За морем - Уильямс Беатрис. Страница 44

И наконец, на последней странице я обнаружила то, что рассчитывала увидеть: копию письма. Мой взгляд тут же упал на подпись к иллюстрации: «Послание, отправленное Эшфордом леди Честертон 25 марта 1916 года перед выходом в ночной рейд. Последнее известное письмо Эшфорда».

У меня задрожали пальцы, да так, что я с трудом смогла устойчиво удержать блокнотный листок рядом с книжной страницей. Я внимательно переводила взгляд с одного послания на другое, сопоставляя торопливый почерк оставленной мне записки и ровные строчки письма к леди Честертон.

Сперва я даже вздохнула с облегчением. Оба почерка казались похожими, однако не идентичными. Строчки, выведенные рукой постарше, были менее изящными и даже грубоватыми в сравнении с письмом двадцатилетнего корреспондента.

И все-таки чем дольше я на них смотрела, тем беспокойнее мне становилось. У обоих образцов был одинаковый нажим, одинаковые росчерки, одинаковая легкость. И оба имели одинаковый наклон — какой-то непривычный и не совсем правильный.

Как будто начертавшие эти послания оба были левши.

А отдельные буквы — «F», «Y», заглавная «I» — выглядели просто идентичными.

Словно тот, кто оставил мне записку, являлся этакой взрослой версией того юноши из книги.

Или, может, некто двадцать лет своей жизни писал левой рукой, а вовсе не осваивал этот навык после, скажем, серьезного повреждения правой.

Выронив книгу и записку, я понеслась в ванную, где меня жутким образом вывернуло в унитаз.

ГЛАВА 13

Когда Джулиан вернулся из Нью-Йорка, я сидела на старой каменной ограде, на том же самом месте, что облюбовала накануне.

Сегодня к вечеру стало заметно прохладнее. Я надела одни из свежекупленных джинсов и кашемировый свитер Джулиана — как раз тот, что он вчера накинул мне на плечи, — и теперь сидела, вдыхая его запах, наблюдая огненный разлив заката на горизонте и отчаянно жалея, что не в силах отмотать время на двадцать четыре часа назад.

Я слышала, как прошуршал по подъездной дорожке «Мазерати», как рыкнул напоследок мощный движок, прежде чем Джулиан его заглушил. Слышала мягкий хлопок автомобильной дверцы, шаги по гравию в сторону парадной двери. Стоял ясный вечер, и прозрачный загородный воздух прекрасно доносил все звуки.

Должно быть, минуту-другую Джулиан бродил по дому, пытаясь меня найти. Я сидела не шевелясь, представляя, как он переходит из комнаты в комнату, как поскрипывают половицы под его начищенными ботинками, как он выкликает мое имя своим изысканным голосом со странным ностальгическим оттенком. С оттенком аристократизма.

Наконец я услышала, как где-то в ста шагах открылась французская дверь, и закрыла глаза, неподвижно, с нарастающим волнением ожидая, пока он подойдет.

— Вот ты где, — обнял он меня сзади, легко коснувшись подбородком моей головы. — Прости, что задержался. Я мчался к тебе как мог быстрее. Через Фэрфилд просто невозможно проехать, жуткие пробки.

— Угу… — Я бы сказала и больше, но голос меня не слушался.

— Я ужасно по тебе скучал, — сказал Джулиан, целуя меня в висок, как мне очень нравилось. — Может, пойдем в дом и поужинаем?

Я все так же не могла ни заговорить, ни двинуться с места. Могла лишь чувствовать Джулиана: его руки, его дыхание, губы, тепло его тела, слышать звук его голоса, вдыхать запах его кожи.

— Милая, ты все еще злишься на меня? Я ведь только пошутил насчет храпа. Правда. Если б я сказал тебе, как оно было на самом деле, ты бы насмешливо закатила свои прекраснейшие глазки: как я долго лежал рядом, вслушиваясь в твое дыхание и жалея, что не смею тебя разбудить.

Тогда я чуточку повернула к нему голову, чтобы он мог меня услышать, и сипло выдавила:

— Лучше б посмел.

Он шумно вздохнул, крепче сжав меня в объятиях.

— Родная, я не мог… Мы не можем…

— Скажи… — оборвала я его и, кашлянув, протолкнула засевший в горле комок. — Расскажи мне о Флоренс Гамильтон.

Джулиан на миг обмер.

В наступившей паузе было слышно, как на ближайшем дереве выразительно, в полную силу распевает какая-то птица.

— А… — уныло выдал он, все сказав этим единственным звуком.

Я не стала нарушать окутавшее нас молчание, не желая торопить Джулиана с ответом.

— И где ты слышала это имя? — наконец, как бы вскользь, спросил он.

— Перед самым моим отъездом мне прислали пакет. — Подняв с колен книгу, я вложила ее в оказавшиеся передо мной ладони.

— А-а… — снова выдохнул он.

— Поначалу я думала, это какое-то забавное совпадение или что это какой-то твой предок. Но потом я увидела твою записку, и почерк на ней выглядел… Ну, не совсем таким же, но, очевидно… — Тут голос у меня оборвался.

— Умная ты моя девочка, — произнес он тихо, не выпуская меня из объятий, горячих и нежных. Я ощущала слабый мускусный запах кожи, приставший к нему за время долгого сидения в машине. Джулиан провел большими пальцами по обложке. — И много успела прочитать?

— Только аннотацию да вкладку с иллюстрациями. На большее меня не хватило.

Очень бережно он отложил книгу в сторону на камень, перебрался через стену и встал передо мной на колени в траву.

— Скажи мне только одно, — почти шепотом произнес он, взяв в ладони мои дрожащие руки. — Это важно?

Я готова была разразиться слезами.

— Важно?! Разумеется, это важно! Мне важно, кто ты, Джулиан! Ты… Я ведь читала о тебе еще в школе, даже писала эссе по этому твоему стихотворению. У меня просто не укладывается в голове! Просто принять на веру? Бог ты мой!.. Еще недавно ты был для меня всего лишь хеджевым гигантом, миллиардером, не более того. А теперь ты вдруг — Джулиан Эшфорд! То есть, как, скажи на милость, может очутиться здесь Джулиан Эшфорд? Как он может любить меня? Ведь это просто немыслимо, невероятно!

— Это не невероятно. — Глаза его блеснули на меня с горячей убедительностью. — Это самая суть моей жизни.

— Нет. Не надо… Ты же был помолвлен, Джулиан. Как я вообще могу сравниться с Флоренс Гамильтон? Я ведь когда-то о ней читала. Она же просто кумир! В «Таймс» была статья о ней, несколько недель назад…

— Поговорим о ней позднее, если тебе будет угодно, — сказал он с холодком. — Но тебе все же следует знать, что она никогда не была моей невестой. Разве что, пожалуй, в ее собственном воображении.

— В любом случае… — в отчаянии произнесла я и попыталась встать, но Джулиан все так же крепко держал меня за руки.

— Это все, из-за чего ты растревожилась? — спросил он. — Или ты сомневаешься в моих чувствах к тебе?

— Конечно, я не сомневаюсь. И это ерунда в сравнении с… со всем прочим. Как и почему такое произошло? Что довелось тебе вынести? Ведь передо мной теперь совсем новый Джулиан, которого я даже не знаю.

— Но ты-то как раз меня знаешь. Я ничуточки не изменился. — Он настойчиво потер большими пальцами мои кисти вдоль косточек. — Взгляни на меня, любимая. Это же я. Я тот же самый человек, и ты хорошо меня знаешь.

— Так не бывает. Такого правда не может быть.

Я посмотрела на наши крепко сцепленные руки. На его руки. На те руки, что швыряли гранату, спускали курок винтовки «Ли-Энфилд», писали знаменитое каноническое стихотворение в записной книжке пехотного офицера.

На руки Джулиана Эшфорда.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он через мгновение.

— Сейчас уже лучше. В три часа меня вырвало.

— Прости, Кейт… — Опустив голову, он поцеловал мои ледяные пальцы. — Если б ты знала, как это не давало мне покоя, как я мучился, гадая, надо ли тебе все это рассказывать! И как об этом рассказать? Сознавая при этом, какой же я болван, что вообще тебя добиваюсь.

— Положим, не так уж сильно пришлось тебе добиваться, — подняла я на него глаза. — Так что не сокрушайся так. И ты ни в чем не виноват.

— Я пытался избегать тебя. И мне действительно лучше было бы держаться подальше.

— Без тебя я чувствовала себя несчастной.