Хватка (СИ) - Войтешик Алексей Викентьевич "skarabey". Страница 38

       часть 2 глава 3

ГЛАВА 3

       3 сентября к половине второго дня господа офицеры собрались в Правление, пообедать. Благодаря тому, что из-под Умани вместе с солдатами усиления в Легедзино прибыл повар с полевой кухней, в их спартанском меню наконец-то появилась горячая пища, от коей, не доверяя местной стряпне, им до этого приходилось отказываться. Возможно, где-нибудь на охоте или на фронте, когда долгое время голодаешь, все эти борщи, блины или вареники пошли бы за милую душу, но сейчас, когда над головой крыша и бои гремят так далеко, что их почти не слышно, хотелось бы получать еще и эстетическое удовольствие от приема пищи. То же, что могли предложить им в селе, казалось чем-то средневековым.

       Дым от кухни, поднимающийся над окружавшими Правление деревьями, был заметен и от кургана, к коему с утра отправились скучающие офицеры. Никто из них не имел желания оставаться в помещении, которое за последние дни изрядно им надоело.

       Специально для них возле раскопок, по приказу хозяйничающего там Бауэра, в тени старой, ветвистой яблони солдаты поставили стол и пару широких скамеек. Там можно было играть в карты или полежать в тишине, слушая, как шелестит листьями старое дерево. Если же надоест бездельничать, всегда есть возможность отправиться к Конраду и выслушать его очередную лекцию о том, что в этот раз извлекли из сырого грунта его старательные гробокопатели.

       Нужно сказать, что и люди из группы Отто Гафна, и подчиненные Ремера, и личный состав усиления трудились на раскопках весьма старательно, что было вполне объяснимо. Никто из них не променял бы даже эту нелегкую работу на то, чтобы штурмовать сейчас Киев или болтаться по полям и дорогам, отвоевывая у советов деревню за деревней. Солдаты, в полной мере отдавая должное представившемуся им шансу, были услужливы до крайней степени и постоянно старались просчитать на шаг вперед все желания своих офицеров. В угоду командирам где-то раздобыли прекрасную, старинную посуду и сервировали стол почти по-домашнему.

       Находясь у кургана можно было даже не смотреть на часы: за полчаса до трапезы всегда прибегал посыльный, приглашая господ неторопливо направить свои стопы к Правлению, где умелец-повар Юрген уже застилал скатерть. Все же верно кто-то заметил — «курорт».

       Так было и сегодня. В час по полудню примчался рыжий, молодой солдатик, которого товарищи дразнили «Vater Pferde», и, козырнув, пригласил господ к обеду. Изголодавшиеся на свежем воздухе офицеры моментально вскочили с мест и, отправляя различные шутки по поводу увлеченности Конрада своей работой, стали звать того из-за ограждения. Поскольку среди поднятого из штольни наверх не было ничего интересного, «Крестьянин» только отряхнул руки и, чувствуя хороший аппетит, тут же направился вслед за отбывающими на обед коллегами.

       К Правлению в сопровождении рыжего шли в приподнятом настроении и всю дорогу продолжали шутить на различные темы. У штаб-квартиры Ремера «Vater Pferde» вдруг попросил офицеров не входить в здание с главного входа, а обойти с обратной стороны. Это был сюрприз. Солдаты оторвали доски и освободили запасной вход, что находился с тылу и был заколочен. Теперь у офицеров спецгруппы появилась возможность входить в комнату непосредственно с улицы. На стене повесили жестяной умывальник, а возле него, прямо у двери, закрепили две свежесрубленных ветки, на которых, развеваясь на ветру, красовались два льняных полотенца с вышитым цветным орнаментом.

       Столы были накрыты не в спальне, а в самом зале «приемной». Винклер попытался уточнить у краснощекого повара Юргена, что за повод заставил его сделать это, но тот лишь довольно улыбался и отвечал: «не беспокойтесь, господин гауптман, мы теперь каждый раз будем накрывать столы именно так. Убрать их не сложно. Ребята это будут делать…»

       Как уже говорилось ранее, в половине второго начался обед, а уже без четверти два от кургана примчался запыхавшийся солдат и сообщил, что в штольне копатели добрались до какого-то огромного бревна. Этим сообщением прекрасный, неторопливый обед был безнадежно скомкан. Далее офицеры насыщались быстро, хотя никто никого и не торопил.

       Первым из-за стола поднялся Бауэр:

       — Господа, — вытирая испарину, выступившую на лице, сказал он, — вынужден покинуть вас. Надеюсь вы меня понимаете?

       — Я с вами, Конрад, — начал подниматься и Винклер, — признаться, после ваших лекций, мне теперь тоже в крайней степени интересно то, что вы можете там откопать…

       В этот момент Ремер, Вендт, Гафн и Юзеф Калужинский также дружно встали и, молча соглашаясь с гауптманом, двинулись к выходу.

       Внизу у подножия кургана толпились солдаты. На раскопках даже командир спецгруппы Винклер и майор Ремер лишь молча следили за отдаваемыми обер-лейтенантом распоряжениями. В инструкциях Бауэра говорилось: смена, которая нашла что-либо крупное, должна была сразу же остановить работу, выйти ко входу и никого не пускать в штольню до тех пор, пока не прибудет Конрад Бауэр.

       Плотный обед не давал возможности офицерам идти быстро, поэтому они вынуждены были растянуться в цепочку и к кургану прибывали не вместе. Разумеется, первым, оставляя прибывающих к месту коллег в тени у яблони, в пристройку поднялся сам обер-лейтенант:

       — Что здесь, Эрвин? — подходя к двери штольни, поинтересовался он, и тут же кивнул троим из смены Боммеля, чтобы те оставили их наедине.

Потомственный шахтер Цольферайна, попавший под запрос о срочном поиске среди солдат в районе Умани представителей этой профессии, терпеливо дождался, когда его помощники выйдут на улицу и спустятся к подножию кургана.

       — Я могу говорить открыто, господин обер-лейтенант? — тихо спросил он, прикрывая входную дверь.

       — Разумеется, Эрвин.

       — Вы позволите? — шахтер аккуратно вытащил короткую сигарету из мятой пачки.

       Вместо ответа Бауэр, лично запретивший курение в районе штольни, достал из кармана коробок, чиркнул спичкой и дал Боммелю прикурить.

       — У нас …что-то идет не так? — тихо поинтересовался офицер, вглядываясь в мокрое от пота лицо солдата.

       — Хм, — с удовольствием выдыхая вверх струю дыма, криво улыбнулся Эрвин, — хорошо было бы знать, господин обер-лейтенант, как это должно быть «так»? Я восемь лет отработал на шахте, перед войной уже ходил в мастерах. И сейчас командовал бы в забое, если бы не попал на восточный фронт. Наш шахтерский род был на хорошем счету, гер офицер. Да и вообще шахты Цольферайн гремели на всю Германию своими показателями. Знаете, в 37-м нашими руками было поднято наверх три с половиной миллиона тонн угля. Вы можете себе представить эту массу? Об этом даже писали в газетах. А кокс? Наш завод производил его в год по двести тысяч тонн! Вот такие были времена, гер офицер. Вы спросите, к чему я все это говорю…?

       На тот момент на Цольферайне работало около семи тысяч шахтёров и каждый, замечу еще раз, каждый! перед тем, как спускаться под землю, всегда совершал свой, определенный ритуал.

       Думаю, многие слышали о том, что никто из нас не пожелает товарищу перед работой «удачи». Вместо этого все мы, даже не верующие, говорим друг другу «с Богом!» Никто из шахтеров не станет возвращаться домой в том случае, если забыл что-то важное; никто не пойдет в забой, если встретил женщину в белом, или увидел улитку; никто не отметит в шахте какое-то нужное место крестом...

       Долгое время работы под землей, заставляет любого человека чувствовать все иначе. Не знаю, поверите вы или нет, но, когда несколько дней назад в окопах спрашивали, кто есть из шахтеров, меня словно что-то подбросило — иди…!

       — И у вас есть свой ритуал, Эрвин? — поинтересовался офицер.