Импульс (СИ) - "Inside". Страница 134

Люди же. Не животные.

— Можно и так сказать. — Психиатр ведет ладонью. — Она делала не так, как я хотел.

— И ты вывихнул ей руки из-за этого?

— Это не твое дело, — отрезает Чарли.

Она ходит по тонкому льду. Балансирует, пытаясь не рухнуть в ледяную пропасть. Знает, что не выберется, оценивает шансы трезво. У них только один разговор, только одна попытка выяснить отношения, и кидаться обвинениями — глупо.

— Это ты отключил кнопку? — спрашивает наудачу.

Ну, должно же иногда везти?..

— Кнопку? — Чарли изгибает бровь. — Какую?

— В день моего…

— А, — отмахивается. — Нет. Лори перенаправила на себя вызов и взяла дежурство, чтобы контролировать ситуацию. — И вдруг смеется. — Ты не все знаешь, маленькая Эмили, далеко не все.

Она хорохорится, храбрится, задирает подбородок. Это его игра, но правила неизвестны, только приз. И сейчас ее очередь бросать кости, мухлевать, искать козыри в рукаве.

— С чего ты взял?

— Иначе бы не задавала такие вопросы. — Чарли усмехается. — Ты даже целый список составила в блокноте. Верно?

Она сильнее прижимает к себе ежедневник.

— Откуда…

— Я психиатр, Эмили. Это моя работа — знать, что у тебя в голове. Даже когда ты этого не хочешь. Итак, — он поднимается с кресла, — ты пришла ко мне, чтобы получить ответы. Но не подумала, что я могу их не дать, верно? Ведь не все вертится вокруг этой штуки, — Чарли показывает пальцем на Молескин, — и твоих вопросов. И тебя, Эмили. Не все вертится вокруг тебя, — повторяет.

— Как ты можешь обвинять меня в эгоизме?! — Эмили подскакивает. — Как ты смеешь это делать?! Твоя сестра защищает тебя от всего мира, а ты делаешь ей больно, оставляешь одну и сидишь здесь в ожидании, пока все разрешится!

— О. — Чарли облизывает губы. — Смотри-ка: прямо как ты, Эмили. Да мы в одной лодке.

Она теряет дар речи.

Нет. Он не может сравнивать ее с собой. Это невозможно.

Она не такая, как Чарли Кларк.

Нет.

Исключено.

Все, что он делает, — намеренно причиненная боль. Сломанные косточки, выщипанные перышки, нервные срывы, бесконечные сигареты. Отчаянный, депрессивный секс. Он сводит Лорейн с ума, пьет ее, как вампир, а потом оставляет, давая время восстановиться.

И снова.

И снова.

И снова.

Это выбешивает ее. Выводит из себя, стелет пелену перед глазами. Ярость клокочет между ребер, льется криком наружу:

— Даже. Не. Смей. Нас. Равнять! Даже не думай! Ты появляешься в ее жизни только тогда, когда тебе нужно! Тебе словно нравится издеваться над ней! Знаешь, сколько раз я лечила ее руки, сколько синяков от тебя замазывала на ней? Каждый раз, когда ты требовал внимания, словно маленький ребенок, происходило что-то страшное, разве ты не задумывался? Я вытаскивала ее после тебя! После ваших встреч, когда ты хватал ее и тащил за собой, словно игрушку! Когда ты кричал на нее, когда она бросалась к телефону, чтобы ответить! Что ты сделал с ней в Оттаве, ты знаешь? С нами обеими! Ты сломал ее, ты сломал меня! Но только знаешь что? Тебе не захватить ее в плен, она не твоя собственность, не твоя игрушка! Она живой человек!

Задыхается. Хватается за грудь, давит хриплые выдохи, откашливается. Думала, что не может так кричать, не умеет. Только плакать и жалеть себя. А оно вот как оказалось.

Чарли смотрит на нее с насмешкой. Не принимает удар, не признает поражение. Скрещивает руки на груди, медленно поднимает и опускает веки.

Словно Эмили тут вообще нет.

И от этого ей хочется еще сильнее раскачать этот безумный маятник.

Ведь даже у Чарли Кларка должен быть рычаг, на который можно нажать. Тревожная кнопка, механизм запуска выключения равнодушного цинизма. Чарли Кларк — худой, потерянный подросток, павлин в цветастых перьях, лживый ублюдок.

Она думает о Лори.

Что ей дороже всего на свете?..

— Да что ты вообще знаешь о семье, если ты причиняешь своей только боль? — отчаянно произносит Эмили. — Ты только хуже делаешь каждый раз, когда появляешься. Никогда не задумывался, что ей было бы лучше без тебя? Может быть, она мечтает, чтобы тебя не было? Ты не можешь залезть к ней в голову. Она ведь твоя сестра.

Море волнуется раз.

Море волнуется два.

Море волнуется три.

Безобразные волны плещутся между его ребер, разливаются отравленной пенистой волной, заставляют приоткрыть рот, но не произнести ни звука.

Она его задела. Зацепила, ранила. Не слишком сильно, чтобы потерять контроль, и не слишком больно, чтобы завыть и упасть на колени, но достаточно, чтобы почувствовать себя уязвленным.

Наверное, поэтому он обрастает шипами. Прикусывает губу, смотрит исподлобья, в серой стали глаз плавится металл и горит ненависть. Проехалась по гордости, оставила следы.

Не простит.

— Моя милая Эмили, — его голос льется патокой, — я хотя бы не пишу ей послания на себе.

Это поражение.

Его гребаная ухмылка, его мерзкие, растянутые в улыбке губы — ее поражение.

Удар под дых.

Острая боль уносит ее в пустоту, заставляет задержать дыхание, чтобы не разрыдаться. Молескин с тихим хлопком падает на пол; с раскрытых кремово-желтых листов иронично смеются буквы.

Убийца?

Медсестра жмурится, чтобы не видеть острый росчерк вопроса, забытого в конце предложения, и царапает плечи в попытках деть куда-то кажущиеся ненужными руки.

Чарли делает шаг к блокноту, поднимает его с пола и лениво пролистывает.

Раздевает ее.

Снимает иллюзию брони — тонкую и бумажную, не нужную никому. Он уже выиграл, у него в руках его приз — черная записная книжка с ее мозгами.

Хрупкая фигурка Лори растворяется в воздухе.

Победитель получает все.

— Значит, Шерлок готов вынести вердикт? — Чарли захлопывает ежедневник и протягивает ей.

Издевается.

Смеется.

Насмехается.

Эмили собирает остатки гордости. Выскребает из костей, выжимает из воспоминаний. Снимает с кончиков пальцев, с искусанных губ.

Не Лорейн сказала ему про порезы. Не она, нет. Он сам узнал, как-то подглядел, посмотрел. Ведь только Чарли Кларк может втереться в доверие к кому угодно, чтобы заполучить доступ к тому, что ему нужно.

Значит, она не предала. Значит, есть надежда.

У нее остался один-единственный ход, и Эмили не может пропустить его.

— Чарли, ты… — Она сглатывает. — Ты ведь понимаешь, что ты подставил Лори под удар. Ты же осознаешь последствия своих поступков. Она выдержит, она сильная, но рано или поздно…

Рано или поздно даже Лорейн Кларк сломается. Подожмет под себя ноги в пустой квартире, расцарапает пол, завоет раненым зверем. Будет ненавидеть себя, рвать волосы на голове, впиваться ногтями в кожу.

А потом исчезнет. Растворит в себе все человеческое, оставит только белый халат и серые глаза с вечной метелью.

Не это ли произошло несколько лет назад?..

Не это ли с ней сделал Мосс?..

Не этого ли боится Чарли? Остаться без сестры, воевать со всем миром в одиночку?

Даже ангелам нужны ангелы.

— Я ошибся, — коротко отвечает психиатр. — Так бывает. Люди ошибаются.

— Ценой чужих жизней? — уточняет медсестра, прижимая к груди Молескин.

— Это не моя вина, — обрывает ее Чарли. — И не твое дело.

Ей не нужно думать о том, что сейчас сказать: слова слетают с языка сами.

Эмили качает головой:

— Слишком поздно это говорить, тебе так не кажется? Ты убил людей, Чарли. Троих, о которых я знаю, а сколько еще пострадало от твоих рук? Мужчина с пулей в голове тоже был твоим пациентом! Помнишь, я приходила сюда когда-то, говорила, что мне важнее деньги и слава? Оказалось, что все наоборот. Это ты гонишься за ними, не думая о работе. Потому что ты слабак, который прячется за спину своей сестры, — выплевывает она. — Знаешь, что я думаю? Пора доктору Моссу все узнать. Ты ведь этого так боишься, верно? Того, что он сделает с тобой, когда услышит правду. Он заберет ее. Он заберет ее у тебя, Чарли. Ты так хотел, чтобы это была не я, так будь по-твоему. — Медсестра расставляет руки в стороны и делает реверанс.