Мемуары гейши - Голден Артур. Страница 62

Видеть этот прекрасный камень, то, как он отражает солнечные лучи, и представить Маму с ее болезненными желтыми глазами... Отдать камень ей равнозначно тому, что одеть барсука в шелка. Но, конечно, надо повиноваться Мамехе.

— Когда будешь отдавать ей камень, — продолжила она, — скажи как можно более ласково: «Мама, мне такой камень совсем не нужен, и я была бы рада, если бы вы приняли его. За эти годы я причинила вам слишком много беспокойства...» Но не говори больше ничего, иначе она сочтет тебя саркастичной.

Когда я позже сидела в своей комнате, пытаясь написать благодарственное письмо Нобу, мое настроение становилось все хуже и хуже. Если бы Мамеха сама попросила у меня этот камень, я бы с удовольствием ей его отдала, но отдать его Маме! Мне очень нравился Нобу, и было неприятно, что его дорогой подарок достанется такой женщине. Если бы этот рубин подарил Председатель, я бы ни за что на свете не отдала его. Я закончила писать письмо и пошла к Маме в комнату, намереваясь поговорить с ней. Она сидела в полумраке, поглаживала свою собаку и курила.

— Что ты хочешь? — спросила она меня. — Я собираюсь послать сейчас кого-нибудь за чаем.

— Простите за беспокойство, Мама. Сегодня днем, когда мы с Мамехой вышли из театра, Президент Нобу Тощикацу ждал меня...

— Ты хочешь сказать, ждал Мамеху?

— Не знаю, Мама, но он вручил мне подарок. Это очень красивая вещь, но мне она не очень нужна.

Я хотела добавить, что буду рада, если она примет ее, но Мама не слушала меня. Она положила трубку на стол и взяла из моих рук коробочку, прежде чем я успела ей ее предложить. Я опять попыталась что-то объяснить, но Мама раскрыла коробочку, и рубин оказался в ее масляных пальцах.

— Что это? — спросила она.

— Это подарок от Президента Нобу. Я имею в виду Президента «Ивамура Электрик».

— Думаешь, я не знаю, кто такой Нобу Тощикацу?

Она встала из-за стола и прошла к окну, затем открыла бумажные жалюзи и посмотрела на рубин под лучами заходящего солнца. Она делала то же самое, что и я на улице, поворачивала рубин вокруг своей оси. Наконец, Мама закрыла жалюзи и вернулась к столу.

— Ты, наверное, неправильно поняла. Он попросил тебя передать его Мамехе?

— Мамеха в тот момент была рядом со мной.

Я видела, в голове Мамы происходило что-то, напоминавшее улицу в час пик, перегруженную транспортом. Она положила рубин на стол и начала набивать свою трубку. Каждый клубок дыма казался маленькой путаной мыслью, выпущенной в воздух. Наконец, она сказала мне:

— Итак, ты хочешь сказать, что Нобу Тощикацу интересуется тобой?

— Он несколько раз уделял мне внимание. После этих слов она положила трубку на стол, как будто говоря, что беседа становится более серьезной.

— Я не следила за тобой так пристально, как следовало бы, — сказала она. — Если у тебя были любовники, пора сказать об этом мне.

— У меня не было ни одного любовника, Мама.

Не знаю, поверила она мне или нет, но велела мне выйти. Я даже не успела предложить ей взять рубин, как велела мне Мамеха, и думала над тем, как завести об этом разговор. Но когда я посмотрела на стол, где лежал камень, она, должно быть, подумала, что я хочу забрать его. Не успела я открыть рот, как она зажала его в кулаке.

Наконец, это случилось, всего по прошествии нескольких дней. Мамеха пришла в окейю, провела меня в приемную и сказала, что торговля за мизуаж уже началась. Этим утром она получила сообщение об этом от хозяйки Ичирики.

— Я вынуждена сегодня вечером уехать в Токио, — сказала Мамеха. — Но я тебе не нужна. Ты узнаешь, если цена вырастет, потому что все уже началось.

— Не поняла, — сказала я, — что началось?

— Все, — сказала она и ушла, даже не выпив чаю. Она отсутствовала три дня. В первое время у меня начинало учащенно биться сердце при любом появлении служанки.

Два дня прошло без каких-либо новостей. На третий день Анти сообщила мне, что Мама хочет меня видеть у себя.

Я только поставила ногу на первую ступеньку, как услышала звук открывающейся двери, и в тот же момент выбежала Тыква. Она выбежала так, словно вода вылилась из ведра. Ее ноги едва касались лестницы, и где-то на полпути она вывихнула палец о перила. От боли она вскрикнула и обхватила палец другой рукой.

— Где Хацумомо? — спросила она. — Я должна найти ее.

— Мне кажется, тебе больно, — сказала Анти. — Ты хочешь найти Хацумомо, чтобы она сделала тебе еще больнее?

Тыква выглядела ужасно расстроенной, и, похоже, не только из-за пальца. Но когда я спросила ее, что случилось, она убежала.

Мама сидела за столом и набивала трубку табаком, но, видимо, передумала курить и отложила ее в сторону. На верхней полке ее шкафа, рядом с бухгалтерскими книгами, стояли красивые часы в европейском стиле. Мама часто смотрела на них, но прошло несколько длинных минут, а она ничего не говорила. Я не выдержала и нарушила молчание.

— Извините за беспокойство, Мама, но мне сказали, вы хотели меня видеть.

— Доктор задерживается, — сказала она. — Мы подождем его.

Я представила, что она договорилась с Доктором Крабом о визите в окейю, чтобы обсудить детали моего мизуажа. Я не ожидала этого, и у меня от волнения заболел живот. Мама, пытаясь скоротать время, начала теребить Таку, которая быстро устала от ее внимания и тихонько зарычала.

Наконец я услышала, как служанка приветствует кого-то у входа, и Мама спустилась вниз по лестнице. Когда через несколько минут она вернулась, сопровождал ее вовсе не Доктор Краб, а более молодой человек с густыми серебристыми волосами и с кожаной сумкой через плечо.

— Вот девочка, — сказала ему Мама. Я поклонилась молодому доктору, он ответил мне поклоном на поклон.

— Госпожа, — сказал он Маме, — где мы будем?..

Мама сказала ему, что лучше всего в этой же комнате, и по тому, как она закрыла дверь, я поняла: должно случиться что-то неприятное. Она начала развязывать мой пояс и раскладывать его на столе. Затем сняла с моих плеч кимоно и повесила его на вешалку в углу, оставив меня в желтом нижнем платье. Я из последних сил старалась сохранять спокойствие. Но в следующий момент Мама начала развязывать пояс, закрепляющий мое нижнее платье. Мне не удалось удержаться от попытки отстранить ее руки, но она отбросила мои руки так же, как это делал Барон.

Сняв пояс, она принялась за кошимаки, напомнив мне опять о случившемся в Хаконэ. Мне это очень не понравилось, правда, вместо того чтобы снять мое платье, Мама подняла его и велела мне лечь на циновку.

Доктор склонился над моими ногами. Мамеха рассказывала мне совсем немного о мизуаже, но мне показалось, стоило бы знать немного больше. Неужели торговля завершена, и этот молодой доктор стал победителем?

А как же Доктор Краб и Нобу? Я подумала, что Мама, наверное, сознательно саботирует план Мамехи. Молодой доктор раздвинул мои ноги и коснулся их рукой, мягкой и приятной, как рука Председателя. Я чувствовала себя настолько униженной, что хотела закрыть лицо, а затем у меня возникло желание свести ноги вместе, но я побоялась, как бы это не осложнило задачу и не растянуло процедуру. Поэтому я лежала с закрытыми глазами, стараясь ровно дышать. В какой-то момент мне показалось, что сразу две руки доктора находятся между моими ногами, но наконец он убрал руки и накрыл меня моим платьем. Когда я открыла глаза, он вытирал руки.

— Девушка нетронута, — сказал он.

— Это хорошая новость! — воскликнула Мама. — А будет много крови?

— Там совсем не должно быть крови. Я осмотрел ее только визуально.

— Нет, я имею в виду во время мизуажа.

— Не могу сказать. Думаю, обычное количество крови.

Когда молодой человек с серебристой шевелюрой ушел, Мама помогла мне одеться и велела сесть за стол. Потом она без предупреждения схватила меня за мочку уха и дернула так сильно, что я закричала. Она, продолжая держать меня за ухо, придвинула мою голову к своей и сказала:

— Ты очень дорогой товар, маленькая девочка. Я недооценивала тебя, но, к счастью, ничего не случилось. Имей в виду, я буду внимательно следить за тобой в будущем. Мужчины станут дорого платить за то, что они хотят от тебя. Понимаешь?