Импульс (СИ) - "Inside". Страница 75

Как, впрочем, и в медицине.

Она угадывает: на третьем этаже находит тяжелые ворота, затем еще одни двери, небольшой проем с лифтами и сразу же за ними — переход из правого крыла в левое, оформленный в виде панорамного коридора.

Двести тридцатый номер находится в самом конце второго этажа — его и еще один, напротив, отделяет от основного пространства резная арка. Эмили дважды стучится в дверь, пока та не распахивается, чуть не заехав ей по носу.

Кларк в одних коротких шортах и футболке расхаживает по номеру, сжимая в зубах незажженную сигарету: курить в комнатах нельзя, нужно выходить на балкон или в специальные помещения. На крайний случай — распахнуть окно.

Эмили чувствует: ее это злит. Буквально выводит из себя. На улице слишком холодно, везде датчики, организм требует никотина, и если Кларк не выкурит хотя бы одну сигарету, то у «Фэйрмонта» все шансы взлететь на воздух от ее гнева.

Поэтому она подходит к еще не распакованным вещам на кровати, аккуратно вынимает их из пакета, встает на стул и, кое-как удерживаясь на цыпочках, откручивает крышку.

Дальше дело за малым — чуть скрутив резьбу, медсестра заправляет в нее концы пакета так, чтобы внутри целлофана был воздух. Затем прикручивает обратно.

Остается самое сложное — слезть.

Голова все еще гудит, обмотанное вокруг полотенце вдруг начинает так не вовремя лезть в глаза, Кларк стоит внизу, и Эмили позволяет себе оступиться.

Просто для того, чтобы упасть в крепкие объятия нейрохирурга.

Почувствовать ее напряженные мышцы, сбитое дыхание, ощутить жар ладоней на своей коже.

Впиться своими губами в ее.

Целовать жадно, пропуская воздух сквозь, прижиматься всем телом, уронить на кровать, сметая идеально сложенные вещи, сбрасывая их на пол, чувствовать во рту горький вкус кофе, кажущийся неполным без никотина, переплетать пальцы-руки-ноги-тела, сбивать дыхание.

Осмелев, забираться ладонями под футболку, ощущать горящую кожу, чувствовать податливость, покоренность, завоеванность; терять голову так быстро, как только можно, видеть космос перед глазами — рождение Вселенной, Млечный Путь, пылающие астероиды.

Это словно упасть в раскаленное солнце. Хлебнуть чистого кислорода. Сгореть в атмосфере.

Кларк — эфир. Дурман, проникший в кровь и заставивший ее бурлить, кипеть, вырываться из артерий.

Кларк — экстаз. Приход похлеще, чем у наркомана. Абсолютный кайф. Нездоровая галлюцинация, надежно поселившаяся в ее мозге.

Лорейн кладет ладонь Эмили на сердце, пытаясь отдышаться. Останавливает. Прерывает. Не потому, что не хочет, нет, просто знает: не самое подходящее время, не самое лучшее место.

Они обе на взводе — разгоряченные, ярые, готовые разорвать друг друга на клочки в попытке стать еще ближе. Дышат тяжело, часто, смотрят друг на друга шальными глазами: золото и серебро, платина и кофеин; раздевают друг друга взглядами, пальцами царапают простыни.

— Надо собираться, — выдыхает Кларк. — И тебе тоже.

— Зачем? — Эмили подбирает полотенце с пола, прячет лицо в еще мокрых волосах. — Разве это важно?

— У них строгий дресс-код.

— Что?..

О, нет. У нее нет ничего, что подходило бы под эти два слова. Ни рубашек, ни юбок, ни платьев. Только футболки, свитера и джинсы. Никакой формальной одежды.

— Вечернее платье, — уточняет Кларк, одним движением поднимаясь с кровати. — Все такое.

Все такое. Каблуки, укладка, прическа, красивая одежда. То, чего у нее никогда не было.

Паника похожа на москитную сетку — оборачивается вокруг, сжимается. Дышать можно, но не получается — слишком туго, некомфортно, тяжело. А Кларк стоит перед ней, и шорты полностью оголяют ее ноги в еще не заживших синяках.

Эмили помнит, что вместо живота у нейрохирурга космос, а на спине желтыми подсолнухами цветут сходящие гематомы.

— Увидимся на ужине. — Кларк разворачивается на пальцах ног, убегает в соседнюю комнату: рабочий кабинет, массивный стол, кожаное кресло, картины на стене.

Спальни, как и номера, сильно отличаются: вместо полуторной кровати у Эмили здесь стоит огромное ложе, вместо крохотного туалетного столика — шикарное трюмо с тремя зеркалами и мягким пуфом, вместо обычного встроенного шкафа — зеркальный гардероб с раздвижными дверьми.

Кларк мелькает на периферии ее зрения вспышками молний, постоянно двигаясь по кабинету, то и дело отвечая на почту или собирая в плетеную корзину душевые принадлежности, полностью игнорируя Эмили, показывая, что их разговор окончен.

Медсестра выходит из номера Лорейн, сжимая в руках полотенце и думая о том, что, может быть, ей лучше вообще никуда не ходить, остаться в комнате, сидеть и жалеть себя, а завтра пойти и купить самое простое платье «лишь бы было» и быть в нем самой уродливой женщиной на земле, потому что рядом с такой, как Кларк, весь мир словно бы теряет свою красоту.

Стоп.

Она не позволит Моссу взять над собой вверх.

Она не может этого сделать — просто потому, что война уже объявлена, первые шаги уже сделаны, первые потери уже наступили.

Ей надо что-то придумать.

Срочно.

*

Сара открывает дверь после первого стука — щелкает ключ-карта, и в нос Эмили ударяет резкий запах приторно-сладких духов.

Операционная медсестра стоит перед ней в кремово-бежевом платье сильно выше колен, блестящих колготках с белыми нитями узоров и в точно таком же полотенце, обмотанном вокруг головы.

Боже мой, думает Эмили, какая же она красивая. Я бы хотела быть ей.

— Эмили? — Зевает в кулак. — Что-то случилось?

— Простите, вы не заняты?

Сара отодвигается, приглашая войти. Грациозная и невысокая, с азиатским разрезом глаз и накрашенными телесной помадой губами, она похожа на диковинную птицу — не ходит, а порхает по ковру, едва касаясь тяжелого светлого ворса ногами.

Наверное, от таких, как она, на снегу не остаются следы.

— Думала, мы давно уже на ты, — говорит она, опускаясь на пуф перед туалетным столиком. — Представь, этот урод поселил нас с Диланом в разные номера. Ну охренеть теперь. — Она в ярости макает длинную кисть в баночку с чем-то темным.

— Королевская чета спит отдельно, чтобы лучше высыпаться, — замечает Эмили. — В этом тоже есть свои плюсы.

Сара придерживает кожу века рукой, другой с помощью кисти одним движением рисует стрелку — острую, ровную, тонкую, похожую на нее саму. Секунда — и движение повторяется.

— Так что случилось? Прости, не могу на тебя смотреть, все размажется. — Она машет руками в попытках быстрее высушить подводку.

Эмили нервно заламывает руки.

— У тебя не найдется… Эм… В общем, мне не в чем идти. И я подумала, может быть… Может быть, ты сможешь одолжить мне какую-нибудь одежду для банкета? — выпаливает она на одном дыхании.

И зажмуривается, готовясь услышать «нет».

— Какой у тебя размер? — Сара чуть приоткрывает один глаз.

— Э-э-э, я не знаю. Четырнадцатый?

— У меня десятый. — Вздох. — С другой стороны, не все вещи нуждаются в размерах, чтобы их носить. Не помню, брала ли я с собой что-то подходящее… Кажется, мой восьмой чемодан все еще в номере у Дилана. Сейчас посмотрю.

Эмили видит гору неразобранных сумок, сваленных у туалетного столика — планировка номера Сары такая же, как у Кларк, — и думает, что это все, наверное, затянется.

— Так и быть. Раз в году побуду феей-крестной, — констатирует Сара, присаживаясь на корточки и распахивая крышку. — Черт, я так ничего и не разобрала. Мы с Диланом ходили обедать в какое-то классное кафе сразу у канала и что-то слишком засиделись.

— Я вообще спала. — Эмили осторожно усаживается на краешек кровати. — Тебе точно не трудно?

— А, брось. Будешь мне должна.

У нее длинные руки — ненормально длинные, словно вытянутые генетической мутацией; цепкие и слишком изогнутые пальцы, будто не может выпрямить; и двигается Сара плавно, по внутреннему алгоритму, заданным действиям. Никакого хаоса — только порядок и грациозность.