— Да, я хотел сделать тебя своей игрушкой, ручным зверьком. Я хотел, чтобы он видел тебя со мной и корчился в судорогах, ненавидя себя. Я хотел сам привести тебя на Север, хотел тренировать, заточить, словно клинок. Хотел, чтобы ты пошла против него. А ты бы пошла, Оль. Ты же ненавидела его не меньше, чем я.

— Да, — выдохнула она, прикрывая глаза.

Артур довольно улыбнулся. Он отпустил ее руки, которые безвольными плетьми упали на колени. Савицкий встал, прикурил вторую сигарету, сделал глоток и повернулся спиной, выдерживая паузу.

— Почему? — прохрипела Ольга, понимая, что совершенно запуталась. — Почему ты не сделал этого? Я же смогла бы. Я хотела…

— Я не смог, Оль. Я не хотел. Ни хрена я не хотел, только тебя. Нам ведь было классно, кис. Без всей этой чуши Северной, только ты и я. Ведь было?

— Артур, — позвала она его, но Савицкий не обернулся.

На ватных ногах Ольга встала, подошла к нему, нерешительно подняла руки, чтобы обнять сзади за талию. Но едва она прижалась к его широкой спине, Артур отстранился.

— Я знаю, тебе было хорошо со мной. Но вот беда — недостаточно. Ты бредила Севером. Твои тренировки, все эти книги, намеки… — перечислял он. — Видит бог, я пытался оградить тебя, Оль, но ты на редкость упертая сука.

Князева отошла от него, словно ошпаренная ядом тона и слов.

— Тебе было похер, что я против, — продолжал Артур, все больше закипая. — Тебе похер, что я не желаю видеть тебя в боях. Тебе похер на любое мое слово, черт подери. Но даже с этим я смирился. Тебя ведь невозможно контролировать через запреты, ты в курсе?

Ольга только покивала. Она действительно не выносила категоричных отказов, всегда поступала наперекор.

— Знаешь, я думал, что обделаюсь от страха, когда ты впервые вышла на спарринг. Нет, я понимал, что тебе подобрали слабака, но… Видеть оружие, направленное против тебя — это слишком… слишком для меня.

Девушка вздрогнула, понимая, к чему он ведет.

— Поэтому ты… — проговорила она несмело, — когда мы с Беном бились…

— Он один из лучших. Не выношу этого мудака, но мечом он вытворяет что-то невообразимое. И ты… девчонка, черт подери. Маленькая, слабая…

Не взирая на взвинченные нервы и горечь, которая сжигала ее изнутри, Ольга не смогла снести такого. Она была готова каяться во многом, потому что действительно часто поступала с Артуром мерзко. Но слушать от него речи о слабости и уязвимости было невыносимо.

— Бен сам тренировал меня. Если бы ты хоть раз позанимался со мной, то знал бы, что я, может, и не лучше тебя и его, но вполне в состоянии держать удар даже от умелого воина, — выплевывала она слова, задрав нос.

Артур наконец повернулся к ней. Его верхняя губа дрожала от едва сдерживаемой ярости.

— Он — что? — переспросил Савицкий.

— Что слышал.

— Повтори! — рявкнул Артур.

— Мы не только трахались. Он тренировал меня. Он заточил меня, как клинок, который я направила против него. Он сам прекрасно исполнил твой план. Он принял меня, Артур, понял меня. А ты так и не смог.

Савицкий размахнулся и изо всей силы запустил пустой стакан в стену. Ольга даже глазом не повела. Но, видимо, эта вспышка погасила его гнев, и Артур снова выглядел спокойным, почти равнодушным. А Оля напротив — завелась.

— Думаешь, я просто так приму то, что ты сделал? Мне плевать, что тобой двигало, Артур. Страх, ревность, злость — плевать. Без разницы. Ты отымел меня на потеху публике, чтобы показать, какой ты крутой, чтобы показать, какая я жалкая и слабая. И знаешь, тебе удалось. Я поняла, мне не место в Ястребах, только не в клане, где ты Командир. Я приму посвящение и стану Волком.

Ольга ждала, что он рассвирепеет, снова что-нибудь кинет, разобьет, пнет, может, даже ударит ее, но с лица Артура словно водой смыло все эмоции, оставив все ту же убийственную нежность.

— Мне плевать, — развел он руками, чуть улыбаясь. — Мне все равно, Оль. Волки-Ястребы. Русичи-варяги. Москва-Питер. Плевать. Можешь хоть буддизм принять — плевать.

— Но…

— Ты — моя, а на остальное — плевать, — закончил Савицкий, не дав ей вставить слово.

Оля медленно покачала головой, отрицая его утверждение.

— Нет, Артур. Я не твоя. Больше — нет.

— Ошибаешься, — процедил он сквозь зубы.

И Оля поняла, что действительно ошиблась. Артур мог принять многое, но не категорический отказ принадлежать ему. Это было видно по налитым кровью глазам, упрямо сжатым губам и напряженным скулам.

— Ты моя, Оль. Мы принадлежим друг другу. Неужели тебе это неясно? Ты нужна мне не меньше, чем я тебе. Где Бен, когда он так необходим тебе сейчас? Что он вчера наплел? Наобещал с три короба и свалил?

— Да, — выкрикнула она, ненавидя правду, которой так умело козырял Артур.

— И ты приехала ко мне.

— Да.

— Потому что я — твоя опора, детка. Я был с тобой, когда тебе было так одиноко. Я вернул тебя к жизни. Со мной ты снова стала собой. Да? Ну попробуй, возрази мне!

— Не могу, — задыхалась Оля, понимая, что он тысячу раз прав.