Сияй, Бореалис! Лоскутки (СИ) - "Liz Elzard". Страница 40

Трансляция вдруг прервалась. Шинан запомнил лишь какую-то суету по ту сторону экрана, на котором затем высветилось сообщение о каких-то технических неисправностях.

«Приносим наши извинения…»

Затем во тьму канул весь город. Переулки, окна домов и улицы наводнились сумраком.

Где-то вдалеке раздался грохот, воспаривший в лиловое небо и рассыпавшийся над Намиканой громогласным эхом.

Сердце остекленело. Сердце покрылось трещинами. Сердце разлетелось вдребезги.

Шинан подорвался с места и побежал, оставив обескураженного Барислана наедине с темнотой.

Город был похож на кладбище светлячков: люди бегают, суетятся, от света мобильных телефонов рябит в глазах. Вместо дороги — вереница автомобильных фар. Вокруг все гудят: «Что стряслось?» И от этого гудения хочется кричать. Шинан бежал сквозь огни, задевая чьи-то плечи и локти. В такие моменты ноги не знают усталости. НЭС ещё далеко, за окраиной города, или это бетонные джунгли нарочно захватили в свой тёмный плен?

Самое отвратительное в таких ситуациях — это когда тебе не говорят ничего, а в нос ударяет влажный запах потушенной гари. Призыватели дождя обрушили ливень прямо на взорванное строение, в котором ещё какое-то мгновение назад начинал свою жизнь эманат-блок нового поколения. А могла взорваться вся станция, как говорили силуэты сквозь переливы тревожных мигалок. Аварийный телепорт перенёс всех работников и гостей в безопасное место. Почти всех. Сквозь водные крапинки на очках Шинан всматривался в горящий жёлтый туман, по асфальту текли и полыхали огненные краски, которые пытался смыть отчаянный ливень. Лучше бы не было никакой сенсорики, думал Шинан. Он чувствовал только присутствие отца.

Из-за дымовой пелены медленно проступил силуэт, ковыляющий, как подстреленный зверь. Силуэт рухнул коленями на мокрый асфальт, развеяв собой призрак горелого тумана. Лицо отца было похоже на изваяние, на котором искусный скульптор изобразил всё отчаяние и боль, какие не могли передать ни запах дыма, ни шорох безразличного дождя, ни голоса спасателей позади. Из каменных глаз текли ручьи. Казалось, что их можно было отличить от капель дождя. С какой-то детской вопиющей беспомощностью во взгляде, отец держал на руках неподвижную Ашаме, будто надеялся, что десятки глаз и ливень приведут её в сознание. На лице девушки осталась лишь холодная маска куклы. Руки расслаблены, как и тело — точно кукла на руках у сломленного учёного. Отец судорожно шептал её имя, дрожащими руками бережно убирая мокрые липкие волосы с лица дочери. К ним подоспели спасатели.

Шинан замер, как посреди дурного видения. С губ слетало дрожащее холодное дыхание. Краски смешались в разбрызганных по линзам каплях.

— Мертва, — донеслось оттуда, как из-под могильной земли.

— Нет… Нет! Нет!!! — взревел отец. — Не забирайте у меня Ашаме!

Шинан не слышал его крика, не видел даже, как медики оттащили отца прочь, словно всё это время находился на другом берегу ночного кошмара. Парень медленно повернул голову, будто кто-то, точно такой же посторонний, осторожно окликнул его. Там, за пеленой хауса, стоял Холин. Стоял и улыбался в немом триумфе так, что потрескавшиеся губы покоричневели от крови. Никто не видел этой улыбки, кроме Шинана.

Произошла ошибка. Говорят, будто система дала сбой от перенагрузки, и экспериментальный блок на момент выработки максимальной мощности по ошибке подключился к общей сети. Мощный поток энергии хлынул куда не надо. Раздался первый сигнал тревоги. Из-за отказа ограничительных систем пуск автовозврата не сработал. По какой причине так случилось — неизвестно. Вероятно, отладка систем была проведена некорректно. Пока было время, Аша смогла запустить автовозврат вручную изнутри. В той ситуации это было под силу только ей. Она вернула каждого работника, чьи прана-тела находились рядом с ней. В то же время открылся аварийный портал, куда стали эвакуировать весь персонал. Отца туда затащили силком, когда он узнал, что тело Ашаме до сих пор находится в эманат-кабине. Затем тревога раздалась по всей НЭС. Прана-тело девушки осталось внутри блока. Убийственный поток сулил мощный взрыв всей станции, однако компьютер зафиксировал, как внезапно начался отток выработанной энергии. Аша вбирала его в себя, пока её прана-тело, стремительно истощаясь, не начало оборачиваться в нейтральный заряд. Это означало разрушение. Раздался взрыв: взорвался только сам блок. Всё действительно могло обойтись гораздо хуже. Взрывную волну сдержали сработавшие барьеры.

Если бы не Ашаме, станция взлетела бы к чёрту…

Эманат-кабина уцелела, и отец немедленно телепортировался туда, бросившись в задымлённое отделение. Выдрал дверь кабины, задыхаясь от дыма, и отшвырнул прочь. Ашаме, окутанная проводами, безмятежно спала в кресле. Он был уверен, что она спит.

***

Похороны состоялись через два дня. Шинану казалось, что он единственный остался в силах держаться до конца, в то время как мать и отец, убитые горем, упивались слезами, надолго выпав из времени. Дома стало так тихо — тихо стало и в городе. Парень едва запомнил тот день, будто он затянулся сумраком туч. Он даже не запомнил напоследок безмятежное, по-настоящему кукольное лицо сестры. Народу пришло много. Здесь были и школьные учителя, и коллеги, и просто люди, которые всегда поддерживали стремления Ашаме. Вырастили яркую восходящую звезду, а теперь несли угасшую комету в холодном маленьком гробу. Об этом дне ещё долго будут говорить в Намикане, этот день станет траурным для всего Силенора.

Соболезнования… Все соболезнуют.

Улыбка Холина.

Шинан ненавистно стиснул зубы. Тем же вечером, содрав с себя галстук и швырнув на диван пиджак, он, ведомый ярым чувством несправедливости, стащил у отца гаражные ключи и ушёл из дома, оставив весь траур за дверью.

Ленон ещё не знал о произошедшем. Ребёнок в теле железа ждал только свою хозяйку, а пришёл Шинан. Голем пробудился, пытаясь «вынюхать» Ашаме. Парень коснулся доспехов. Ему надо было придумать идеальную ложь, чтобы гигант его послушался.

— Мы должны помочь Аше, — сказал Шинан не то себе, не то окутавшей его тьме.

И Ленон пошёл за ним.

Там, на окраине города, за старой автомобильной свалкой, не былого того «сейчас», погружённого во всемирный траур. Пока была жива алчность, были и нелегальные големные бои. Здесь бились насмерть и продавали жизнь победителям. Какой-то отброс однажды придумал всё это и нашёл уголок, где любой человек мог, предавшись полной свободе, окунуться в бесконтрольный поединок и высвободить всего себя. Вместо арены — расчищенная свалка, на которой бились гиганты. Никаких противошумовых полей: скрежет и громыхание возносились к ночным небесам, подбирая с собой улюлюканье и дымок разожжённых в ржавых бочках костров.

Ленон не понимал, зачем понадобилось идти сюда. Шаг голема сделался нерешительным. Он не понимал, но чувствовал. А Шинан чувствовал, что Холин здесь, и шагал вперёд, будто давно знал дорогу сюда.

— Поставь меня с Холином, — потребовал парень, протянув тому запечатанный конверт.

Перед ним стоял худощавый, мерзкого вида человек, который занимался регистрацией боёв. Услышав просьбу новичка, он гнусаво ощерился, и Шинан заметил, что у него нет переднего зуба.

— У тебя есть оператор? — поинтересовался оборванец.

— Я один, — черство произнёс парень. — Поставь меня с Холином.

— Конечно, — ответил только тот и глумливо засмеялся, вырвав конверт. — Твой бой через десять минут.

Шинан посмотрел в сторону, где столпились люди и направился туда, Ленон — за ним. Холин не смог скрыть своего кратковременного удивления, когда ему доложили о новом сопернике. Их с Шинаном разделяло поле. Мужчина криво ухмыльнулся ему, затем высвободился из окружения своих товарищей, размялся и рухнул на расшатанное кресло пилота. Явление младшего Терреса исполнило его бодрости. Големы уже стояли на поле битвы. Шинан уселся в своё кресло. В какой-то момент его одолело сомнение: а правильно ли он делал, идя на риск? Он хотел разобраться с Холином. Парень знал, что противник будет слышать его, и нацепил спутник на голову. Это будет третье по счёту пилотирование. У Шинана был мизер опыта в этом деле, и до сегодняшнего дня он всего лишь из интереса пробовал переселяться в голема, чтобы навсегда убедиться, что он совершенно не любит такой спорт. Безумство, подумал парень запоздало. Если Холин будет биться, то не пожалеет никого.