Глядящие из темноты - Голицын Максим. Страница 29

— Куда? — только и успел пробормотать Леон.

— В погреб. Куда ж еще?

Сорейль почему-то оказалась впереди — ее бурое домотканое платье все равно было светлей охватившего их мрака. Дом стонал и трясся, точно умирающий ящер.

Кольцо было прочно вделано в дощатую крышку — он потянул его на себя так, что заныли мышцы, тут только сообразил, что люк заперт на щеколду, ногой отодвинул засов, вновь потянул за кольцо… открылась Верная дыра в подпол, искать свечу или лучину уже не было времени, они скатились по лестнице. Айльф, который бежал последним, захлопнул люк, и тьма обступила их со всех сторон. Что-то над ними сотрясалось и ревело, словно чудовищный великан пытался добраться до живой плоти, спрятанной во чреве погреба, бревна ходили ходуном, точно ребра грудной клетки, он не слышал, как они обрушились, потому что вообще ничего не слышал, он оглох и потому не сразу понял, что шум прекратился.

Водяной вал, разметав наземные постройки, прокатился дальше, к бурым, сгнившим полям. На земляном полу плескалась вода, но не много — по щиколотку…

Зато дышать становилось все труднее — он с трудом набрал в легкие спертый воздух и пропыхтел:

— Живы?

— Кажется, да, — неуверенно ответил Айльф, — оно и вправду ушло?

— Да. — Леон осторожно покрутил головой. В ушах звенело — но это, должно быть, от резкого перепада давления. — Нужно выбираться отсюда, пока мы еще не задохнулись. Сорейль, ты как? — Ничего, сударь, — ее голос звучал безжизненно, — не тревожьтесь.

Он встал, зашипел от боли, ударившись головой о низкий потолок, и ощупью нашел лестницу. Люк был закрыт на совесть — он напрягся, пытаясь отодвинуть крышку, но она не поддалась.

— Айльф! — крикнул он. — Давай сюда. Нас завалило! Он не видел, как Айльф подошел и уперся в крышку рядом с ним, — лишь слышал его частое дыхание. Наконец им удалось чуть приоткрыть люк, на который явно упало что-то тяжелое, должно быть, балка… В щелку хлынул неяркий свет и Леон ощутил на щеке слабое прикосновение свежего ветра. Крышка подалась на ладонь — не больше, но дышать сразу стало легче.

— Сударь, — что-то коснулось его руки — держите.

Это был черенок лопаты, которую, стоя внизу, протягивала ему Сорейль. Он с трудом просунул круглую чурку в щель — по крайней мере, она не давала люку захлопнуться вновь — и всем весом налег на язык лопаты, щель чуть расширилась.

— Сможешь пролезть? — пропыхтел он, обращаясь к Айльфу.

— Я вам что, гад какой болотный? — возмутился Айльф, но тем не менее попытался протиснуться сквозь отверстие.

Сорейль отчаянно пыталась помочь, налегая на рычаг всем своим слабым весом, и в тот момент, когда Леон уж совсем решил, что они сейчас совместными усилиями прикончат Айльфа, размозжив ему шейные позвонки, юноша отчаянно извернулся и, точно угорь, проскользнул в щель. Раздался грохот, какая-то возня, люк захлопнулся, потом опять распахнулся, на этот раз шире, и на фоне серого неба показалась голова Айльфа.

— Порядок! — сказал он довольно. — Ничего страшного, сударь, просто присыпало маленько…

Леон выбрался наружу, оказавшись среди разметанных бревен — видно, одно из них и заперло крышку люка, помог выбраться Сорейль и оглянулся. Вокруг расстилалось пустое, залитое пространство, мельница исчезла — целый пласт земли рухнул в реку, запрудив ее, и мутная вода бурлила и пенилась, пытаясь дотянуться до края плотины.

— Странная получилась у нее могила… — задумчиво сказал Леон.

— Не хуже других, — философски заметил Айльф.

Сорейль схватила его за руку — пальцы у нее были тонкие и холодные.

— Ты что? — удивился он.

И услышал, как у него за спиной кто-то деликатно кашлянул.

Они стояли у кромки воды — серые, как тени… Должно быть, еще пару недель назад это были небогатые, но вполне довольные жизнью земледельцы, теперь же любой городской нищий по сравнению с ними выглядел богачом. Опорки, обмотки, обноски… И — ржавые, погнутые вилы, недвусмысленно наставленные в сторону Леона.

— Вот и они, — сказал один из новоприбывших. Еще двое отделились от толпы и приблизились к ним, странно приседая и кланяясь. Леон вдруг сообразил, что этим людям было страшно — до тошноты страшно, но они все равно шли. Вилы и заостренные колья тряслись в их руках, и вовсе не потому, что их владельцы вынуждены были брести по жидкой грязи, которую оставил после себя прокатившийся сель.

— Они вышли из-под земли, — человек во главе этой странной компании воздел худую руку, — как и было предсказано.

— Вы… ошибаетесь, —Леон наконец опомнился. — Мы просто случайные путники. Вы принимаете нас за кого-то другого.

— Нет, — сурово сказало огородное пугало, покачав головой.

Айльф попробовал было сделать невинный шаг в сторону, но в бок ему тут же уперлись ржавые вилы. Черт, и почему у них полным-полно этого проклятого железа…

Еще одно пугало приблизилось, неся в вытянутых руках моток пеньковой веревки — грубой, волосатой, 'но даже на взгляд прочной.

— Пожалуйста, — голос пугала звучал умоляюще, — не сердитесь на нас… Вы ведь не сделаете нам ничего плохого, верно?

— Сделаю, — Айльф повернул к говорившему страшно оскаленное лицо, тот на миг отшатнулся, но потом вновь, с отчаяньем обреченного, уставил ему вилы в бок.

— Ничего он не сделает, — попытался успокоить нападавших кто-то из-за спины Леона, — мы же обвели их нору земляным кругом… окурили святым дымом… Вяжите их. А будут сопротивляться, осиновым колом…

«Это, — подумал Леон, — уже слишком».

— Девицу пусть отдадут, — произнес еще один голос, помоложе. — Зачем им девица?

— Верно, — тут же подсказал Айльф. — Это дочка владетельного сеньора… за нее дадут богатый выкуп в Солере…

Живое кольцо расступилось, и Сорейль дали пройти. Она сделала несколько робких шагов, нерешительно оглядываясь, и стала в стороне — молчаливая, испуганная. Никто не сделал попытки даже подойти к ней. «И на том спасибо, — подумал Леон, чувствуя, как веревка врезается ему в запястья. — Опять, — подумал он с тоской. — Господи, когда же это кончится? Но ведь это же не разбойники… Я же вижу… Что на них нашло?»

— У нас же ничего нет, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче и убедительней, — только то, что на нас.

— Нам от вас ничего не надо, — сурово сказал тот, что по-прежнему стоял рядом, приставив вилы к его груди, — мы ничего не берем от таких, как вы.

— Тогда отпустите нас и ступайте своей дорогой, — сурово произнес Леон.

— Не раньше, чем вы сделаете свое дело, — в голосе человека звучал почти нескрываемый страх, но он старался говорить не менее твердо.

— Какое еще дело? — Леон искоса поглядел на Альфа; тот молчал, прикусив губу. — Можете грозить сколько хотите, — постепенно распалялся их новый знакомец, — хоть погибелью. Но нам уже нечего терять… Неужто вам трудно? — Да говорите же толком, что вам надо, — Леон совершенно растерялся. — Мы хотим… — говоривший явно робел от собственной наглости; не потому, что он просил невозможное, подумал Леон, а потому, что он вообще просил — Мы умоляем… нижайше, почтительнейше умоляем — остановите наводнение. Леон открыл рот, ничего не сказал и медленно закрыл его. — Он думает, что мы — те, кого нельзя называть, — вежливо пояснил Айльф. — Корры?! — Леон вытаращился на него. Должно быть, он сказал это громче, чем следовало, толпе истощенных, оборванных людей прошел тихий гул, и они стали валиться на колени, точно колосья под серпом жнеца.

— Не понимаю. — Леон повернул голову. Далось ему это с трудом, поскольку мешал шершавый и одновременно мокрый столб, к которому он был примотан, точно муха, спеленутая паучьим коконом. — Почему корры? Я же помню, они, по поверьям, совсем не похожи на людей…

— Ну, — Айльф, примотанный рядом к точно такому же столбу, почесал нос о плечо, — вообще-то, конечно, не похожи. Но вообще-то они способны принимать какой угодно облик — ежели уж им так заблагорассудится. Не потому же они носят свою личину, что не могут ее поменять на другую! Просто она им нравится, вот и все. Наверняка считают себя красавцами…