Первый художник: Повесть из времен каменного века (В дали времен. Том V ) - Пахомов Дмитрий Александрович. Страница 18

— Ты спас мне жизнь, я твоя раба. Моя жизнь принадлежит тебе. Моя душа, мое сердце — все твое…

Глубокое волнение охватило Кремня. Казалось ему, что жизнь его наполнилась светом, и он шептал Заре о будущей жизни и совместной работе, о том, как он украсит ее плащи, какие сделает ожерелья…

А серп луны поднялся уже высоко над холмами и немного пересилил ночной мрак; кое-где из темноты стали вырисовываться утесы, озаренные слабыми лучами, а внизу далеко под ногами серебристые струи реки пели свою вечную монотонную песнь…

Утром Кремень и Заря сказали старому вождю о своем решении. Как ни был старик подготовлен к этому, однако новость сильно поразила его, и он, гневно сверкнув глазами, молча отошел и сел на своем любимом месте на обрыве. Кремень и Заря не тревожили его. Томительно шли часы за часами, а старик все сидел неподвижно. Какие мысли теснились в его седой голове? Он переживал свою жизнь и оплакивал былое величие. Перед его воображением проходили картины далекого прошлого, вспоминался храбрый и сильный сын, вспоминалось родное племя, жившее на берегу большого озера не в пещерах, а в хижинах, выстроенных из бревен, ему вспоминалось былое величие, когда все племя повиновалось ему как один человек, когда власть его была неограниченной и от него зависело, губить или миловать каждого из подчиненных.

А теперь он не может ничего сказать: его любимую дочь берет чужестранец, и он навсегда должен будет остаться в чужом племени, и после смерти его не возложат, как вождя, на почетный костер и не оплачут всем племенем его смерть. У него мелькала мысль, что, может быть, его сын отыщет его, но эта мысль отлетала как невозможная: прошел почти год со времени плена, и сын, который, конечно, искал его, вероятно, давно уже потерял надежду найти отца и сестру и сделался вождем племени.

Против Кремня старик ничего не имел; напротив, в нем жило глубокое убеждение, что молодой человек сумеет защитить Зарю от всего, но все-таки ему тяжело было сознавать, что дочь будет женой человека из чужого племени.

Долго сидел старик, перебирая в памяти далекое и близкое прошлое, и наконец с глубоким вздохом поднялся и направился к Кремню, который издали следил за старым вождем.

Старик подошел к Кремню и тихо промолвил:

— Возьми, я отдаю Зарю тебе! — И, положив руку на голову Кремня, он долго шептал что-то на своем непонятном наречии: произносил ли он заклинания, призывал ли благословение неба на молодую пару, молился ли, — Кремень не мог понять и стоял все время не шелохнувшись, пока старик шептал над его наклоненной головой.

ГЛАВА VIII

Переселение. — Счастье Кремня. — Странные мечты. — Неудачи. — Заря мечтает о родине. — Тревога. — Рассказ Оленьего Рога.

Для Кремня и Зари началась новая жизнь, полная новых интересов. Оба они, веселые, как птицы, деятельно принялись за устройство своего собственного гнезда.

— Поселимся отдельно, Заря, — предложил Кремень, — здесь очень много народу, шумно, бывают ссоры. Перейдем жить в ту небольшую пещеру, которую я тебе показывал; там было прежде орлиное гнездо, а теперь ничего нет, и мы хорошо устроимся.

— Я на все согласна, Кремень! Приказывай, и я буду работать и делать все, что ты велишь.

— Мы будем работать вместе, и мы сделаем себе хороший дом.

Молодые люди весело отправились осматривать свое будущее жилище. Это была небольшая пещера, затерявшаяся среди громадных утесов; едва заметное отверстие находилось довольно высоко, но Кремень и Заря, приставив сучковатое бревно, легко и быстро долезли до него. Отверстие было так узко, что они едва пролезли; зато внутренность вполне отвечала их требованиям: пещера была выше человеческого роста и шагов десять в поперечнике.

Кремень немедленно начал расширять входное отверстие, а Заря принялась очищать внутренность от сора, пыли, щепок и веток, натасканных орлами для своего гнезда.

В несколько дней при помощи кремневого топора Кремень расширил вход, придав ему форму четырехугольника, и для красоты высек вокруг небольшой выступ, который, кроме того, служил предохранителем от дождя. В это же время Заря привела в порядок все внутри, перенесла из общей пещеры несложное свое и своего мужа имущество: шкуры, оружие, глиняную посуду, корзины, и натаскала целую груду хвороста для костра.

Когда в первый раз запылал костер, то восторгу молодых людей не было конца. Пещера смотрела домовито и уютно. Вокруг очага, обложенного камнями, были разостланы шкуры; стены кое-где также были завешены шкурами; в небольшой нише в порядке стояло красиво отделанное оружие Кремня, а в другой впадине хранилась посуда молодой хозяйки и порядочный запас сушеной провизии и кореньев.

Кремень по-прежнему усердно работал над различными украшениями и очень редко уходил из дома. Охотиться ему уже не было необходимости, так как всегда было много желающих получить то или другое оружие с украшениями, которые делал Кремень, и заказчики расплачивались звериными шкурами и дичью.

Усердно работая, Кремень иногда поднимал голову, окидывал взглядом свою уютную пещеру, и сердце его наполнялось радостью и тихим домовитым чувством. Тихо потрескивал костер под большим горшком, где бурлила вода; весело хлопотала Заря среди своего незатейливого хозяйства или усердно шила, прокалывая костяным острием шкуры и искусно скрепляя их тонкими жилами; занятая работой, она тихо мурлыкала себе под нос какую-то монотонную песенку, которую слышала еще в детстве от матери.

Кремень чувствовал, что достиг всего, чего может пожелать человек: у него свой дом, впереди не предвиделось ни нужды, ни беды, так как племя его было большое и сильное и нечего было бояться нападений со стороны. Однако, несмотря на все это, он не был вполне покоен: бывали минуты, когда в его душе возникали какие-то особенные стремления, сердце рвалось куда-то в даль, хотелось сделать что-то сильное, большое, важное, и обычные работы его не удовлетворяли; но он сам не понимал, что с ним такое и, чтобы рассеяться, уходил на охоту, а побродивши несколько часов, возвращался обратно уставшим, но успокоенным.

Иногда по ночам ему не спалось, и он, охватив колени руками, сидел неподвижно, глядя в огонь костра. Искры и синие огоньки мелькали перед его усталыми глазами, переплетаясь в пестрые узоры, и он забывался. Он уносился мечтами куда-то в неизвестный край, полный очарования и света. Стены маленькой пещеры раздвигались шире и шире, искры и огоньки разгорались в яркое пламя, и, наконец, все вокруг него точно пропитывалось нестерпимым светом; перед внутренним взором его вставала какая-то могучая, лучезарная фигура, лицо которой горело, как солнце, а голос гремел, как раскаты грома. Сердце Кремня трепетало в восторге и ужасе, и он повергался ниц перед волшебным видением и трепетно шептал слова мольбы и восторга. Он видел Великого Духа, слышал его призывы к чему-то большому и важному. Ему казалось, что он призван совершить что-то великое, и мечты уносили его. Но когда проходили минуты очарования и он, очнувшись от своего полусна, оглядывал свою пещеру, то какое-то неудовлетворенное чувство охватывало его душу, и действительность, как она ни была хороша, казалась бедною в сравнении с тем видением, которое только что было перед его глазами.

Кремень не раз рассказывал Заре о своих видениях, но из рассказов ничего не выходило: не хватало слов, чтобы передать все, что хотело бы передать сердце, и Заря не понимала мужа; да и где же простой дикарке понять странные волнения, которые испытывал молодой художник, когда даже сам он не мог отдать себе отчета в своих чувствах.

Заря слушала мужа с покорностью и проникалась глубоким благоговением перед этим удивительным для нее человеком.

Она, между прочим, замечала, что после таких минут Кремень деятельнее начинал работать, и из-под его резца выходили все более и более удивительные рисунки.