За морем - Уильямс Беатрис. Страница 45

— А теперь разве для тебя лучше?

— Я привыкну. Дай мне только время. — На последнем слове мой голос дрогнул.

— Я готов ждать хоть всю жизнь.

— Я свыкнусь с этим. Придется свыкнуться, — зажмурилась я. — У меня просто нет иного выбора.

— Почему же, есть. Я бы понял.

— Ох, ради бога… Это бы все равно не помогло. — Я отняла от него руки и потерла пальцами виски, словно надеясь тем самым как-то раздвинуть свой разум, чтобы он в состоянии был все это охватить.

— Я совершенно серьезно, Кейт. Тебе необязательно здесь оставаться, если для тебя все это чересчур.

Я снова открыла глаза. Сквозь стоявшие в них слезы я увидела перед собой его лицо, широкий лоб, прочерченный от волнения морщинками, его зеленовато-голубые глаза, в которых сейчас отражался шедший от дома свет.

— Да, конечно. Но, видишь ли, в том-то все и дело: я уже очень давно не могу жить без тебя. Что бы там ни было и кем бы ты ни был.

Джулиан на миг опустил веки. Потом поднялся с колен и, развернувшись, прислонился к стене рядом со мной, вытянув вперед, в траву, свои длинные ноги. Под темными шерстяными брюками костюма рельефно проступили квадрицепсы. От его руки, лежавшей позади меня на холодном камне и почти не касавшейся моей спины, исходило ощутимое тепло.

— Я полагаю, у тебя есть вопросы, — сказал он.

— У меня миллион вопросов. Но я не знаю, о чем спрашивать. Я вообще не представляю, как в это поверить. Даже теперь, осязая тебя рядом с собой — такого реального, теплого, сильного… такого настоящего, — я все равно никак не могу отделаться от мысли, что это не может быть правдой. Этого просто не может быть! Потому что только прошлой ночью, этим утром мы лежали с тобой рядом… — Продолжать я не могла, воспоминания были слишком трогательны.

— Может, пойдем в дом? Обсудим все это за бутылочкой вина?

Прозвучало это так обыденно — впрочем, что еще нам оставалось делать?

Я согласно кивнула, и Джулиан, подхватив меня со стены, поставил на ноги и взял за руку. В молчании мы пошли к дому.

Все между нами теперь как будто перемешалось и переоценивалось, голова буквально шла кругом. Почему-то я никак не ожидала, что он в этом признается. Вопреки всякой вероятности, я предполагала услышать от него какое-нибудь смешливое объяснение, пусть даже это будет неправдой, и мы оба будем знать, что это неправда. Почему-то я надеялась, что все само собою утрясется и мы будем, как прежде, просто Джулианом и Кейт.

Он привел меня в библиотеку, усадил на диван. Через минуту вернулся с графином красного вина и двумя бокалами.

— Лафит восемьдесят второго года, — сообщил он, наполняя мне бокал. — Берег для особого случая.

— Вроде того, что ты объявишь своей подружке, что ты с 1916 года герой войны? — съязвила я.

Джулиан глянул на меня с улыбкой.

— О, к тебе возвращается чувство юмора, — сказал он, отставляя емкость с вином на кофейный столик, и уселся подле меня. — Хороший знак. Хотя, сказать по правде, я налил его в графин еще утром, до отъезда. — И он с наслаждением поводил носом над бокалом.

— То есть ты в любом случае планировал сегодня мне это рассказать?

— Нет. — Джулиан тихо улыбнулся. — Просто был очень растроган, увидев тебя на рассвете на моей подушке.

Он протянул ко мне свой бокал, и мы чокнулись.

— Не представляю, за что мы сейчас пьем, — усмехнулась я.

— Думаю, за правду. Знаешь, для меня это немалое облегчение. Особенно учитывая то, что ты, похоже, восприняла это так неплохо.

— Я просто еще не оправилась от шока. Может, я еще впаду в истерику попозже. — Я медленно потянула вино. — Боже, какое чудо! — выдохнула я, восхищенно глядя в бокал. Источаемый им густой фруктовый аромат благодатно окутывал сознание.

— Да, восхитительное вино, — согласился Джулиан и, осторожно повертев бокал, глотнул еще вина. — Итак, пожалуйста, первый вопрос.

— Первый, пожалуй: как? В смысле, на этом я пока просто застопорилась. Как такое может быть? Как ты можешь сидеть тут рядом со мной? Это что, какое-то непостижимое физическое явление? Какой-то ключ к вечной молодости? Или что-то типа… — Я даже наклонила голову, не решаясь выговорить это слово. — Магии?

— Как ни странно, в этом я сам толком не разобрался. Я услышал, как над головой зловеще взвыл снаряд, подумал, что мне крышка. А следующее, что я осознал: что очухался во французском госпитале. Точнее, в современной больнице, под Амьеном.

— То есть… — Я сделала еще глоток, уже более долгий. — То есть ты совершил путешествие во времени.

Мой мозг словно дистанцировался, слыша эти слова с изрядного расстояния и дивясь нелепой будничности тона. Как будто мы обсуждали, как сыграли «Янкиз». Чего там — классный «хоумран»! Классное путешествие во времени!

У Джулиана же на лице застыло удивление, словно он никогда и не рассматривал подобный вариант.

— Да. Думаю, произошло именно то, как ты это назвала. Вероятно, кто-то обнаружил меня на поле с сочащейся из ушей кровью и вызвал санитаров.

— Кто?

— Не знаю. Тот человек исчез. Однако на следующий день в больницу доставили адресованное мне письмо, отпечатанное на машинке, с наставлением не распространяться о моем прошлом. В конверт был вложен ключ от камеры хранения на амьенском вокзале. Когда я спустя неделю открыл нужный шкафчик, то обнаружил в нем рюкзак с одеждой, деньгами и документами: то есть все более-менее необходимое, чтобы начать новую жизнь.

— Словно все было каким-то образом спланировано. Странно… — Я саркастически усмехнулась. — Хотя тут это слово, пожалуй, неуместно. Сверхъестественно.

Джулиан провел пальцем по ободку бокала.

— Некоторое время я был просто в шоке, чего, собственно, и следовало ожидать. Это в высшей степени дезориентирующее в жизни событие, какое только можно себе вообразить. Поначалу я решил, что просто сплю. Или что я умер. Потом лишь радовался тому, что остался жив. Наконец мало-помалу стал размышлять о разных вещах. О том, что оставил позади. О том, что, возможно, ожидает меня в будущем.

— И ты отправился в Нью-Йорк.

— Да. Покрутился немного на Уолл-стрит и вскоре основал «Саутфилд».

— Ты очень даже неплохо приноровился к новой жизни… — Тут я запнулась и помотала головой.

— Что такое?

— Мне просто не верится, что мы ведем сейчас этот разговор. Это же безумие! Или, может, я сплю? Ты в самом деле Джулиан Эшфорд? Тот самый Джулиан Эшфорд?

— Боюсь, что да.

— «Тела полуприсыпаны землей». Что это было? «И рты, разверстые в беззвучном крике». Это твое?

— О, так ты, выходит, знаешь это стихотворение?

— Джулиан, я тебя умоляю… — Я склонила голову набок, изумленно разглядывая его. — И ты все это время был жив? И заправлял в Нью-Йорке хедж-фондом?!

— Ну, надо же мне было чем-то заняться.

Я улыбнулась, невольно испустила короткий нервный смешок, потом еще один. Сперва Джулиан недоуменно уставился на меня, наконец его губы смешливо изогнулись. Не переставая смеяться, я наклонилась вперед, уткнувшись лбом себе в предплечья.

— Извини. Это в каком-то смысле очень оригинальная насмешка судьбы. Надо ж чем-то заняться! Взяться за хедж-фонд! Я чего смеюсь: а чем, по-твоему, занят Руперт Брук?^[43] Серфингует в Нижней Калифорнии?

Джулиан мотнул головой и, небрежно хохотнув, ответил:

— Брук — болван.

— Так ты его знал?! — Я села, развернувшись к нему и упершись коленом в диван.

— Мы какое-то время учились вместе в Кембридже. — Он протянул руку, коснувшись моей ладони, накрыв пальцами костяшки кисти.

— Ах да, естественно, — выдохнула я. — Ты же всех там знал. Может, ты еще и водил дружбу с Черчиллем?

— Ну, он все-таки был меня постарше. Хотя мы были с ним знакомы.

— И каким он был?

— Да более-менее таким, как ты его и представляешь. Настойчивый. Самоуверенный. Упрямый. На скучном ужине — чертовски милый сотрапезник. — Джулиан принялся мягко потирать мои пальцы, отчего по всей руке пробегали мурашки, отдаваясь приятным покалыванием в коже головы. — Знаешь, крайне приятно было выяснить, что он и дальше продолжал спасать «свободный мир»^[44] и все такое, — добавил он, скривив губы в невеселой улыбке.