Римское дело комиссара Сартори - Энна Франко. Страница 26

— Один момент! — вклинился в разговор командор. — Убийца, если мы говорим об убийстве, не оставил бы шприц рядом с Катей. Тогда воз­никает вопрос: а может, это самоубийство? Девушка могла выбрать такую смерть.

— Почему? И именно в квартире Мэри Джойс, не оставившей после себя никаких следов? Нет, командор, скорее всего, Катя была убита. И рано или поздно мы узнаем, кем и почему. А пока усилим поиски вашей дочери. Приготовьте мне подробный список друзей Марины в Италии и за границей.

— Но моя дочь может скрываться где угодно, — взорвался Соларис. — С некоторого времени, как я вам говорил, она связалась с этими прокляты­ми длинноволосыми на площади Испании. Любой из них мог приютить ее, стоит только попросить.

Сартори встал, за ним последовал бригадир.

— Может быть, — тихо произнес комиссар. — Мне не дает покоя мысль, что у синьорины Марины есть ключ от квартиры на улице Маргутта.

— Вы в этом уверены? — спросил командор.

— Да. Если только мой информатор не солгал. Но у него не было при­чины делать это. Синьора, до свидания. Спасибо за гостеприимство.

В прихожей их ждал безукоризненный и точный слуга-японец. Он поклонился до земли, прежде чем дверь за ними закрылась.

Ставится ловушка

Улица блестела от дождя, в ней как в зеркале отражался свет фонарей.

Бригадир Корона открыл дверцу автомобиля.

— Что будем делать, доктор?

— Сделаем вид, что уехали, потом вернемся и подождем. Я чувствую, что-то должно произойти. Более того, чтобы от нас ничего не ускользнуло, поставим автомобиль у выхода. Так будет лучше. Мне кажется, это един­ственное решение.

— Действительно.

Пока бригадир ставил автомобиль в другой конец улицы, которая вела к бульвару Париоли, Сартори вызвал автопатруль и проинструктировал его. Когда он кончил говорить, они очутились в нескольких метрах от ворот дома Соларисов, почти в той же точке, из которой недавно отъехали. Коро­на потушил фары и приблизился к тротуару.

— У вас есть идея, доктор?

— Да, очень смутная.

Бригадир задумался ненадолго, затем снова возобновил разговор, не отрывая взгляда от входа в дом Соларисов:

— Куда может пойти командор?

— Может, он приведет нас к дочери.

— А!

Зажужжал радиотелефон. Полицейский снял трубку.

— Слушаю, Сартори.

В трубке заорал голос с вибрирующим акцентом южанина:

— Доктор, мы на месте. Прием.

— Хорошо. Я предупрежу вас о типе автомобиля, который надо пре­следовать. Если будет дело. Прием и конец. — Комиссар положил трубку и прибавил: — Кто знает, какой автомобиль у Соларисов.

Вдоль улицы, по обе стороны, располагались двумя длинными рядами автомобили; многие из них были с мощными моторами. Как ни силился Сартори, ему не удавалось представить себе, какая машина может быть у Томмазо Солариса. Если только командор не ставит ее в гараж. Но эта гипотеза сразу же была отброшена, так как ворота гаражей не выходили на улицу.

— Который час?

— Десять минут двенадцатого, доктор.

— Вооружимся святым терпением. Вы голодны, бригадир?

— Немного.

— Когда все кончится, пойдем в «Гранкио Адзурро». Там мы найдем что-нибудь поесть.

Они закурили и дымили, держа руки под уровнем ветрового стекла. Лил непрерывный и мелкий дождь. Стекла быстро тускнели от влажности. Время от времени Корона включал на несколько минут «дворник».

В одиннадцать двадцать пять ворота приоткрылись, и наружу выско­чили двое мужчин. Они попрощались с третьим, который закрыл за ними дверь. Немного спустя молодая женщина открыла дверь ключом и исчезла в роскошном портике. С одного из соседних балконов послышались смех и живая музыка.

— Вполне возможно, эта бессонная ночь пройдет для нас даром, — посетовал Сартори.

— Ничего не поделаешь, — пробурчал Корона.

— У вас дома все нормально?

— Да, спасибо. У жены вчера были колики. Женское дело. Всегда что-нибудь.

Сартори издал смешок и с горечью подумал о своей семье, которая сейчас далеко от него, на Сицилии. Меньше чем через два месяца наступит Рожде­ство, но вряд ли у него будет возможность съездить туда. А может, он и не пытается поехать. Мысль о том, чтобы оставить Харриет, мучила его. Эта любовь становилась болезнью, она скручивала его внутренности до спазмов.

Комиссар продолжал размышлять о нелепом повороте его существова­ния. Рядом с ним находился человек, преданный ему и привязанный к нему, но это был другой мир, у него были другие цели.

Голос Короны отвлек комиссара от мрачных мыслей.

— Полночь.

— Уже.

— Я слышал, что в парламенте представят закон о повышении жалова­ния. Может, его утвердят до праздников.

— Даже если и утвердят, пройдет время, прежде чем он дойдет до нас.

Наступило молчание. Они закурили еще по сигаретке. Смех и музыка действовали расслабляюще.

— Развлекаются, собачьи дети! — пробормотал Корона.

— Мы тоже развлекаемся, — с горечью проговорил Сартори.

— Вы слышали о Турризи, старшем агенте?

— Нет. А что с ним?

— У него больные легкие — после трех лет службы на Сардинии, это неудивительно. Так вот, они не хотят признать, что он получил болезнь при исполнении служебных обязанностей.

— Свиньи!

— Я думаю, мне лучше было остаться в деревне. У меня хорошая про­фессия. Согласен, что туфли сегодня делают сериями, на фабриках, но у нас хороший сапожник живет неплохо. Если сумеет создать свою клиенту­ру. Вы помните Камели, сапожника?

— Кажется, помню.

— Ну вот, он открыл магазин и построил дом в два этажа, со стороны кладбища. Красивый дом, мне говорили. Теперь у жены будет большой выбор любовников. — Корона оборвал речь и застыл. Послышался шум поднимаемых жалюзи в переулке, справа от соседнего дома. Две фары осветили стену, и рокот мощного мотора разорвал тишину. Было без двад­цати час.

— Заводите мотор, — приказал комиссар.

— Это он? — спросил Корона, повинуясь.

— Увидим.

Рокот приближался. Из переулка показался «Мазерати» и остановился носом к дороге; ему не давал выехать «Фиат-500», стоявший справа на стоянке. Сквозь поднятое левое стекло можно было различить профиль Томмазо Солариса, подсвеченный снизу слабым зеленоватым светом при­борной доски, а сбоку — уличными фонарями.

— Это он! — воскликнул Корона.

— Фары не включать.

Пока командор нервно производил маневр, чтобы выехать из двух рядов машин, комиссар вызвал автопатруль, находившийся на бульваре Париоли, и дал им данные об автомобиле для преследования. Последним усилием «Мазерати» буквально выпрыгнул на дорогу, задев правой сторо­ной «Фиат-500», и урча, направился в сторону бульвара Париоли. Корона не успел снять ручной тормоз, как машина исчезла за поворотом.

— Проклятье, он ускользает от нас! — прорычал комиссар.

Автомобиль полиции, взвизгнув покрышками, рванул с места. Когда

они выехали на бульвар Париоли, «Мазерати» уже вошел в ленту улично­го движения. За ним следовал второй полицейский автомобиль. Соларис направлялся к площади Унгериа, не снижая скорости.

— Он дает сто, этот сумасшедший! — возмутился Корона.

— Попытаемся не дать ему ускользнуть.

— Автопатруль преследует его.

На перекрестке площади Унгериа командор проехал на красный свет, обойдя справа грузовичок, выезжавший с проспекта Льеджи. Послышалосьругательство водителя грузовичка: «Рогоносец!» Автопатруль — машина без опознавательных знаков, как у Короны и Сартори, — также проехал на красный свет; за ним последовала вторая полицейская машина. Блуждаю­щий регулировщик — усердный служака — свистнул повторно.

Теперь все три автомобиля на скорости направлялись к площади Фламинио, лавируя между машинами и оставляя позади себя звуки клаксонов и ругательств.

Комиссар вызвал автопатруль и посоветовал им не проявлять инициа­тиву в отношении водителя «Мазерати».

— Мне интересно знать, куда он направляется, — уточнил Сартори. — Когда он остановится, если мы не потеряем его из вида, вы проедете дальше и будете держать его под контролем. Выйдете со мной на связь.