Мемуары гейши - Голден Артур. Страница 63

— Да, госпожа! — сказала я. Правда, я бы сказала «да» в любом случае, учитывая то, как сильно она оттягивала мне ухо.

— Если ты бесплатно дашь мужчине то, за что он должен платить, я выгоню тебя из окейи. Ты получишь деньги и отдашь их мне. Я имею в виду не только это.

Тут Мама потерла одной рукой большой палец другой руки.

— Мужчины будут платить за это, — сказала она. — Но они также готовы платить только за разговоры с тобой. Если я узнаю о твоих тайных встречах с каким-нибудь мужчиной, даже если вы только разговариваете... — закончила она свою речь и еще раз сильно дернула меня за ухо.

Я с трудом перевела дыхание и, когда почувствовала, что могу говорить, сказала:

— Мама... я не сделала ничего, что могло бы вас рассердить!

— Еще нет. Если ты разумная девушка, то никогда и не сделаешь.

Я хотела уйти, но Мама велела мне остаться. Она набила трубку, прикурила ее и сказала:

— Я приняла решение. Твой статус в окейе изменится. Меня обеспокоили ее слова, и я начала что-то говорить, но Мама прервала меня.

— Мы назначим церемонию на следующую неделю. После этого ты станешь моей дочерью, как будто я родила тебя. Я приняла решение удочерить тебя. Однажды окейя станет твоей.

Я не знала, что на это сказать, и многое из произошедшего потом не помню. Мама продолжала говорить, рассказывая мне, что, став дочерью окейи, я перееду в большую комнату, которую сейчас делят Хацумомо и Тыква, а они займут мою маленькую комнату. Я слушала вполуха, пока, наконец, не поняла, что, став дочерью окейи, мне уже не придется бороться с Хацумомо. К такому итогу должен был привести план Мамехи, но я до конца не верила, что это когда-нибудь произойдет. Мама продолжала говорить, а я смотрела на ее бледные губы и пожелтевшие глаза. Скорее всего, она неприятная женщина, но, будучи дочерью этой неприятной женщины, я оказывалась вне досягаемости Хацумомо.

Неожиданно дверь отворилась, и вошла Хацумомо.

— Что ты хотела? — спросила Мама. — Я занята.

— Выйди, — сказала она мне. — Я хочу поговорить с Мамой.

— Если ты хочешь поговорить со мной, — сказала Мама, — то можешь спросить Саюри, не будет ли она любезна покинуть мою комнату.

— Окажи, пожалуйста, любезность, Саюри, покинь комнату, — саркастически сказала Хацумомо.

И впервые в жизни я ответила ей, не страшась наказания.

— Я уйду, если мне скажет об этом Мама.

— Мама, не будете ли вы так любезны заставить Маленькую Госпожу Дурочку оставить нас наедине? — сказала Хацумомо.

— Не надоедай! — сказала ей Мама. — Входи и говори, что ты хочешь.

Хацумомо это не понравилось, но она вошла и села за стол посредине между Мамой и мной, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать запах ее духов.

— Бедная Тыква сейчас прибежала ко мне очень расстроенная, — начала она. — Я пообещала ей поговорить с вами. Она сказала мне очень странную вещь, будто вы переменили свое решение.

— Не знаю, что она имела в виду. Но в последнее время я не меняла своих решений.

— Я ей сказала то же самое, что вы никогда не забираете свои слова обратно. Но думаю, будет лучше, Мама, если вы сами скажете ей об этом.

— Скажу о чем?

— Что вы не изменили своего решения удочерить ее.

— Откуда взялась эта идея? Я никогда не собиралась удочерять ее.

Мне было очень тяжело слышать это, потому что я вспомнила Тыкву, сбегающую по лестнице в слезах... Неизвестно, как сложится ее жизнь дальше. Хацумомо сидела с улыбкой, делавшей ее похожей на дорогую фарфоровую статуэтку, но Мамины слова подействовали на нее, как удар камнем. Она с ненавистью посмотрела на меня.

— Так значит, это правда! Вы собираетесь удочерить ее? Вы разве не помните, Мама, как говорили, что собираетесь удочерить Тыкву? И просили меня сообщить ей эту новость

— Меня не волнует, что ты говорила Тыкве. Кроме того, ты плохо справлялась с обязанностями старшей сестры. Сначала все шло хорошо, но затем...

— Вы обещали, Мама, — сказала Хацумомо тоном, испугавшим меня.

— Не смеши! Ты знаешь, я годами наблюдала за Саюри. Почему я вдруг должна удочерять Тыкву?

Я прекрасно знала, что Мама лжет. Она зашла так далеко, что повернулась ко мне со словами:

— Саюри-сан, когда я впервые заговорила с тобой об удочерении? Наверное, уже год назад?

Если вы когда-либо видели кошку-маму, обучающую своего котенка охотиться, видели, как она берет беспомощную мышку и раздирает ее, вы поймете, что Мама предоставляла мне возможность научиться быть такой же, как она. Все, что от меня требовалось, — солгать и сказать: «Да, Мама, вы много раз затрагивали этот вопрос!» Это был бы мой первый шаг к тому, чтобы однажды самой стать желтоглазой старой женщиной, живущей в унылой комнате с бухгалтерскими книгами. Я опустила глаза на циновку, стараясь не видеть ни ту ни другую, и сказала, что не помню.

Лицо Хацумомо от злости покрылось красными пятнами. Она направилась к двери, но Мама остановила ее.

— Через неделю Саюри станет моей дочерью, — сказала она. — За это время тебе нужно научиться относиться к ней с уважением. Когда пойдешь вниз, попроси одну из служанок принести чай мне и Саюри.

Хацумомо слегка поклонилась и вышла.

— Мама, — сказала я, — мне очень неудобно служить причиной такого количества проблем. Уверена, Хацумомо неправильно понимает ваши намерения в отношении Тыквы, но... Разрешите задать вам вопрос? Возможно ли удочерить одновременно Тыкву и меня?

— О, ты теперь разбираешься в бизнесе? — спросила она. — Ты хочешь рассказать мне, как вести дела в окейе?

Через несколько минут появилась служанка с подносом, на котором стояли чайник и чашка, не две чашки, а только одна. Мама сделала вид, что не заметила этого. Я налила ей чай, и она начала пить его, внимательно изучая меня своими желтоватыми глазами.

Глава 24

Когда Мамеха вернулась в город на следующий день и узнала о решении Мамы удочерить меня, она обрадовалась, но не так, как я ожидала. Она кивнула и осталась удовлетворенной, но не улыбнулась. Я спросила, может, что-то происходит не так, как она планировала.

— О нет, торговля между Доктором Крабом и Нобу продолжается, как я и надеялась, — сказала она мне, — и окончательная цифра представляет собой довольно значительную сумму. Когда я узнала это, ты сообщила, что госпожа Нитта собирается удочерить тебя. Чего еще можно желать?

Это то, что она сказала. Но правда, которую я узнавала постепенно в течение нескольких лет, оказалась другой. Прежде всего торговля шла вовсе не между Доктором Крабом и Нобу. Она вылилась в соперничество между Доктором Крабом и Бароном. Могу представить, что при этом чувствовала Мамеха. Именно поэтому она неожиданно охладела ко мне на некоторое время и не рассказывала всю правду.

Это не значит, что Нобу не участвовал в торгах. Он боролся за мой мизуаж, но только в течение нескольких дней, пока сумма не перевалила за восемь тысяч йен. Он перестал участвовать в этой борьбе вовсе не потому, что цена для него стала слишком высокой. Мамеха с самого начала знала о его возможности заплатить практически любые деньги, если бы он захотел. Проблема, которую Мамеха не предвидела, заключалась в том, что у Нобу был не более чем праздный интерес к моему мизуажу. Только определенный тип мужчин тратит свое время и деньги на охоту за мизуажем, и, как оказалось, Нобу не из их числа. Несколько месяцев назад, как вы помните, Мамеха предположила, что ни один мужчина не станет поддерживать отношения с пятнадцатилетней начинающей гейшей, если его не интересует мизуаж. Именно во время этого разговора она сказала мне: «Можешь не надеяться, что его привлекла беседа с тобой». Возможно, она не ошибалась относительно моих бесед, не знаю, но Нобу точно не интересовал мой мизуаж.

Что касается Доктора Краба, то он скорей бы выбрал самоубийство, чем позволил кому-то вроде Нобу увести у него мизуаж. На самом деле, через несколько дней он торговался уже не с Нобу, но не знал об этом, так как хозяйка Ичирики решила не сообщать ему, желая поднять цену как можно выше. Поэтому, разговаривая с ним по телефону, говорила что-то вроде этого: «О, Доктор, я сегодня получила информацию из Осака, что поступило предложение о цене в девять тысяч йен». Хозяйка никогда не любила откровенно лгать, а эта фраза могла толковаться как угодно. Информация могла поступить хоть от ее сестры, живущей в Осака. Но когда она упоминала Осака и предложения, конечно, Доктор Краб предполагал, что предложение исходило от Нобу, хотя на самом деле — от Барона.