Импульс (СИ) - "Inside". Страница 80

В твои руки не страшно падать, шепчет медсестра; и капли воды прозрачным бисером скатываются по ее лицу.

Холодный свет вдруг становится нежным, бережным, стерегущим, Эмили целует первая — привстает на носочки, тянется; Кларк фыркает, ругается, но отвечает — и пена с волос лезет в нос и рот, горькими пузырьками оседает на коже, мыльными хлопьями падает вниз, щекочет ноги.

Вокруг все вращается, падает, смеется — карусель, красное и золотое, вспышки камер, звонкая музыка; и они взлетают, расправив крылья, трогают солнце и друг друга, оставляя золотистые дорожки на коже.

И между ними растут цветы — легкие бутоны, склонившие лепестки, впитывающие каждое мгновение; не хватает только акварели — раскрасить друг друга, обмазаться с головы до ног, можно даже пастель или масло — чтобы ярко, всполохами, до дрожи; и они, такие податливые, жадные, раздразненные горячими струями воды, хлебнувшие горчащей пены, медовых губ, смотрят друг другу в глаза — и не могут остановиться.

Кларк все такая же молчаливая, задыхающаяся, глотающая воду и Эмили; а у медсестры перед глазами салюты взрываются, когда нейрохирург трогает ее тело, касается кончиками пальцев бедер, дразнит, играет, усмехается в губы, и чертово серебро все еще плавится, сгорает, стекает по ногам вниз, заставляет пылать, прижиматься к ледяной стене.

Эмили целует Лорейн, пригорает к ее губам, стонет, почти кричит, и так хорошо, так невыносимо хорошо, что колени сводит дрожью, а пальцы впиваются в кафель, царапают, ищут, за что зацепиться.

Имя звенит на губах.

Эмили ныряет в глубокое море.

*

То, что в гардеробе у Лорейн Кларк есть что-то кроме формальной одежды, заставляет Эмили подавиться кофе.

Потому что розовый смешной бомбер и крошечные, едва прикрывающие ягодицы, шорты никак не вяжутся с образом роковой женщины.

Они сидят на кровати, сложив ноги по-турецки, и пьют кофе из огромных пузатых кружек: завтрак обе бесстыдно проспали, поэтому Эмили разыскивала по всему отелю хотя бы что-то отдаленно напоминающее ланч. На помощь внезапно пришел портье — снабдил целым подносом еды, кофейником и упаковкой сливок: бегавшая в растянутых джинсах, огромной майке и с мокрыми волосами Эмили вызвала у него симпатию.

За исключением этого момента и того, когда медсестра переодевается в своем номере (телефон ложится в задний карман джинсов), от Кларк она не отходит ни на секунду. Воскресенье — свободный день, и они планируют провести его вместе.

Кларк подливает сливок в кофе и машет чашкой перед глазами у Джонсон:

— Ты что, опять не слушаешь?

Эмили с трудом отрывает взгляд от стройных длинных ног нейрохирурга.

— Нет.

— Что — нет? — Кларк вскидывает бровь. — Что я только что сказала?

— Ты такая красивая. — Эмили выдыхает. — Я просто пытаюсь тебя рассмотреть.

Лорейн фыркает:

— Может, мне еще раздеться? Для лучшего обзора.

— Давай.

— Боже. — Кларк накручивает на палец локон ее волос и легонько тянет на себя. — Ты ужасна.

— Зато ты — нет. — Эмили улыбается.

— Что за плоский флирт, Джонсон?

— О, ну, нет! — Эмили ставит пустую чашку на тумбочку. — Плоский флирт был вчера с этой Евой. Как там?.. Ваше имя не менее прекрасно, доктор-хочу-вас-прямо-на-этом-столе-Кларк? — Она давит на плечи Лорейн, заставляя ту упасть на подушки. — Доктор-позвольте-я-буду-кричать-его-всю-ночь?

— Чтоб тебя. — Кларк смеется. — Это было так ужасно?

— Отвратительно! — Эмили забирает у нее кружку. — Два голубка. Пойдемте покурим, доктор Кларк, — передразнивает она. — И ты согласилась! Вдруг она предложила бы тебе курить одну сигарету на двоих?

— И что? — Лорейн сверкает глазами.

— Ну… Рот в рот, все дела…

Эмили заминается, и этой секунды хватает на то, чтобы Кларк одним резким, сильным движением перевернула ее на спину.

Теперь она сверху — сидит, обхватив бедра своими острыми коленями, смотрит задорно, с вызовом, усмехается. Глаза горят бешеным огнем.

Ну, и кто сейчас победил, маленькая Джонсон?

— Я бы ее убила, — шепчет Эмили одними губами. — Если бы она к тебе…

— О, мне стоило быть наглее! Я бы ни за что не пропустила столь увлекательное зрелище. — Лорейн смотрит на нее сверху вниз, облизывает губы, наклоняет голову.

— Она бы зажала тебя в углу и… Ох!..

Ерзает. Трется. Пружинит на кончиках пальцев, мягком матрасе, согнутых ногах. Вечный мазок фиолетовой помады, словно без нее не может существовать, распухшие губы. Горячая, жадная.

В животе что-то ухает вниз. Разрывается.

Эмили с хрипом втягивает воздух в легкие, кладет руки на бедра Кларк, храбрится, сжимает, получает ответную реакцию — Лорейн наклоняется к ней, целует шею, и кожа вибрирует под влажными губами.

Молния ползет вниз, обнажает подсвеченное солнцем тело в синих, красных и желтых оттенках. Страшное зрелище.

Все еще худая, невесомая, тонкая. Сидит без своих вечных кружев на бедрах, покачивается. Изводит. Изгибает спину дугой, громко дышит, забирается пальцами под футболку медсестры, щекочет.

Эмили тянет ее на себя, прикасается губами к ключице, солнечному сплетению, крохотному шраму на груди. Мышцы завязываются узлами — восхищение, безумная радость, удовольствие.

Лорейн приподнимается, нависает. Смотрит горячим февралем, плавит горький шоколад. Чуть раскрывает губы, смеется какой-то шутке — они обе даже не понимают, о чем речь, но смех звонкий, колокольчатый, заразительный.

Футболка снимается так быстро, что Эмили даже не замечает, как между их телами остается только плюшевая ткань крохотных шорт и грубоватый хлопок ее собственных штанов.

Поэтому все, что она может делать, это смотреть, смотреть, смотреть, неотрывно наблюдать за лицом Кларк, ее мимикой и проскальзывающими эмоциями. Вот прикрывает глаза. Чуть извивается, позволяя теплу ладони скользнуть по животу. Подается навстречу пальцам, движется плавно, гибко, упираясь ладонями в ее грудь.

У Эмили заканчивается кислород.

— Ты потрясающая, — шепчет. Толчок. Еще толчок. Безумный замкнутый круг. Постоянный цикл.

Белоснежное тело облито солнцем — лучи ласкают серебро медальона, скачут по ресницам, прикрытым векам, разливаются по позвонкам, наполняют изнутри.

Живой, лоснящийся шелк. Неторопливая, спокойная, такая прекрасная в своей тишине; и ее бы поставить на полку, любоваться и бояться коснуться, да только Эмили трогает, чувствует, как по спине бегут мурашки, как дрожат согнутые в локтях руки, как губы сохнут от одной только мысли, что сейчас происходит. Тугой комок в низу живота, напряженные мышцы, узость вокруг пальцев.

И так тихо, так стеклянно, прозрачно тихо, что каждый вдох Кларк разносится по комнате эхом, застывает в воздухе, делится на бесконечные частицы.

Наверное, они могли бы делать это где угодно.

Она не вскрикнет, даже если Эмили сделает что-то не так.

И это страшно.

После Кларк лежит в ее объятиях, на сгибе локтя, и курит — медленно, сногсшибательно красиво окутывает комнату дымом.

— Научи меня. — Эмили поворачивается к ней.

— Чему? — Лорейн затягивается.

— Вот этому. — Она переводит взгляд на сигарету. — Научи меня.

— О, нет-нет-нет. — Кларк выдыхает ей в губы. — Даже не думай. Это слишком страшная привычка.

— Но я хочу! — Эмили надувает губы. — Пожалуйста.

— Ты переведешь мне сигареты. Вернемся — тогда ладно.

— Обещаешь?..

— Обещаю. — Кларк закатывает глаза. — Невыносимая девчонка.

Эмили жмурится и утыкается носом в ее макушку.

*

После ужина медсестра стучится в номер Кларк, и дверь распахивается почти мгновенно: нейрохирург в алой рубашке и слишком узких джинсах держит в руках нагло утащенное прямо со стола вино.

— Мы что-то отмечаем? — Эмили заходит внутрь. — Или ты просто хочешь меня споить?

Кларк не отвечает — распахивает балкон, впускает холодный воздух. Выходит, стуча каблуками, хватает плед со спинки стула, набрасывает на плечи. Эмили идет следом — теплая кофта, мягкие кеды, два бокала и пачка сигарет в руках.