Сияй, Бореалис! Лоскутки (СИ) - "Liz Elzard". Страница 11

— Чего стоишь? Лезь! — понукала подруга.

— А может, я через вход? Здесь высоко.

— Дура, нас же так заметят! — шикнула та.

— А что такого? Мы же благотворительность пришли делать.

— Именно, — Карише возвела глаза кверху, — это будет сюрпризом, понимаешь?

— А, — догадливо протянула Лирет. — Тогда здорово будет.

— Быстрее, Зерек уже ушёл.

Руки слишком нежные и слабенькие, но Лирет сделала над собой усилие: ради такого хорошего дела-то! Девочка перекинула портфель, затем подтянулась, перекидывая ногу. Вдруг не удержалась и шлёпнулась на землю. Падение сопроводил звук треснувшей ткани. Лирет взвыла от боли. Карише протянула ей руку. По клетчатому низу словно копьём провели.

— Я юбку порвала! — заскулила Лирет. — А блузка…

— Да зашьёшь свою юбку, блузку постираешь, — прошипела та. — Что ты ноешь? Пошли давай!

Зерек с мальчишками уже затаились в кустах. Сюрприз наверняка будет неожиданным. Они кого-то выслеживали, изредка переглядываясь между собой.

— Ребят, а что мы делать будем? — подала голос Лирет, в предвкушении улыбаясь.

На неё озлобленно покосились все разом.

— Заткнись! — громким шёпотом прорычал Зерек.

Девочка потупилась и нахмурилась, почувствовав иголочку в сердце. Вдруг захотелось сбежать прочь. Рядом стояла Карише: смотрела так, словно пробовала на вкус чужое замешательство. Лирет напряжённо сжала ручки портфеля, глядя то на подругу, то на мальчиков, будто собираясь возразить. Слова застряли в горле.

— Вон одна! — кинул Зерек.

Он с мальчишками тотчас выскочил из кустов— только ветки шелохнулись. Карише метнулась следом. Лирет встрепенулась, будто подступив к краю бездны. Так и замерла у кустов.

Они повалили какую-то русоволосую девочку прямо на траву. В воздух взметнулось беспомощное хныканье. Улюлюкая, мальчишки дружно обкидали её песком. Веснушчатое личико тут же облепила грязь, смешавшаяся со слезами. Девочка пыталась встать, а её безжалостно валили снова и снова, тыкая носами ботинок, как какое-то грязное животное. Посеревшее платье покрылось травянистыми разводами и грязными узорами от подошв. Лирет не могла заставить себя сдвинуться с места. Губы дрожали, произнося неслышные слова, пока перед глазами разворачивалась жестокая расправа. Зачем они это делают? За что?

Благотворительность?

Карише варварски накинулась на девочку, хлестнула пощёчина. Затем откуда-то в руке подруги блеснул канцелярский ножик. Лирет даже испуг не успела проглотить, как та победоносно подняла кулак со срезанным клочком русых волос, а сама придавила девочку коленом к земле.

Зверство.

— Ребята, — побелела Лирет, — вы что делаете?

— Благотворительность, разве нет? — злобно посмеивался Зерек. — Избавляем общество от ненужного мусора.

— Вы что… — ещё тише пробормотала девочка, едва чувствуя кончик языка.

Коленки тряслись. Карише заулыбалась, смакуя момент. Она подобрала что-то в траве и приблизилась к Лирет, как тигр. Та неосознанно попятилась. Горячие грязные пальцы коснулись похолодевшего запястья. В ладонь опустилось что-то тяжёлое. Карише смотрела прямо в глаза.

— Теперь твоя очередь, — внушила Карише.

Лирет даже и не слышала слов. Слова прошептал настойчивый выразительный взгляд. Этот камень должна кинуть она. Зереку и остальным было весело, веселилась и Карише. А Лирет не разделила настроения. Здесь нисколько не было ребячества. Палка давно сломалась от перегиба.

— Давай, Лирет, — всё понукала Карише, ребята ей импонировали.

Если камень так и останется в руке, они точно так же повалят её и обкидают песком, опасливо думала Лирет. Она осторожно посмотрела на девочку. Заплаканный, затравленный взгляд молил о пощаде. Лирет стало отвратительно за себя. В желудке связался тяжёлый ком. Она даже не стала смотреть, куда кидает. Только услышала вскрик — и всё. Как будто сердце остановилось, как будто камень этот прилетел в неё.

— Охрана! — бросил Зерек. — Валим!

Ребята гурьбой кинулись в кусты, запинаясь друг о друга. Лирет едва успела сообразить и метнулась следом на одеревенелых ногах. В прострации перелезла через забор, ободрав обо что-то руки, а весь обратный путь плелась позади ребят как в воде утопленная, прикрывая портфелем рваную юбку. Карише всё оборачивалась и задиристо ухмылялась. А в школе она всегда такая безобидная.

Голову никак не покидала девочка с заплаканным грязным лицом. Её вскрик теперь грезился в каждом порыве ветра, в шуме проезжающих автомобилей, под стучащими колёсами трамвая.

— Разве это правильно? — вполголоса произнесла Лирет.

— А что не так? — задала глупый вопрос Карише. — От них и правда толку нет, а вот в качестве коврика для битья вполне сойдут.

— Вот-вот, — потакал ей Зерек. — У меня папа говорит, их ещё при рождении надо выкидывать, а не права им выписывать. Ну, чтобы деньги нужные на что попало не уходили. Я вот хочу скутер на День Рождения.

— А я туфли, — сказала Карише. — Бабушка на этих бесточей каждый день ругается, ей из-за них пенсию понизили, на меня ещё ругается просто так, когда денег нет.

— А если у меня всё есть? — подняла растерянные глаза Лирет.

— Конечно, у тебя всё есть, — холодно бросила подруга. — Родители вокруг тебя вертятся, а мои кинули меня на бабушку, сами разошлись и живут, как хотят.

— Тогда зачем ты меня заставила это сделать? — девочка остановилась.

— А тебе разве не хотелось помочь друзьям? — зло хмыкнула та из-за плеча. — Ты же сама говорила, что мы лучшие подруги.

— Это неправильно.

— Вот и спроси у родителей, правильно это или нет. Они у тебя всё равно добрые.

— Да-а, бить ремнём точно не будут, — хохотнул Зерек.

Лирет зашла в дом. Проскользнула в дверь, как призрак. Коленки тряслись так, словно пол расстилался неустойчивой плитой. Тёплый аромат с кухни коснулся щёк. Мама что-то напевала у плиты. Скоро придёт папа, а Барислан вернётся ближе к вечеру. Дома так тепло. Девочка замерла на пороге, будто вошла в чужой дом, нерешительно стянула туфли и поплелась по тёмному коридору. Можно было тайком мелькнуть в комнату, переодеться и сделать вид, что всё в порядке, а она пошагала на кухню. Мама нарезала лук. Вначале она не заметила побледневшего личика в дверях и только случайно перевела взгляд, а затем замерла, позабыв и про лук, и про скворчащую сковороду. Блик безмятежности в глазах мигом померк. Лирет остолбенела, ощущая, как все её мысли прощупывают насквозь, как внутри натягиваются рвущиеся струны. Этим глазам нельзя врать.

— Лирет? — мамин голос похолодел. — Что случилось с одеждой? А юбка…

— Благотворительность, — промямлила Лирет, всхлипнув. — Я занималась благотворительностью, мама!

По щекам скользнули горячие струйки.

— Меня никто не заставлял идти! — сквозь слёзы залепетала девочка. — А я взяла камень, самый тяжелый, и бросила! Это должно было быть весело! Бесточей ведь совсем никто не любит…

Шлепок пощёчины оставил на щеке запах лука и жгучий след удара. Это оказалось даже больней, чем видеть чьи-то страдания.

— Тебе понравилось? — повысила голос мама. — Ты была счастлива?

— Нет! — пуще прежнего зарыдала Лирет. — Я не счастлива! Я совсем не счастлива!

Нос вдруг уткнулся в кухонный фартук. Мама крепко прижала к себе, её сердце колотилось в груди так громко в тот момент.

— Лирет, — дрогнул её голос, — любая твоя жестокость, каждый брошенный тобой камень — это тёмный вклад в твою душу и в душу того, на кого ты направляешь свою агрессию. А жестоким человек просто так не становится, понимаешь? — она твёрдо посмотрела в заплаканные детские глаза. — Бесточи — такие же люди, как и мы. Разве мир станет лучше, если мы будем обкидывать друг друга камнями?

Лирет, тихо рыдая, помотала головой.

— Ты не такая, — мама погладила её по макушке, — ты совсем не такая, Лирет. Подумай над этим, пока это не поздно. Всё это когда-нибудь вернётся тебе — ты этого хочешь?