Хватка (СИ) - Войтешик Алексей Викентьевич "skarabey". Страница 27

       «Хорошую сварили замазку, раз только сейчас стала пропускать, — ощупывая рукой места, откуда капала вода, подумал старик. — Эх, где ж сейчас мои сынки? Мокнут под дождем, солдатики».

       Деду отчего-то сразу нарисовалась страшная картина спящего под ливнем поля, усланного людскими телами, но его сынов там нет, они в траншее, оба. Сидят, прижавшись друг к другу, прячутся под солдатской накидкой от дождя… В другой стороне, тоже в окопах, так же укрываются немцы. И их мертвыми в том поле лежит много. И солдаты, и офицеры…

       Только-только вздохнувшие полной грудью от воспоминаний довоенных лет мысли старого человека снова навалились на него, словно разозлившийся Домовой, что, случается, посреди ночи садится к людям на грудь, и не дает им спокойно дышать.

       И что за змей, этот немецкий майор? — Чувствуя тяжесть прошлого вечера, сокрушался про себя старик. — «Подумайте, дедушка, — все звучали слова офицера, переведенные проклятым поляком Юзефом, — вы исправно работали на коммунистов, потому и живете не в глинобитном доме, а в хорошем. А ведь у красных это немногим удается. Второе: это ваши сыновья. Они сейчас воюют против нас. По сути вы и семьи Алексея и Кузьмы для нас являетесь врагами. Так что если вы не имеете желания и стремления служить нам, значит, вы на стороне русских и будете вредить! Получается так?..»

       Сам черт не разберет, как оно все у них, у этих хитрых немцев получается. А еще на жидов кивают. Сами, сволочи, так криво и ловко умеют вывернуть твои же слова, а потом, со всего маха тебе же в горло их другим концом и впихать!

       «…Если будете служить у нас старостой, то мы готовы закрыть глаза на тот факт, что Алексей и Кузьма воюют. Ну а не согласитесь, значит и вы с ними заодно, и семьи ваших сыновей. У нас по отношению к врагу правила очень жесткие, скоро сами в этом убедитесь. Хотя, какую-нибудь мелочь мы готовы и потерпеть. Допустим, мы же не запрещаем детям в селе носить оставшиеся после боя фуражки с зеленым околышем. Это ничем нам не вредит, хотя и напоминает о войсках Сталина. Однако, прошу заметить, если же случится что-то другое, боле серьезное, саботаж, или …вдруг кому-то в голову придет нам вредить, тогда уж не обессудьте…».

       «М-да, — снова начал маяться дед, — зажали в угол так, что прямо в Правлении в пот кинуло». И тут же на смену первому подсаживается другой офицер. По-русски, гад, чешет так, что заслушаешься: «А теперь», — говорит, — Моисей Евдокимович, давайте поговорим о местных курганах, сказках, былинах…».

       Какие там сказки? Старик готов был сейчас же выпрыгнуть в окно, да бежать сломя голову домой. Собрать скорее всех от беды подальше, да скопом, пока не опомнились немцы, вывести через рощу хоть куда-нибудь и спрятать. Да куда уж теперь? Обложили, как того волка в яме, никуда не денешься.

       Теперь придется вести гитлеровских вояк и показывать им, где тот самый курган, о котором каждый ребенок в Легедзино знает, но рассказать про то может почему-то только пришлый, не местный Бараненко.

       Может селяне намеренно так делают? Не свой — не жалко? Эх, знать бы по фамилиям тех «доброжелателей», что так старательно немцам все рассказывает. И тут старику словно обухом по голове ударили! Так ведь он и намекал пану Юзефу про то, что это все это чьи-то злые наговоры. Было же, но! Переводчик только знай, твердит свое: «Станете старостой, вы не только получите информацию кто и что про вас и других нам рассказывал, вы еще сможете и «отблагодарить» каждого из них». Власти у вас будет достаточно, поверьте».

       К слову сказать, позже с должностью старосты уже не так плотно наседали, как, скажем, с теми же сказками и курганами. Ну вот кто этих фашистов разберет? Ладно бы перепились и сдуру развлекались, желая послушать байки. А то ведь этот, второй, что говорил на русском, вслушивался в каждое слово Бараненко, и даже что-то за ним записывал.

       Хорошо хоть не замучили до обморока разговорами и запугиваниями, отпустили. А ведь на первых порах казалось, что они сейчас же соберутся и, на ночь глядя, взяв его в провожатые, вместе со своими солдатами тут же пойдут копаться в дальнем кургане.

       О том, что копать древние холмы нельзя, это место заговорено, они и слушать не хотели. «Как только наступит подходящая погода», — говорил по-русски тот, к которому пан Юзеф обращался не иначе, как «господин обер-лейтенант», сразу же начнем работы. А вот на тебе! На всю ночь дождь зарядил. Не хотят курганы к себе их пускать.

       Ночь катилась к утру, а, как говорила бабка Мария «кудлатую» голову деда Моисея никак не покидали майор со предложением стать «старостой», да обер-лейтенант со сказками и курганами, о! А был там еще один немец, гауптман. Тот и вовсе заставил старика с трудом сдержать желание хвататься за сердце. Этот, через пана Юзефа, все дознавался, а не осталось ли хоть одного советского пса после того страшного боя?

       — Может, в лесах где-то бегают или к кому-то домой прибились?

       — Где там советского? — Немеющими губами отвечал ему Бараненко, — ваши солдаты даже наших собак всех начисто перебили.

       Старик осторожно бросил взгляд в светлые, проникновенные глаза немца и почувствовал, как холодеют от страха сжатые в кулак пальцы. Ну вот поди ты, пойми: так просто спрашивает этот офицер, или точно, сволочь, знает, что одна овчарка отлеживается у них в сарае за перегородкой?..

        (Укр.) Брось, внук. Это и дети смогут порубить. Лучше допили сухое, чтобы на весь двор не валялось.

        (Нем.) Дедушка.

        (Польск.) Дедушка.

        (Польск.) Знатная пани.

        Машино-тракторная станция (МТС) — государственное сельскохозяйственное предприятие в , обеспечивавшее техническую и организационную помощь сельскохозяйственной техникой крупным производителям сельскохозяйственной продукции (, совхозам, сельскохозяйственным кооперативам).

        Исследователь памятного боя под Легедзино Александр Фука рассказывал, что память о героизме пограничников и их помощников среди жителей села была настолько велика, что, несмотря на присутствие немецкой оккупационной администрации и отряда полицаев, пол села мальчишек с гордостью носили зеленые фуражки погибших.

       часть 1 глава 9

ГЛАВА 9

       Винклер проснулся от того, что сквозь сон услышал недовольный возглас Конрада:

       — Черт подери, ну что за невезение? Опять дождь.

       Гауптман поднял наполненную звенящей болью голову и осмотрелся. У окна, опираясь руками на скамью, стоял и с кислой миной взирал на серое, дождливое небо Бауэр.

       — Слышите, Винклер? — Бросил он в сторону командира. — Снова льет.

       Руководитель группы приподнялся:

       — Чего вы вскочили, Конрад? — С трудом узнав свой хриплый после сна и обильных ночных возлияний алкоголя голос, недовольно спросил гауптман. — Раз дождь, ложитесь и спите дальше…

       — Ну нет, так не годится, — зачерпывая кружкой из ведра воду, глухо бросил в его сторону «Крестьянин». — Так еще один день вылетит в трубу. Наступит вечер, снова будем пить этот вонючий шнапс, а утром голова, …как это жестяное ведро.

       Бауэр приложился к кружке и с жадностью напился.

       Слыша их разговор, в углу на кровати зашевелился медик Вендт: