Импульс (СИ) - "Inside". Страница 132

Единственный фактор, который ни с чем и никак не может быть связан, это гематомы, которые Эмили и Кларк обнаружили достаточно давно. Травмы черепа медсестра отметает сразу: на снимках они были бы видны невооруженным глазом. Новообразования вычеркивает: тогда никакие лекарства не дали бы толкового эффекта.

Все дело в синяках, усмехается Эмили. На запястьях у Лори, на телах пациентов. Вокруг сплошной гребаный космос, который существует вопреки всем законам.

Значит, они берут начало в почках.

Но как связать два совершенно неочевидных фактора, Эмили не знает. В базе данных далеко не все сведения: например, нет ЭКГ или подобных анализов — но медсестра верит, что сможет понять все из цифр.

Ошибается.

Эмили трет виски пальцами, жмурится, щипает себя за переносицу. Мозг, бодрствующий слишком много времени, восстает против нее, и никакие ударные дозы кофеина больше не помогают.

Ей нужно еще немного. Совсем чуть-чуть, хотя бы просто завершить цепочку. Эмили залпом допивает остывший кофе и перелистывает страницу.

Возвращается к микроинсульту, чуть ли не переписывает справочник, пытаясь понять, как одно из самых распространенных заболеваний может привести к таким катастрофическим последствиям.

Чтобы умереть от энцефалопатии, нужно не давать клеткам кислород достаточно долго — почти шесть с половиной минут. И это если не учитывать внешние факторы: у человека с низкой чувствительностью нервных тканей есть шансы вырвать себе еще немного времени.

Но что вызвало нарушение кровоснабжения мозга?

Глюкоза, конечно же. Непереносимость препарата, ингибированный состав капельницы, неправильно приготовленный раствор. Достаточно повысить простенькую формулу, чтобы получить спазмы.

Эмили повторяется, ходит кругами, заново рисует. Все почти понятно, пусть и с середины, это неважно. Сейчас главное — узнать, на каком этапе была предрешена смерть.

Невозможно ошибиться трижды, можно только…

Эмили закрывает рот руками, чтобы не закричать.

Можно только ничего не делать.

Когда она ложится спать, черный Молескин смотрит в небо провалами пустых страниц.

pant

То, что безбожно опаздывает, Эмили понимает сразу: на часах почти семь, до смены час, а она еще лежит под одеялом и думает о том, что у ее бога все-таки серые глаза.

За окном чертово солнце — насмешливое, ласковое, такое, о котором даже говорить стыдно: ну, не может такого быть, что в Лондоне в ноябре так тепло. Аномальная погода, сумасшедшая, сдвинутая — Эмили меняет пальто на короткую ветровку, забывает дома шарф, закидывает в рюкзак вещи; кое-как причесывается, собирает волосы в хвост — на шпильки нет времени — и вылетает из дома.

Кларк ее на куски порвет.

Из-за чертового недосыпа у Эмили все руки в венах и капиллярах, под глазами огромные мешки, а губы сухие, потрескавшиеся. Больной человек, шепчут в спину. Совсем свихнулась, кричат.

Она запрыгивает в автобус, перебегает дорогу на красный, забывает купить кофе и влетает в приемную, тормозя пятками.

Флегматичная Оливия бросает на нее недоуменный взгляд и вздергивает бровь.

— Опаздываешь?

— Угу. — Эмили наскоро скидывает куртку у лифта. — Кларк меня убьет, — стонет.

— Не убьет. — Оливия щелкает мышкой. — Ее сегодня не будет, а у доктора Чарли прием с полудня.

— Что? — Медсестра резко оборачивается. — Почему?

— Понятия не имею. Папку забери.

Эмили пытается отдышаться. Забирает светло-зеленый файл, пробегается глазами: у нее только одна плановая в бригаде Нила, в остальном она свободна. Не считая, конечно же, гигантского количества документов, но черт с ними, справится, не маленькая.

— А кто тебе сообщил, что доктора Кларк не будет сегодня?

— Доктор Кларк позвонил, сказал, что доктору Кларк нездоровится.

Эмили начинает путаться в таком количестве докторов и Кларков.

— Чарли позвонил?

Оливия кивает и отворачивается: к ее стойке подходят первые пациенты, и Эмили сейчас будет только мешать.

В комнате отдыха пусто и тихо: смена медсестер и ординаторов началась несколько минут назад. Большинство на собраниях или со своими пациентами, только Эмили кажется ненужным элементом. Без Кларк и остальных она чувствует себя некомфортно, словно забытый кусок пазла.

Сейчас ей нужно что-то сделать. Пока Кларк нет на работе, у нее есть шанс узнать что-то еще. Дорисовать, дополнить вчерашнюю схему. Начертить стрелки, сопоставить факты.

Оставляет белый халат висеть в чехле, заваривает в кружке простенький чай из пакетика, усаживается на диване — там, где обычно спал Хармон, прикрывшись очередным учебником.

Так удивительно странно — распахнуть глаза, рассматривать все детали пустой комнаты, видеть безоблачное небо в узком окне, слышать гудение остывающего чайника. Делать это все в тишине — не вакуумной и страшной, а уютной и ненавязчивой, домашней. Диван старый, продавленный и мягкий, а чай крепкий, поймавший золотистый лучик, и Эмили позволяет себе чуть-чуть расслабиться. Вдохнуть сильнее, чем обычно.

Ведь все когда-нибудь наладится.

Она не боится своих мыслей — давно перестала или просто свыклась с навязчивым страхом стать замеченной. В голове могут быть сотни жужжащих пчел, но ей всегда нужна только одна.

Самая черная и страшная, но такая очевидная, рождающая взрывы под кожей.

Чарли Кларк убил трех пациентов. Пусть нечаянно, пусть он и не хотел, но сделал это. Лори его прикрывает, конечно же. Тащит до последнего на своей хрупкой спине, ставит стеклянные бронежилеты. Единственный у нее брат, неповторимый.

Вот и ответ на все вопросы.

Интересно, это безумие на двоих? Или младший Кларк просто вырос вот таким — капризным, жестоким, агрессивным? Как в окружающем их мире, абсолютно одинаковом для обоих, получились две разные личности — стальная Лорейн и золотисто-балованный Чарли?

Эмили подскакивает с дивана.

Лорейн думает, что все дело в ней. Что это она виновата, что она позволила Чарли делать такие страшные вещи, не сберегла, не могла себе даже представить. Не ждала кинжала в спину, стальных прутьев вдоль позвоночника. Не смогла найти на него управу.

Чего боится Чарли Кларк, думает Эмили, уверенно шагая по коридору в блок P. Чего может бояться человек, который защищен от всего мира прочным щитом?

Только одного.

Что щит исчезнет.

ultimate

У него в кабинете раздрай, словно гигантский торнадо собрался посередине комнаты, но в последний момент передумал и распался, разбросав повсюду кусочки Чарли.

На полу валяются тесты-кляксы, и Эмили видит в их очертаниях собственную боль: черную, густую и рваную; столика больше нет — куда психиатр мог деть гигантский японский сад, медсестра даже не хочет думать, — как нет и части дипломов, раньше висевших на стенах. Но уют остается: в крохотных цветных стеклышках, свисающих с потолка, в резных чашках, в большом красивом цветке, стоящем около окна. С легкой завистью Эмили подмечает, что младший Кларк умудряется превратить хаос вокруг себя в домашний комфорт.

Безумный гений выходит на середину комнаты и коротко кивает в знак приветствия. Солнечные лучи сразу же вплетаются в светлую копну волос, и на белоснежной коже становятся видны рыжеватые веснушки.

Такие же, как у сестры.

— Эмили-Эмили-Эмили. — Психиатр складывает пальцы треугольником. — Я жду нашего разговора уже очень давно. Присаживайся. — Он показывает ладонью на кресло.

Конечно, он ждал ее — секретарша не задает вопросов, а сам Чарли и бровью не ведет, когда Эмили влетает в его кабинет.

Это будет опасная игра, с ходу понимает. И в конце кто-то продолжит свой путь по прямой, а кто-то пойдет ко дну.

Осталось узнать внешние факторы.

Медсестра не двигается с места.

— Где Лори?

Чарли морщится, словно съел лимон.

— Ей нездоровится. Но она скоро поправится, я уверен. — Он первый усаживается в кресло и расправляет халат на плечах. — Тяжелая выдалась осень.

— Ты снова ее избил? — прямо спрашивает Эмили.